Всем смертям назло
Шрифт:
Мы помолчали, как бы привыкая к новому положению вещей.
— Между прочим, мой начальник — он заместитель губернского прокурора, — соврала я.
— Хай ему грец! — равнодушно заметил Валерка.
— Ну пока! — сказала я.
— Пока! — рассеянно ответил Валерка.
Когда я вернулась к столу, Шумилов ни о чем меня не спросил, а я сама ему сказала:
— Это друг моего отца. Он заместитель управляющего Главсахара.
— Ну? — сказал Шумилов и добавил: — Пусть ему будет хуже!
Стоял август. Над теплыми камнями Одессы плыло неприкрытое оранжевое солнце. В конце каждой улицы синело море. В гавани картинно застыли суда, казалось, сошедшие со страниц романов Джозефа Конрада. Уличные продавцы выкликали свой товар музыкальной скороговоркой, как в оперетте: «Ах, вот сочный, спелый грюш!», «А вот рас-кошный слив!»
Дюк Ришелье смотрел со своего пьедестала недоуменным взглядом: Одесса, город контрабандистов, международных шпионов, негоциантов и бездельников, уходила в прошлое под грустные мотивы нэповских романсов: «А у меня больная мама, она умрет, когда растает снег»...
Каждый вечер мы прогуливались по набережной, бродили в нарядной, по-южному говорливой толпе, молчали. Потом к нам подходила Жанна, нарядная, оживленная, настороженная.
В какой-нибудь кофейне, где в общем шуме можно было спокойно вести тихий разговор, мы слушали ее сбивчивый нервный шепот.
Арест Лямина-младшего не особенно огорчил его отца. «Поди докажи, что он не случайно получил эти деньги от покупателей!» — резонно заключил Лямин-папа.
И ни с кем Жанну не свел, и ничего нового ей не открыл.
Но заботу Жанны он оценил в полной мере.
— Придется вам, детка, взять на себя кое-какие хлопоты, — сказал он ей. — Если через месяц сына не выпустят, я поручу вам одно дельце.
Сына, конечно, не выпустили. И ровно через месяц Жанне позвонили по телефону из Одессы. Лямин-старший предлагал ей немедленно выехать в маленький городок Тарынь, где ее встретят на вокзале, узнают по описанию и по условному знаку: у нее должна быть в руках нотная папка с красными шнурками.
И снова тем же поездом выехали и мы. Жанну встретила на вокзале пожилая, хорошо одетая дама. Мы проводили взглядом обеих женщин, не спеша прошествовавших в боковую улицу, и подумали, что наконец, кажется, дело сдвинулось с мертвой точки.
Вечером на условленное место Жанна не пришла. Контрольное свидание было у нас назначено на следующий день уже в другом месте, в маленькой кондитерской на перекрестке двух бойких улиц. Но Жанна не появилась и здесь. Старуха ее не выпускала, это было ясно. Вероятно, она хотела сама и проводить ее в обратный путь.
Мы выехали на вокзал к поезду и сразу же увидели Жанну со старухой. В руках у Жанны был ее чемоданчик. Старуха несла другой. Это нас обнадеживало!
Усаживая Жанну в купе, дама передала ей и свой чемоданчик. Последовало трогательное прощание, поцелуи, просьба не забывать...
Не дождавшись отхода поезда, дама еще раз прощально махнула рукой стоявшей у окна Жанне и — была такова.
Поезд тронулся. Мы встретились в вагон-ресторане, в котором кормили пшенным супом с воблой и пшенной же кашей с маслом, напоминавшим машинное.
— Ничего похожего на стол мадам Горской, — сказала Жанна.
Мы не очень внимательно слушали ее рассказ о богатом доме Серафимы Ивановны Горской и об ее дочерях, уверенных, что их мать занимается торговлей фруктами. Нам не терпелось узнать, что происходило в самом логове...
Нет, никакое это не логово! И ровным счетом ничего там не происходило. У Серафимы Ивановны лежал приготовленный для Жанны чемоданчик. «Очередная партия товара», — как сказала мадам Горская.
А деньги? Фальшивые деньги были тут как тут. В чемоданчике. В пакетах из плотной бумаги, прошитой суровыми нитками.
Странная командировка выпала нам с Шумиловым: мы съездили за «партией» вопросительных знаков, если пользоваться словарем мадам Горской.
Пока мы ездили, Мотя раскрыл еще одно «кошмарное преступление». На этот раз совместно со служебной собакой Неро.
Дело называлось: «О похищении 386 рублей 12 копеек из кассы продуктового магазина № 39».
Непонятно, каким способом Моте удалось заручиться содействием пожилого, солидного сотрудника уголовного розыска Иванова, но факт оставался фактом: Иванов прибыл по вызову Моти в магазин № 39 вместе со
служебной собакой Неро.
Об остальном достаточно красочно рассказывал составленный Мотей «Акт».
«Акт применения собаки-ищейки Неро, — писал Мотя. — Я, секретарь нарследа один, совместно с проводником служебной собаки Неро Ивановым, прибыл в магазин пищевых продуктов № 39, где, согласно заявлению кассирши Лидии Смирновой, было похищено из кассы 386 рублей 12 копеек. По прибытии в магазин собаки ищейки Неро кассирша заявила: «Не надо искать 386 рублей 12 копеек. Не надо применять служебную собаку Неро. Потому что деньги взяла я»...
Шумилов взялся за голову.
— Послушайте, Мотя, — сказал он после большой паузы, — я думаю, Мотя, что вам лучше всего более тесно связать свою судьбу со служебным Неро.
— А что? Я люблю собачек, — пробормотал Мотя, не зная, к чему клонится разговор.
— Я думаю, что вам надо работать там, где меньше писанины и больше оперативности, а? В уголовном розыске, например.
Гамма чувств пробежала по Мотиному лицу: обида, недоумение, надежда... Присущая ему жизнерадостность все же победила.