Второе Пришествие
Шрифт:
Даша глубоко вздохнула и схватилась за голову, опустив взгляд вправо и вниз.
'Уф-ф-ф. А-а-а-а. О чем вы. И... А-а-а, не знаю, при чем тут ванна, но... Бессмысленно это все... И я вообще не знаю, к чему этот разговор, и куда он катится... И все это... И мне не интересно', - думала она, точнее, кто-то думал внутри ее головы, вороша осколками слов, как ураган переворачивает гаражи и срывает крыши.
Даша, аккуратно сделала пару шагов в сторону, словно показывая, что не считает общество этих девочек своим. Таня, втянувшая Дарью в этот разговор, почувствовала, что дело клонится не туда, куда нужно, и аккуратно сменила тему. Даша шла молча; девушки дошли до метро и распрощались, поехав по своим делам.
Впрочем, Настя и Вика пару станций ехали параллельно и обсуждали как раз Дарью.
– К чему она показушничает? Как меня бесят подобные! Перед кем она тут хочет поднять свой авторитет, которого у нее никогда не было и не будет? Тихушница тихушницей, а тут такой демарш. Ну, нет сил признать, что ты непопулярна, потому что ничего из себя не представляешь. Займись внешностью, приведи себя в порядок, займись своей самооценкой, стань уверенной в себе - на тебя все будут смотреть по-другому, и парни в первую очередь. Тебе никто не дает, а ты подразумеваешь, мол, 'а мне и не надо', выпячивая это, словно тебе это и изначально неинтересно было. Лозунг 'главное не победа - главное участие' придумали те спортсмены, кто приходит к финишу последними. У нас сейчас на работе есть девушка, которую могли повысить. Ее или другую. Она молчала, и, очевидно, внутри себя верила в продвижение, но после того, как повысили другую, она всем на каждом углу орет, что 'я и не хотела, зачем мне эта ответственность, отдуваться за всех других'. Это наглая ложь и провокация! Выбрали не тебя - смирись! Точнее так - борись, чтобы в следующий раз выбрали тебя! Подумай, почему вышло вот так. Но зачем нужна подобная показуха! Аналогично, есть у меня одна знакомая, которая
– кипятилась Анастасия.
– Да, наверное, ты права, но она ведь странная, Дашка-то. Сидит, бывает, на паре и рисует какие-то вещи. Причем то неведомые символы, а то такие пейзажи, что глаз не отвести. Я один раз сидела сзади и наблюдала, как зачарованная, за этим процессом, как она рисует. Представь, как обычный лист обычной рабочей тетради за какие-то минут пятнадцать преображается - и даже без использования цветов! Она определенно видит мир не так, как мы. То, что было сегодня - скорее ее попытка самообороны, после того, как ты наехала на нее слегка, - аккуратно не согласилась Вика.
– Я наехала? Чем же? В чем наезд? Она думает, что все с ней будут разговаривать на уровне ее пятилетних игр? Почему она упрямится и не хочет понять, что в определенный период нужно начинать взрослеть, переоценивать что-либо?
– Ну, может быть ты и права. Я ничего не имею против нее. А насчет повышения - всем людям свойственно затирать свои желания - и не одна твоя знакомая была в этом уличена.
– Да в том-то и дело - против таких, как она, никто ничего не имеет. Вот меня многие не любят. Почему? Завидуют. Внешности; что у меня парень классный, а не убогий замухрыжка, как у Таньки, опять же, не устану это повторять тебе, потому что знаю, что ты ей не передашь. Убогий он! Не нравится он мне категорически. Или у той же Лены - вообще парень ни о чем, а она держится еще так за него, у-у-ух! А Дашке-то чего завидовать, никому она не нужна. Поэтому пусть и слушает тех, кто что-то стоит, кто успешнее ее, пока ей советуют. В другом коллективе вообще сгноили бы такую.
Двери поезда распахнулись, Настя вышла, а Вика поехала дальше, размышляя над последними словами знакомой. С одной стороны, она была в целом согласна с посылом, но была в ней какая-то необъяснимая симпатия к Дарье, и эта симпатия позволяла ей признать полное право последней на собственную, необычную точку зрения. Если утверждать, что в любом учебном коллективе найдется некая персона со слишком выделяющимися на общем фоне странностями, то - даже несмотря на все насмешки и нападки - есть довольно большая категория тех, кто, даже поддерживая на словах травлю, всей душой симпатизирует изгою. Может, это чувство роднится с симпатией к слабейшему в спорте. Но если Даша и была изгоем, то ни в коем случае не потому, что ее кто-то откуда-то изгнал, а потому что сама сторонилась шумных, да и даже тихих компаний.
В то же самое время Елена, об отношениях которой с Василием подобным нелицеприятным образом отзывались коллеги по институту, возвращалась домой с тревогой: скандалы родителей, участившиеся в последнее время, усилились до такой степени, что вопрос, до сих пор витавший в воздухе где-то параллельно, когда даже при самых больших обидах все боялись произносить это слово вслух, выплеснулся наружу. Вчера, до сих пор никем не упоминаемое табуированное слово воспрянуло и понеслось, приклеиваясь к обоюдным обвинениям. Слово это было 'развод'. Да, мысли Лениных родителей эта идея, видевшаяся ими как спасение от всех бед и открытие нового счастливого горизонта, занимала давно. При первом приходе в голову она вызывала смущение: 'Как же так! А ведь когда-то мы клялись в вечной верности!' Но потом постепенно все сдерживающиеся факторы снимались. А как мы прекрасно знаем, что в семьях важнейшим подобным факторов являются дети. А Елена, очевидно, дитем уже не была. Она и сама в любой момент могла создать свою семью, уйдя к Василию. Кстати, прошедшую ночь Лена сама напрашивалась к нему в гости, но тот отказался, что было очень редким событием и всегда вызывало у девушки легкое волнение. Да, подобное волнение возникало у нее и в иные моменты отношений. Конечно же, непосредственно замуж Василий не звал и не был похож на человека, готового на предложение, но 'гражданский брак' (то есть, незарегистрированное сожительство) стал в те годы популярным явлением, и в последнее время Елена все чаще и чаще оставалась у него и все реже бывала дома. Она не хотела прямо насовсем переселяться к нему, потому что ей категорически не нравились дружки Василия, которые могли нагрянуть ни с того ни с сего и делали это довольно часто. Но порой единственным осязаемым движением Елены была жажда сбежать к нему на постоянное местожительство. Она не была единственным ребенком в семье, у нее был старший брат, он был уже пять лет как женат и проживал в далеком сибирском городе. Как он там оказался - отдельная история, перенос которой на эти страницы рискует увеличить общую массу текста нашего произведения в два раза, поэтому о нем мы умолчим. Сколько конфликтов Елене приходилось гасить собственноручно, вырывая из рук сковородку, тапочки, телефоны. Не было ее в тот день, когда в свой последний полет отправился новенький телевизор. Сколько ей приходилось слышать жалоб от обеих сторон в интимной обстановке, но мысль о разводе ей почему-то в голову не приходила. И услышав вчера это емкое слово, она никак не могла поверить: почему она об этом даже не задумывалась? Никогда! Ладно, если бы все было чинно-мирно. Но здесь родители мирились, порой даже куда-то вместе выбирались, даже какие-то элементы романтики у них вдруг начинали проскакивать. Ох, как они были мелки, это был всего один коротенький поцелуй на ночь или секундное удерживание руки партнера. Неужели любовь может так стираться? Неужели совсем недавно казалось, что всегда будет страсть, что всегда будем друг для друга опорой и поддержкой? Вот, Елена - живой свидетель! Не об этом ли мы говорили в ту ночь??? Но как все опостылело! Воспитание ребенка действительно было объединяющим аспектом. Маленькую Лену по очереди водили на занятия фигурным катанием, потом плаванием. По очереди сидели, помогая с домашними заданиями. Брат к тому времени уже был совершеннолетним и жил своей полноценной жизнью - он был из ранних. Да и ревность к сестре, уведшей всю родительскую любовь терзала его сердце. Лена взрослела, настал момент, когда она впервые огрызнулась и открыто сказала родителям, что спорт ей больше не интересен. И начался переходный возраст. Однажды Лена поехала с тремя одноклассницами купаться за город и еле дотащилась до дома, нехило проблевавшись под утро. Не нужно было быть большим предсказателем, чтобы угадать, что в девятом классе в школьной сумке у дочери начали обнаруживаться сигареты, которые ей подкидывали коварные подруги. Впрочем, вскоре одна их дальняя сестра обнаружилась уже не только спокойно лежащей в пачке, но в дымящемся виде в руке стоявшей на остановке Елены - ей кто-то дал ее подержать. И главное, самое увлекательное, начались свидания с мальчиками. Если раньше родители вместе с ней смеялись над анонимными записками от 'тайных поклонников', то теперь приходилось долго засиживаться за полночь, обсуждая очередного кавалера. Посиделки эти затягивались все больше, по мере того как росло число вариантов для сравнения. А далее были поиск института, госэкзамены, срочный поиск репетиторов, переживания, возмущение низкими баллами, неудачная попытка обжалования результатов, и далее поиск ресурсов на оплату обучения. Едва поступив, Елена познакомилась с Василием, и этот вариант оказался пока самым долговечным. Конечно, этот парень в корне не понравился родителям, однако они старались выделить в нем положительные черты, сходясь во мнении, что вариант, пожалуй, и не самый худший.
Трудно сказать, что ее привлекло в нем. Вот Василия привлекла Ленина попа - типаж оказался полностью соответствовавшим его мечтам. Что там говорить, мы выбрали Елену героиней нашего занимательного повествований по той же причине; всяко приятнее упоминать о жизненной истории девушки с вкусными формами, чем без оных! Да и грудь у Лены тоже была весьма неплохой, не сказать, что она была выдающейся (ни в смысле вперед, ни в смысле особенной), но подержаться там, откровенно говоря, было за что. И Василий не стал упускать случая подержаться! Наверное, Лена любила его, но это была любовь немного странная. С одной стороны, ей казалось, что она вытягивает его из общества парней, которые ей категорически не нравились; делает его человеком, социализирует его, заставляет следить за собой. Ей поднимала настроение мысль о своей жертвенности, можно даже сказать, некой сакральности всего происходящего. Почему она оставалась с ним даже после нанесенных обид, открытых проявлений невнимания, легкого пренебрежения с его стороны? Если в других отношения, на первых порах столкнувшись с резко отталкивающими факторами, Лена быстренько махала ручкой и упархивала, то здесь, очевидно, было уже поздно. Ей почему-то периодически казалось, что она не сможет остаться одна, жизнь ее станет ужасна. А может, мысли эти были полностью подчинены физиологии, где она оказалась зависима от ощущений, которые могла получить лишь с ним, а в день облагораживания девичьей похотливости Вася был, между нами говоря, хорош. Уж не знаем, был ли здесь случай, когда размер имеет значение, да и возиться с линейкой не очень хочется, но порой Лену атаковывали аппетитные мысли, что сейчас она откроет свой рот и вкусит все непередаваемые прелести.
Но в этот день, возвращаясь домой, Елена не испытывала подобных влажных мыслей, все ее помыслы были о доме и о домашних. Что будет сегодня вечером? Очередные битые тарелки или взаимные извинения за вчерашний день? Она знала, что они демонстративно спали в эту ночь не в одной
– размышляла Лена.
– Но я накрою стол, а они показательно не сядут за один стол...Или наоборот, им будет неловко отказать? Но сколько раз бывало, что садились за стол они вполне мирно, а к концу обеда начинался конфликт? Да и вообще, кухня - самое взрывоопасное место в квартире, тут и начинается большинство скандалов, благо всегда рядом под рукой есть тарелки, готовые к бою. Лена все же выбрала вариант встретить родителей хлебом-солью. Надев фартук, она принялась колдовать над кастрюлями и сковородками. Она очень сильно нервничала и постоянно бегала на балкон на перекуры. Наконец, яства были подготовлены и гордо возвышались над столом. Мама пришла первой. Лена объяснила, что сегодня их отпустили пораньше, и она решила не терять времени и сделать подобный сюрприз к их приходу. Тем более, три дня назад была годовщина дня их знакомства, а они его никак и не отметили. 'Да лучше бы его и не было, знакомства', - чертыхнулась в сторону Ленина мать. Знакомство то состоялось в парке, где Алексей и Инна (так звали их) случайно оказались в очереди на прокат лодок друг за другом. Оба были в компании, чисто мужской и чисто женской соответственно, и было неудивительно, что они в итоге разбились по парам. Две пары продержались вместе лишь до конца вечера, а вот Алексей назначил Инне свидание, на которое та, хоть и получасовым опозданием, но явилась. Сейчас она при словах дочери и вспомнила этот момент: ведь было, было некое предчувствие! Не ходи туда! 'Ладно, будь что будет! Надеюсь, он уже ушел, и я спокойно пройдусь одна', тешила себя ложной надеждой девушка. Но Алексей оказался терпелив и настойчив. Он стоял в указанном месте, и не было тени сомнения на его лице. В руках он держал букет. За время встречи он ни разу не обмолвился даже намеком об опоздании, которого Инна поначалу стеснялась. Неловкость ее быстро прошла, и они были искренне рады провести этот вечер вместе. Подобные вечера участились, а уже спустя два месяца Инна получила предложение, от которого было невозможно отказаться. Уже в первый день совместной жизни она стала свидетелем того, как ему пришлось наорать по телефону на кого-то из бывших подруг, жаждущих объяснений. Объяснения последовали позднее, когда Инна получила подброшенную в почтовый ящик анонимную записку 'думаешь, увела мужика и будешь счастлива?' Больше всего Инна удивилась, что потенциальная конкурентка (или, как модно говорить сейчас, 'бывшая') знает о том, что почту проверяет всегда она. В целом, Алексей двадцать лет минимум казался ей идеальным партнером. Она хвалилась перед подругами и купалась в лучах их зависти. Неприятности начались с того, как Алексей сначала получил серьезную травму и в течение полугода не работал. Семейный бюджет провис. Елене тогда было около десяти лет, а сын Борис проходил службу в армии, и мама вынуждена была работать на трех работах, добывая пропитание для семьи. Потом у Алексея начались проблемы по мужской части, его возможности скуднели и скуднели. И однажды Инна прямо поймала себя на разглядывании нового молодого сотрудника на работе в сексуальном подтексте. Да, ей пришлось признаться себе, что она хочет его. Инна была не по возрасту хороша собой и прекрасно понимала, что робкий юноша ей не откажет. Но где есть первый раз, часто кроется и второй. Инна стала к тому времени крупной начальницей в своей компании, и под ее крылом оказалось достаточное число молодых парней. Среди охранников зародилась шутка, которую они адресовали юноше, 'задержавшемуся на рабочем месте' и 'решавшему с Инной важные деловые вопросы'. 'Тебе она тоже говорила, что ты лучший и у нее такого удовольствия ни с кем не было?' - ехидно улыбаясь, спрашивали охранники, и юноша мгновенно обливался краской. 'Поздравляем, ты семнадцатый'. Логично, что рано или поздно подобные слухи и догадки доползли и до Алексея. Догадки строились исходя из подарков, которые жена приносила с работы безо всякого повода. И Алексей понимал, что боится намекнуть об этих догадках супруге, потому что он хуже 'их'. Он понимал, что уже не тот, понимал, что жена его молода душой. Но подобное понимание его могла разделить только рюмка, с которой он начал постепенно выстраивать свои отношения. И однажды он явился домой в состоянии, когда скрывать эту дружбу было уже невозможно. Инна не стала его укорять, а засуетилась, стала ухаживать, уложила, дала отвар шиповника. Она почувствовала себя виноватой и на время, казалось бы, вновь полюбила его. Не страстно, но с душой и с чувством долга, с желанием помочь и сохранить семью. Но с тех пор, как это чувство утихло, отношения между ними становились все напряженнее и напряженнее. И когда дочь перешла в совершеннолетний возраст, начала встречаться с Василием, уже и не оставалось ниточек, связывавших их в семью.
Алексей не был алкоголиком, как могли бы вы подумать по оформленности его дружбы с рюмкой, но стадия 'любил выпить' явно уже была его. И в этот вечер он пришел домой на своих двоих, не шатаясь. Но запах все же выдавал факт посещения после работы магазина. Инна промолчала. Елена сразу захлопотала вокруг стола. Пошли шутки-прибаутки из серии 'а как ты провел день?' - 'а меня на работе все достали'. Казалось, вновь воцарилась семейная идиллия, и ничего не предвещало беды. Но тут раздался звонок в дверь. Инна пошла открывать, задев Алексея за отставленную не помещавшуюся под стол ногу. Звонили по поводу распространения какой-то псевдорелигиозной литературы. Инна рассерженно ответила, что Библия ей не интересна, и вообще 'тут маленькие дети спят'. Но вернувшись на кухню, она увидела, как Алексей потирает ушибленную ногу. Она прекрасно понимала, что ушиба никакого нет, и что сейчас последует взрыв. Все началось стремительно. Не прошло и десяти минут, как орущая во всю глотку Инна начала пытаться поджигать кусочки газеты в коридоре и раскидывать их по полу. Лена суетилась и пыталась затушить пожар, но получилось у нее это только с тлеющими газетками из почтового ящика. Стол опрокинулся, и все тарелки разлетелись по полу, углом была задета специально принесенная Леной ваза, в которой стояли искусственные цветы. Открывались шкафы, и вещи судорожно выкидывались из них. Отдельные тут же рвались. Лена плакала, плакала и Инна, что, впрочем, не помешало ей толкнуть Алексея на книжную полку. Стекло зазвенело, и свежая кровь обагрила пол и валявшиеся на нем осколки. Обезумев от боли, тот повалил Инну на кровать, завернул в одеяло, как рулон обоев, и начал душить супругу. Одеяло моментально покрылось алыми полосами. Лена тянула отца назад за рубашку, но смогла лишь разорвать ее. В этот момент в дверь позвонили вновь. Чем конфликт начался, тем же он и исчерпался. Супруги смирно уселись на кровать, а Лена побежала 'ктотамить'. Звонили соседи, интересующиеся причинами шума. Лена ответила, что у них семейный праздник, да и вообще, 'шуметь нельзя после одиннадцати, а сейчас нет еще восьми'. Оставшуюся часть вечера вся семья втроем наводила порядок в квартире, в которую не приходил бегемот, куда не налетал ураган, и где не взрывалась бомба. Кушанье, заботливо приготовленное дочерью, было непригодно для принятия в пищу, поэтому убирались они, урча животами. Вечер кончился, и они легли спать - ничто так не объединяет людей, как совместный труд.
... Ирина отоспалась и пришла в себя, и даже соизволила на этой неделе появиться в институте. Правда, просидела она всего одну пару. Потом, встав на самое видное для своих одногруппников место, достала бумажник и начала пересчитывать средства в нем, приговаривая, как ей удалось их заработать. Затем, осознав, что все уже вдоволь на этот процесс насмотрелись и назавидовались, вызвала такси и поехала в общежитие. Стоит отметить, что в этот день на занятиях не было Оксаны, пропускавшей их по причине того, что она работала по графику два через два в магазине элитной одежды. Ирина не любила Оксану (и это было взаимно!) потому что та очень любила выпендриваться, показывать свой ум, была наглой. Возможно, Ирина и завидовала, что ее этими качествами природа обделила. Особенно Ирина удивлялась качеству Оксаны обвинять во всем происходящем абсолютно всех людей вокруг. Например, приходя в институт, она могла рассказывать про последние события на работе, и звучало это следующим образом. 'Представляешь, вчера пришла к нам клиентка, сразу видно очень богатая. Украшения - высший класс, я уже было готовилась ей вбухать шубу, но тут появилась это овца (а помимо Оксаны, в данном магазине работали именно такие девушки), и потащила ее за собой, теперь весь процент ей ушел'. 'Соска совсем малая, купила у меня за сто двадцать пять тыщ шубу, а на следующий день сдала, стерва!' Или, например, после инвентаризации, она жаловалась, что у других сотрудников числится в шесть раз меньше товара, а ей еще и пришлось считать все за других. 'Как дети малые', - приговаривала она. Нетрудно догадаться, как относились к ней ее коллеги. К тому же, проводя инвентаризацию, она умудрилась допустить ошибку, введя в программу не ту цифру, из-за чего вместо десяти штук оказалось двести девяносто три. Но Оксана объяснила, что в момент, когда она нажимала на клавишу, ее отвлекли, поэтому она промахнулась и ввела не то число. Вообще, люди совершившие ошибки 'по глупости', делятся на две категории. Входящие в первую страшно конфузятся и готовы бежать сломя голову, провалиться сквозь землю, пытаться судорожно исправить на ходу, наспех, кое-как. Они будут десять тысяч раз извиняться, пока вконец не доведут всех своих блажничеством и не будут отправлены куда подальше. Они уйдут, ревя, в отчаянии, что их наказали за ужасный проступок. Но они будут уверять, что не страшная кара общественная, как порицание от самого себя. Другая категория будут винить в своем поступке других людей или какие угодно внешние обстоятельства, не теряя ни на секунду уверенности в себе. У меня с утра живот болел, а я и так геройски держался; меня ослепило, я ничего не видел; было шумно - и так далее. Их фантазия богата на выдумывание причин! И Оксана была ярчайшим представителем второй категории, не стесняясь обвинять окружающих в чем бы то ни было.