Второй фронт
Шрифт:
Видимо, желая сорвать новое наступление немцев, Сталин приказал в десятых числах ноября начать контрнаступление. Для этой операции не хватило сил, и контрнаступление захлебнулось, не принеся противнику существенного вреда. И сразу же, пятнадцатого ноября немцы сами пошли в наступление, нанеся сильный удар по войскам Калининского фронта. Они прорвали оборону и устремились к Клину.
На другой день их ударные части пробили брешь в обороне около Волоколамска и двинулись на Истру, нацелив танковый таран на Москву. Еще днем позже Южная группа войск врага, бросив на прорыв
Снова над Москвой нависла смертельная опасность.
Сталин, ошеломленный вестью о прорыве немцев на севере и в центре, вызвал по прямому проводу Жукова. Выслушав краткое сообщение о положении войск, он спросил глуховатым, вибрирующим голосом:
— Вы уверены, что удержим Москву? Отвечайте честно, как коммунист.
— Да, Москву удержим! — твердо, как всегда в решительные минуты, ответил Жуков. — Но нужны еще две армии и хотя бы двести танков.
— Две армии вы получите. Они на подходе. А танки… — Сталин вздохнул в трубку. — Танков пока нет… дать не можем…
На Урале о грозных событиях под Москвой ничего не знали. Здесь жизнь шла своим чередом.
В тот самый день, когда немцы прорвали фронт под Волоколамском, соседи Клейменовых — Кирпичниковы отмечали сорокалетие старшего сына, Андрея Митрофановича, недавно избранного председателем райисполкома.
Катерина Ефимовна, или просто Ефимовна, как ее называли все в доме ИТР, буквально сбилась с ног, готовя угощение. Ей помогала Зинаида и невестка — толстушка Наталья Фирсовна. Втроем они еле управлялись. Гостей было приглашено много…
Гости стали приходить и приезжать, когда уже стемнело. Это были сослуживцы Андрея Митрофановича, друзья и родичи.
Клейменовы, как родственники, были приглашены всей семьей: сам Гаврила Никонович с Варварой Семеновной и оба сына с женами.
Человек до сорока расселись в большой комнате за столами, поставленными в два ряда. Угощение оказалось по военному времени сказочным. Еще не успели гости разместиться за столом, а уж у многих потекли слюнки.
Сам Андрей Митрофанович сел в центре. По правую руку от него мать — Ефимовна и отец — Митрофан Зотыч, подслеповатый, стриженный наголо старичок. Слева — Наталья Фирсовна, Никита с Зинаидой, а напротив — все Клейменовы и другие родичи.
Первый тост, как было заведено, торжественно провозгласили за Сталина. Второй тост за юбиляра. Все развеселились и стали величать и поздравлять его.
Сам Андрей Митрофанович — упитанный, розовощекий брюнет — был в благодушном настроении, улыбался, шутил.
— Там, в исполкоме, все идут с просьбами. Кому комнату, кому валенки, у кого карточки на хлеб украли. Всех люблю и уважаю. За всех хочу выпить. — Он чокнулся со всеми, до кого дотянулся, и выпил стопку единым махом…
Егор, дивившийся обилию редких и до войны закусок, подкладывал Татьяне икры, семги, осетрины.
— Ешь, Танюша, наверное, до окончания войны такого больше не увидишь.
Татьяна, уже забывшая все треволнения, связанные с Егором, улыбалась ему, пробуя все, что ей подкладывали, и думала про себя, что хорошо бы такой рыбки хоть по ломтику Вадику и матери.
Ольга ни на шаг не отпускала от себя Максима, еще не совсем оправившегося после ранения. Разрешила ему есть и пить лишь то, что «было можно».
Зинаида, заглушив в себе тревожные мысли, была ласкова с Никитой и, шепнув ему на ухо: «Пусть сегодняшние именины братана будут нашей свадьбой», вела себя свободно. Даже когда все развеселились, спела «Синий платочек»… Ей долго хлопали, просили еще-Затем пели хором «Златые горы» и «Катюшу». Потом пошли танцевать под патефон в другую комнату…
Когда позвали к чаю, кто-то включил репродуктор.
«От Советского Информбюро… — зарокотал знакомый голос диктора. — Сегодня наши войска вели бои с противником на всех фронтах»…
Разговоры сразу утихли, смешок в дальней комнате оборвался, Гаврила Никонович, сердито дергая усы, сказал хозяину:
— Однако похоже, что дела наши плохи… Да и надо с утра на завод… Уж вы извините…
Вслед за Клейменовыми и другие гости стали поспешно расходиться…
Скоро выяснилось, что Васин поторопился сместить со своих постов многих начальников цехов и отделов, заменив их североградцами. Махов, увидев, что некоторые руководители «не тянут», своей властью восстановил в этих цехах прежних начальников.
Об этом «самоуправстве» сразу же доложили Васину, как только он появился на заводе. Весть о «самоуправстве» Махова буквально взбесила Васина. Он был человек экспансивный и вспыльчивый. «Я покажу ему, как отменять мои решения. Я его заставлю ходить по одной половице», — и, не заглянув к Махову, даже не позвонив ему, пошел в цеха, чтоб своими глазами увидеть, что происходит на заводе.
За ним было увязались помощники, знавшие, что он всегда любил ходить «со свитой». Но на этот раз Васин резким жестом остановил их:
— Не надо! Я пойду один. И не говорите никому, что я приехал…
Васин обошел обе литейные, где начальниками были североградцы, и остался доволен. Отлитые заготовки лежали штабелями и автокары не успевали их увозить.
Не задерживаясь, он прошел во вторую кузницу, где Махов восстановил прежнего начальника. В кузнице было жарко и шумно. От грохота молотов звенело в ушах. Посреди цеха стоял грузовик, в который рабочие лопатами бросали землю. Он подошел и увидел, что земля бадьями подавалась из штольни. Чуть поодаль был разобран пол и там прямо на земле плотники устанавливали опалубку для фундамента.
К Васину тотчас подлетел живой, шустрый Гольдман, в кожаной тужурке поверх толстого свитера.
— Александр Борисович, с приездом! А мы вас давно ждем. Видите — начали делать фундамент под большой молот.
— Вижу! — недовольно сказал Васин и строго взглянул на подошедшего Смолина — рябоватого, коренастого здоровяка, которого он назначил начальником второй кузницы.
— Ты куда глядишь, Смолин? Почему допустил работы по авантюрному проекту?
— Я не соглашался, но Махов отстранил меня от должности начальника и перевел в заместители. Опять назначил Рясова и приказал ему помогать Гольдману.