Второй Шанс
Шрифт:
— Очухалась?
Я зажала рот рукой и, кажется, икнула. Святоша все понял, потянул вожжи с характерным крестьянским “Тпрууууу!”, и телега остановилась. Он проворно соскочил с нее, подошел ко мне.
— Тошнит? Ну, ну. Давай-ка, вылезай. Чуть-чуть потерпи. Вот так.
Оказавшись на земле, я больше не смогла сдерживаться. Святоша меня немедленно отпустил, и я схватилась за обод колеса, чтобы не упасть. На какое-то время возникло ощущение, что меня выворачивает наизнанку. Мне было отчаянно стыдно перед Святошей, но я ничего не могла с собой поделать.
— Извини, пожалуйста, — утробно-гнусавым голосом сказала я. — Ужас что такое.
— Бывает, — отозвался мой спутник. — Повернись-ка.
Я покорилась, и он натер мне щеки снегом. Это помогло: бодрость ко мне отчасти вернулась, если только вообще возможно быть бодрой после такой бурной ночи. Я огляделась и поняла, что мы теперь находимся на ближнем перекрестке трех дорог. Одна на Арос – городок, который мы только что покинули, вторая – торговый тракт, ведущий вниз, в предгорья, а третья – полузаброшенная тропа, уходящая в Итерскау, к каким-то старым святыням.
— Н-да, — сказал Святоша задумчиво. – В тот раз я здорово ошибся, когда убегал.
— Как это? – поинтересовалась я, принимая предложенную им флягу.
— Я ушел наверх.
Во фляге оказалось что-то очень горькое и жгучее. Я хлебнула, поперхнулась и выдавила:
— Зачем? Там же, кажется, ничего нет?
— Не знаю. Я тогда был пеший, брел полночи только досюда... По ночному-то холодку каково, а? Да и как пешком далеко уйти? Я, наверное, потому самый трудный путь выбрал, что думал – они за мной туда не пойдут… Недооценил. Ладно, миледи, теперь объясняй.
— Что? – не поняла я. – И с чего это вдруг я стала “миледи”?
— Что ты сделала с тем стражником? Готов руку дать на отсечение, что это была магия. И если я не стал задавать вопросов, когда ты отомкнула камеру соломкой – ну, мало ли, всякие мастера бывают – то выжженные глаза уже как-то... чересчур.
— Магия, — признала я.
— Тогда как ты вообще угодила в эту историю? Ты что, не могла глаза им отвести... Или... Ну, не знаю... Улететь?
Я тихо засмеялась.
— Не могла. К сожалению. Не все так просто со мной.
— Ладно, миледи. Тошнит еще?
— Уже нет.
— Тогда забирайся обратно в сено. Не будем терять времени.
…Придорожный кабак “Летай – не падай” не отличался чистотой и качеством обслуживания, но, по крайней мере, был немноголюден. Мы успели сильно проголодаться, а путь предстоял долгий. Следовало уходить ниже, в леса. Святоша сказал, что знает какое-то место, где можно будет отсидеться. Я, правда, не совсем поняла, о чем он говорил — то ли о лагере контрабандистов, то ли о разбойничьей деревушке... В общем-то, мне было все равно.
Когда мы добрались до кабака, я с огромным облегчением слезла с телеги и чудом доползла до ближайшей скамьи. Рисуя картину окружающего мира исключительно по звукам – безболезненно я могла рассматривать только свои ноги – я поняла, что Святоша принес от стойки две кружки и поставил их на стол.
— На, выпей, — сказал
— Что это? – спросила я, обхватывая сосуд пальцами.
— Ром.
— Ром? Зачем?
— Тебя взбодрить. И согреть заодно. Пей, хуже точно не будет.
Я повиновалась. Острое терпкое тепло хлынуло по моим жилам, разогнало кровь и молоточками застучало в ушах, прогоняя нудную тупую боль. Мир на несколько мгновений стал мутным и отстраненным.
— Но больше не дам, — меня пихнули локтем. – Долго отдыхать, я думаю, не придется.
— Почему они еще не гонятся за нами? – выдавила я слабым голосом.
Святоша ответил не сразу; некоторое время я слышала только громкие глотки. Осушив кружку, он поставил ее на стол и сказал:
— Потому что устроено у них там все по-свински. Я еще когда служил, заметил. У них никогда не бывает запасного плана на тот случай, если что-то пойдет не так. Вот так и сегодня: они были уверены, что мы не выйдем из камеры, но мы вышли. Черт с ним, вышли и вышли – на то и стража, чтобы поймать нас, пока мы в городе. Они знали, что мы не выйдем из города, но мы опять спутали им карты, покинув его. Тут уже им придется серьезно напрягать то, чем они там думают. Задним умом они, конечно, крепки — ничего не скажешь, но...
— Может быть, они вообще про нас забудут? — с надеждой предположила я.
— Про тебя — вполне возможно. Даже наверняка. Про меня — ни за что. У его светлости Гельхельма Аросского ко мне личные счеты, сама ведь знаешь.
Я широко зевнула, сама удивившись силе зевка.
— Так что, — продолжал Святоша, вновь наполняя свою кружку, — если нас начнут догонять, я тебя просто засуну в ближайшие кусты.
— Но... — вскинулась я.
— И свяжу перед тем, если надо, — твердо оборвал мой порыв бывший узник Аросской тюрьмы. — Даже на кляп не поскуплюсь. Ясно?
— И что, ты им так просто сдашься?
— Нет. Живым, во всяком случае.
— Что-то ничего не понимаю, — я начала злиться. — Что ты хочешь этим сказать?
Святоша пожал плечами.
— Ну, я же все-таки убил этого парня. Меня по закону должны были казнить уже давно. Я не буду сильно страдать, если судьба отнимет у меня свою неожиданную милость. Не особенно она мне и нужна.
— Ты бредишь, — сказала я неуверенно. — Ты же не виноват. Он ведь совратил твою невесту...
Ответом мне было раздельное язвительное “ха-ха-ха”.
— И что с того-то? Если смог совратить, значит, не судьба нам с ней было счастливыми быть.
— Разве он ее не против воли взял?
— Письма-то мне она точно не против воли писала.
— Письма?
Мне показалось, Святоша опять издал что-то вроде смешка. Прозвучало это еще грустнее.
— Прости, забудь… Не так боги судили… На пути к счастью моему не держи меня…
Голос его сорвался, и он размашисто приложился к кружке. Какое-то время слышались только глотки.
— А ты уверен, что она их писала? – спросила я недоверчиво. – Хочешь сказать, крестьянка читать умела?