Введение в конституционное право с разъяснением сложных вопросов
Шрифт:
Не случайно лассалевская концепция так пришлась по душе В.И. Ленину, который воспроизвел ее суть в словах: «Что такое конституция? Бумажка, на которой записаны права народа» [89] .
В мою бытность студентом юридического факультета эту цитату мы обрывали на слове «бумажка», думая, что выражаем свою фронду. А на самом деле просто не понимали, что и слова «права народа» смысл не меняют. Ведь какие бы права ни были записаны (кстати, точнее говорить о правах человека), они останутся пустым звуком, если конституция не построена на таких принципах организации и функционирования государственной власти, которые позволяют эту власть ограничить.
89
Ленин В.И. Между двух битв // Ленин В.И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 12. М.: Политиздат, 1968. С. 54.
Спекторский совершенно правильно обратил внимание на то, что далеко не всякое соотношение сил может быть правомерным: «Когда убийца или грабитель нападает на свою беззащитную жертву, получается вполне определенное реальное соотношение сил в
90
Спекторский Е.В. Указ. соч. С. 542.
91
Там же. С. 544.
Анализируя текст речи Лассаля, нельзя утверждать, что он выступал за конституцию, построенную на чьем бы то ни было всевластии, обладании монопольной властью. Но его понимание открывало дорогу «конституциям», фиксирующим как раз власть («соотношение сил») «убийцы или грабителя над их жертвой».
Характерно тут продолжение процитированной мысли Ленина, начинающейся словами о «бумажке, на которой записаны права народа»: «В чем гарантия действительного признания этих прав? В силе (в цитате курсив Ленина. – М. К.) тех классов народа, которые осознали эти права и сумели добиться их. Не будем же обольщаться словами, – это приличествует только краснобаям буржуазной демократии, – не будем ни на минуту забывать того, что сила доказывает себя только победой в борьбе, и что мы далеко еще не одержали полной победы. Не будем же верить красивым фразам, – мы переживаем как раз такое время, когда идет открытая борьба, когда все фразы и все обещания проверяются немедленно на деле, когда словами, манифестами, посулами конституции одурачивают народ, стараются ослабить его силы, разрознить его ряды, побудить его к разоружению» [92] . Откуда эти слова об «одурачивании посулами конституции»? Дело в том, что Ленин писал статью «Между двух битв» в ноябре 1905 г., месяц спустя после издания Манифеста от 17 октября, даровавшего ряд политических свобод и вместе с Манифестом от 6 августа 1905 г. ставшего основанием для первой русской Конституции – Основных государственных законов от 23 апреля 1906 г. Вот этого и опасался вождь большевиков: что постепенное конституционное развитие отвлечет массы от идеи полного переустройства государственности на основе большевистской конструкции. Поэтому он писал, в частности: «Толкуют о свободе, говорят о народном представительстве, ораторствуют об учредительном собрании и забывают постоянно, ежечасно и ежеминутно, что все эти хорошие вещи – пустые фразы без серьезных гарантий. А серьезной гарантией может быть только победоносное народное восстание, только полное господство вооруженного пролетариата и крестьянства над всеми представителями царской власти, которые отступили шаг назад перед народом, но далеко не подчинены еще народу, далеко не низложены народом» [93] .
92
Ленин В.И. Между двух битв. С. 54.
93
Там же. С. 53.
Увлекшись революционными методами общественных изменений, Ф. Лассаль проигнорировал, что современные конституции как раз и появились ради того, чтобы гарантировать ценности, необходимые всем и каждому (общечеловеческие ценности). Спекторский по этому поводу заметил:
«И капиталист и рабочий, и горожанин и крестьянин равно заинтересованы в том, чтобы не подвергаться произвольному аресту, иметь право свободно высказывать свои мнения, участвовать в управлении страною и т. п. Словом, конституция есть нечто такое, что, нисколько не устраняя классовой борьбы и отнюдь не обещая этого, равно необходима для всех, подобно просвещению и другим благам культуры» [94] .
94
Спекторский Е.В. Указ. соч. С. 542.
С этой ошибкой Лассаля связана еще одна, о которой, впрочем, я уже говорил, – низведение писаной конституции до уровня официального фиксатора сущего. Е.В. Спекторский писал, что есть силы, которые «отвергают конституцию потому, что она рассчитана на мирное, органическое течение государственной жизни. Они же, мятежные, ищут бури» [95] . Правда, слово «отвергают» здесь неточно. Те же большевики не отвергали юридическую конституцию, они просто не придавали ей значения правового акта, позволяющего стать реальной основой для всего остального корпуса юридических актов. И концепция Лассаля играла им на руку. Тот же Спекторский подметил, что эта концепция фактически базируется на ущербной методологии марксизма. Ее суть – в разделении материальной и духовной сфер бытия соответственно на «базис» и «надстройку», причем последняя полностью детерминирована первым.
95
Там же. С. 543.
Согласно «историческому материализму», писал Е.В. Спекторский, «конституционные и всякие иные правовые и государственные идеи и установления не имеют ни решающего, ни вообще существенного значения, ибо главное в общественной жизни – это борьба экономических классов, преимущественно капиталистов и рабочих, за хозяйственные блага. В этой борьбе конституции и кодексы как бы сами собою, автоматически надстраиваются над экономическим фундаментом общества, отражая существующее в нем реальное соотношение сил. С точки зрения такого понимания вещей, бесплодны все усилия юристов и политиков дать своей стране возможно лучшую конституцию или вообще какую бы то ни было искусственную конституцию: ведь у каждой страны и без этих усилий есть своя совершенно естественная конституция, иными словами, реальное соотношение общественных сил» [96] .
96
Там же. С. 541.
Юридическая конституция имеет самостоятельную ценность, ибо способна умиротворить общество, стабилизировать общественные отношения, ввести политическую борьбу в правовое русло. Ведь если задачей юридической конституции является фиксация «действительной», что будет происходить впоследствии, когда изменится «фактическое отношение силы»? Снова революционный взрыв?
В том-то и состоит одно из ключевых значений писаной конституции (если, конечно, она основана на конституционализме), что она способна формировать и затем укреплять конституционное сознание (некоторые говорят о конституционной культуре), включающее прежде всего признание установленных конституцией правил, готовность их соблюдать, даже если они мешают какой-то политической силе достичь тактических целей.
Другое дело, что наличествующий уровень общественного сознания не может слишком сильно расходиться с декларируемыми конституционными ценностями. Д.Г. Шустров верно замечает: «Конституция, чтобы быть действительной, а не фиктивной, должна отражать близкий к существующему (не отдаляясь сильно) уровень конституционной культуры общества, но одновременно она должна влиять на формирование более высокого уровня конституционной культуры общества. Получается, что если конституция отображает существующий уровень конституционной культуры общества, то она будет действительной, но не будет формировать ее более высокий уровень. Если конституция отражает более высокий уровень конституционной культуры общества, чем существует на самом деле, то она может стать фиктивной и в конечном итоге может его не сформировать, поскольку взамен может вызвать у граждан конституционное отчуждение. Это известная проблема “игры на опережение” в конституционном праве, мудрого сочетания программных и дескриптивных элементов в конституционном регулировании» [97] .
97
Шустров Д. Essentia constitutionis: Конституция Российской Федерации в фокусе теорий конституции XX–XXI веков. Ч. 2 // Сравнительное конституционное обозрение. 2017. № 5. С. 83.
У Лассаля же на первое место выходит сознание революционное, крайне опасное для государственности. И это позволяет сказать еще об одной ошибке лассалевской концепции – об игнорировании понимания конституции как общественного договора, что предполагает компромиссный характер ее содержания.
Вновь процитирую Е.В. Спекторского, который писал, что революционеры «упускают из виду, что революция – это как бы лихорадка общественного тела. Временная лихорадка обновляет организм, постоянная же убивает его. А кроме того, после лихорадочного возбуждения обыкновенно наступает слабость, апатия, усталость. И вот нельзя рассчитывать на то, чтобы революционное возбуждение длилось годами и даже вечно. Люди не могут долго выдержать напряженного ожидания переворотов, когда завтра, завтра утром, а, может быть, еще и сегодня вечером может наступить полное изменение всех общественных и политических отношений. Опыт истории слишком убедительно показывает, что за эпохами революционного подъема неизбежно следуют такие времена, когда общество устает, впадает в апатию, теряет веру не только в революции, но даже и в реформы. Тогда оно отказывается от сознательного переустройства своей жизни и предоставляет себя во власть или естественного, косного течения событий, или даже реакционных сил, которые обыкновенно в это время поднимают голову и торжествуют. И вот очень неосмотрительно поступают те, которые, пренебрегая этим обычным исходом революционных движений, тешат себя и других иллюзией вечной революции и не спешат использовать революционный кризис для того, чтобы закрепить фактическую свободу, превратить ее в правомерную и тем достойно подготовиться к борьбе с апатией и реакцией» [98] .
98
Спекторский Е.В. Указ. соч. С. 541.
Но ведь многие конституции появлялись как раз в ходе (итоге) революций, скажете вы. И будете правы. Однако революция революции рознь. Одно дело, если она направлена на завоевание всей полноты власти, и другое – если целью революции является установление институциональных условий, при которых ни одна социальная группа и ни одно мировоззрение не выталкивается из публичной жизни.
Значение конституции
Аристотель утверждал, что государство «создается не ради того, чтобы жить, но преимущественно для того, чтобы жить счастливо <…>» [99] . Однако К. Поппер был, на мой взгляд, точнее, говоря, что «не существует институциональных средств, позволяющих сделать человека счастливым», можно лишь стремиться к тому, «чтобы его избавили от несчастий, которые человечество способно предотвратить» [100] . Вот эту задачу как раз и выполняет конституция. А понимание такой задачи делает современное общество цивилизованным. Вновь приведу суждение Е.В. Спекторского:
99
Аристотель. Политика // Платон, Аристотель. Политика. Наука об управлении государством. М.: ЭКСМО; СПб.: Terra Fantastica, 2003. С. 395.
100
См.: Поппер К.Р. Открытое общество и его враги: в 2 т. Т. 1: Чары Платона / пер. с англ.; под ред. В.Н. Садовского. М.: Феникс; Международный фонд «Культурная инициатива», 1992. С. 200.