Высшая мера
Шрифт:
– Обычно комкают бланки и выбрасывают их, когда написано что-то ошибочное, когда человек написал неправильный адрес, неудачный текст… А здесь нет ничего. Бланк чистый, если не считать губной помады.
– Хорошо!
– охотно согласился Брыкин.
– Девушка была на почте, отправила телеграмму, а один бланк сунула в сумочку - вдруг пригодится для интимных надобностей.
– Но ведь не могла же она его скомканным сунуть в сумочку!
– В сумочку она положила бланк, переломив пополам, - твердо сказал Брыкин.
– А в подъезде вытерла им губы и, скомкав, бросила в угол. Годится?
– Нет, - Юферев улыбчиво покачал головой.
– Прежде всего, здесь нет ровного излома. Никто никогда этот бланк не складывал ни пополам, ни вчетверо… Дальше… Этим бланком никто губы не вытирал.
– Но ты сам сказал, что там следы помады.
– Да, следы есть, Валера.
– В голосе Юферева появилась некоторая торжественность.
– Этого бланка кто-то лишь коснулся губами, нежно и трепетно. Или можно сказать иначе - бессознательно, волнуясь, трепеща. Здесь видны даже отпечатки губ с двух сторон… Женщина как бы взяла уголок бланка губами…
– А!
– махнул рукой Брыкин.
– Знаю. Видел. Сам видел. Есть у них такой прием - обхватывают губами платочек, газету, в данном случае это мог быть телеграфный бланк… Чтобы снять с губ излишки помады или же сделать эту помаду равномерной, слой подровнять, понимаешь?
– Нет, и это объяснение не подходит. Больно нежные касания. Никто этой бумагой слой помады не подравнивал.
– Что же делали с этим бланком?
– Оставив наконец корзину, Брыкин приблизился к столу.
– Я бы сказал, но ты не поверишь, - Юферев затаенно улыбался.
– Поверю!
– клятвенно заверил Брыкин и даже руку приложил к тому месту, где, по его представлениям, должно было находиться сердце.
– Его показывали.
– Кто показывал? Кому?
– Понимаешь, я прямо вот вижу, как это происходило!
– воскликнул Юферев и опять почувствовал пробежавший по телу холодок озноба.
– Ну?
– снисходительно, произнес Брыкин. Юферев некоторое время смотрел прямо перед собой в грязноватую стену кабинета, словно не решаясь поделиться тем, что вдруг каким-то невероятным, колдовским образом открылось ему в эти минуты.
– Значит, так, - сказал он, преодолевая в себе какое-то сопротивление.
– Значит, так… Их было трое - двое мужчин и одна женщина. Да, трое.
– Ты имеешь в виду убийц?
– Вошли в подъезд порознь, чтобы не привлекать внимания. Поэтому, если завтра будешь спрашивать жильцов, не входили ли трое… Сразу говорю - не входили.
– А я буду об этом спрашивать?
– удивился Брыкин.
– Да, завтра с утра. Так вот, продолжаю… Женщина подошла к двери и позвонила. Когда увидела, что в «глазок» на нее кто-то смотрит, показала бланк, дескать, телеграмма пришла. Апыхтинская жена, естественно, поверила, никакой опасности в женщине не почувствовала. И открыла бронированную дверь. В ту же секунду в квартиру ворвались мужчины. Женщина после этого просто сбежала вниз по лестнице. По дороге скомкала и выбросила телеграфный бланк. Коснулась его губами скорее всего, когда подходила к двери, когда звонила и ожидала, пока ей откроют дверь.
– Надо же.
– Брыкин потянулся к голубоватой бумажке, но Юферев решительно отвел его руку в сторону.
– Ты уже достаточно насмотрелся. Здесь следы помады, эксперты увидят отпечатки губ. А это не менее надежно, чем отпечатки пальцев.
– Все это, конечно, интересно, - протянул Брыкин.
– Но больно уж сомнительно.
– Если объяснишь, как в подъезд попал этот бланк, заметь, новый бланк, но скомканный, в губной помаде, но без единой буквы, строчки… Если объяснишь это, я охотно откажусь от своей версии.
– Нет, зачем же от нее отказываться… Она мне нравится, - сказал Брыкин.
– Где же мы нашли этот голубенький комочек, вот бы припомнить!
– Не надо. Это не имеет значения. Конечно же, она не бросила его сразу у двери. Когда мужики ворвались в квартиру, женщина не стала вызывать лифт, ей надо было побыстрее уйти с этажа. И она ушла. А бланк бросила по дороге.
– Неужели именно его ты и надеялся найти?
– спросил Брыкин с восхищением.
– Нет, конечно… Но что-нибудь в этом роде… Это могла быть едва початая сигарета, какая-нибудь мелочь из квартиры Апыхтина, что-нибудь в крови… Ты видел, сколько там было крови? Не может быть, чтобы у них на руках, на одежде не осталось ни капли. Когда мы их найдем, то обязательно обнаружатся вещи со следами крови.
– Не обнаружатся, - сказал Брыкин.
– Почему?
– Сам же говоришь - грамотные ребята. Я бы на их месте все сжег, вплоть до носков, трусов, майки.
– Тоже верно, - согласился Юферев.
– Значит, ищем женщину?
– Да, ищем женщину, которая пользуется такой вот красной помадой. Цвет довольно редкий, - заметил Юферев.
– Сейчас красятся синей помадой, зеленой, малиновой, видел даже желтую, но такую, чисто красную… По-моему, редкий цвет. Во всяком случае, не столь уж частый.
– Если она не сменила помаду после сегодняшних событий, - заметил Брыкин.
– Это невозможно. Помады слишком дорогие, чтобы ими вот так легко бросаться. И потом… - Юферев помолчал.
– Почему, собственно, она должна ее менять? В квартире не была, следов не оставила, единственный человек, который ее видел, с которым она разговаривала, - жена Апыхтина… Она ничего уже не скажет. Нет-нет, у этой женщины, как мне кажется, молодой женщины, нет причин маскироваться, менять внешность, одежду, помаду.
– Думаешь, молодая?
– с сомнением спросил Брыкин, не заметив, как сам втянулся в обсуждение юферевской догадки.
– Конечно! Отморозки не возьмут с собой на дело старуху или женщину в годах… Это должна быть их баба, их подруга и соучастница… Она, скорее всего, и раньше помогала им, или, скажем иначе, они и раньше привлекали ее для своих дел. Опять же помада, - Юферев взглянул на бланк, лежащий перед ним на столе.
– Губастенькая девушка. Яркая. Отчаянная.
– Саша!
– воскликнул потрясенный Брыкин.
– А это откуда взял?