Высшая мера
Шрифт:
Торговля, похоже, шла достаточно бойко - тут же стояли высокие круглые стойки, за которыми можно было подкрепиться. В забегаловке продавались скользкие, будто перемешанные с жидким мылом, сосиски, дешевая водка и пиво. Постепенно здесь сложился круг завсегдатаев. Учитывая, что рядом была автобусная остановка, а автобусы ходили все хуже, ждать их приходилось подолгу, посетители в «Пище» не переводились.
Через год хозяин пристроил к контейнеру нечто крытое, нечто странное - из водопроводных труб и списанных листов пластика. Настлал пол, вставил в промежутках между листами пластика окна, и получилась забегаловка, которую сразу и навсегда полюбили все окрестные алкоголики, наркоманы, токсикоманы и прочая шелупонь, к которой хозяин, мордатый немногословный детина, относился с неизменным уважением и предупредительностью.
Это ценили, сдачу не пересчитывали, проявляя тем самым уважение и доверие к мордатому. Вел он себя сурово, строго, но справедливо - милицию не вызывал, все конфликты в своем заведении решал самолично, без жестокости и брезгливости.
Приближаясь к «Пище», Юферев как-то неожиданно ощутил неловкость, что-то было не так, что-то мешало сосредоточиться. Он замедлил шаг, остановился, постоял в растерянности, пошел дальше. Но раздражающая неловкость не покидала его.
Он оглянулся.
Все было спокойно - женщина с сумкой пересекала дорогу, стайка местных хулиганов, надсадно хохоча, куражилась на траве у дома, какой-то мужичонка в неразличимо серой одежде шел по своим делам и, не задерживаясь, прошагал мимо Юферева. Проносились по дороге машины, со двора слышались женские голоса.
Успокоившись, Юферев двинулся дальше, но оставалось в нем, все-таки оставалось чувство настороженности - что-то вокруг происходило не так, что-то его задевало.
Войдя в тесноватое, темноватое помещение, Юферев сразу же увидел человека, который был ему нужен, - в забегаловке он был один. Якушкин стоял у высокого столика изысканно и красиво. Одна нога у него была заведена за другую, со светской небрежностью он поставил на столик локоток, а зажатая в пальцах сигарета дымилась. Чувствовалось, что Якушкин видит себя со стороны, замечая и отведенную в сторону руку с сигаретой, и поднимающийся к потолку дымок, и всю позу свою, почти аристократическую, тоже видит и ценит. На столике перед ним стояла початая бутылка пива.
– Красиво живем?
– спросил Юферев, подходя.
– Стараемся.
– Удается?
– Как видишь. Хочешь присоединиться?
– У меня такое чувство, что ты - Леша Якушкин.
– Чувства тебя не обманули. Чувства вообще никого не обманывают. Обманывает разум, расчет, надежда на выгоду и корысть. А чистые помыслы неуязвимы для злобы людской и зависти. Согласен?
– Вполне.
– Ничего я выразился, а? Красиво, сам вижу.
– Мне тоже нравится.
– Мужики, вам ничего не нужно?
– раздался из окошечка веселый женский голос.
– Может, чего подбросить?
– Нет, спасибо, - сказал Юферев.
– Чуть попозже, если не возражаете.
– Возражать?
– удивилась невидимая за рядом бутылок женщина.
– Упаси боже!
Якушкин налил в бумажный стакан пива, осторожно налил, чтобы не опрокинуть слишком уж легкий стакан пивной струей. Пригубил, вопросительно посмотрел на Юферева.
– Слушаю внимательно, - сказал он.
– Моя фамилия Юферев. Александр Леонидович Юферев. Капитан милиции.
– Дальше можешь не продолжать, - Якушкин глубоко затянулся и выпустил дым к потолку.
– С ментами не общаюсь. Ни под каким предлогом.
– А они с тобой?
– улыбнулся Юферев.
– А что им остается?
– Якушкин небрежно пожал плечами, как заметил Юферев, довольно жидковатыми плечами.
– Что так? Чем же они провинились?
– Грязной работой занимаются.
– Да, тут ты прав, нельзя не согласиться. Докладываю… Вчера в доме, где ты проживаешь, совершено убийство. Зарезаны жена банкира Апыхтина и его сын. Этим делом я сейчас и занимаюсь.
– А я здесь при чем?
– удивился Якушкин. Но разговор, видимо, его все-таки заинтересовал. Впрочем, вполне возможно, что он просто наслаждался и выжидал момент, когда можно будет отшить следователя красиво и опять же изысканно.
– Есть несколько вопросов.
– Юферев всмотрелся в лицо Якушкина. Довольно испитое, мелкие морщинки через год-второй наверняка углубятся. В манере поведения, в разговоре уже чувствовалось - спивается мужик. Капризная горделивость, уверенность в своем превосходстве, наверняка где-то рядом болезненная обидчивость и, конечно, подловатость, для которой у него всегда найдется и объяснение, и оправдание.
– Есть вопросы?
– усмехнулся Якушкин торжествующе, показав неважные зубы, - Но нет ответов, капитан. Нет ответов.
– Видишь ли, Леша…
– Отвали, капитан. Не желаю.
– Дело в том, что убийство…
– Я внятно выражаюсь? Не желаю!
– И Якушкин снова пустил дым к низкому потолку забегаловки.
Юферев помолчал, глядя в дрябловатое лицо Якушкина, и неожиданно заметил его скошенный в сторону витрины взгляд - оказывается, он красовался перед женщиной, которая затихла где-то там, в железных глубинах контейнера, и прислушивалась к каждому их слову.
– Наверное, менты крепко тебе досадили?
– спросил Юферев.
– Не один раз. И я дал себе зарок - никогда. Ты понял меня, капитан? Никогда. Совершено убийство? Расхлебывай. Твои проблемы.
– Когда убийцы следующий раз ворвутся в твою квартиру…
– Не ворвутся. В моей квартире, слава богу, нечего взять. И потом, они знают, к кому врываться. У меня с ними нормальные отношения.
– Да?
– удивился Юферев.
– И если бы сейчас к тебе подошли эти убийцы, ты бы с ними охотно поговорил?
– А почему нет?
– Якушкин смотрел на Юферева с таким превосходством, что тот оторопел.
– Хорошо. Прошу извинить.
– Смотри не кашляй, - засмеялся Якушкин и снова оборотил свой взор к бутылке с пивом, но скосил, все-таки скосил взгляд в сторону раздаточного окошка: как, дескать, я отшил этого типа?
– Вчера утром возле своего дома ты познакомился с женщиной… Во всяком случае, приставал к ней… Этакая яркая блондинка…
Якушкин вылил в стакан остатки пива из бутылки и, запрокинув голову, сделал несколько больших глотков. Совсем рядом Юферев видел его тощеватую шею, видел, как дергался острый кадык при каждом глотке. Шея у Якушкина была загорелая, но сразу же за воротником рубашки виднелось неприятно белое тело. Видимо, Якушкин не загорал, просто подолгу шатался по улицам, и его лицо, шея покрылись сероватым городским загаром. За те недолгие секунды, пока Якушкин, судорожно дергая горлом, пил пиво, следователь отметил и щетину, уже седоватую щетину стареющего алкоголика.