XVII. Наваррец
Шрифт:
Опять сработала память де Браса. Он знал эти факты, я — нет.
Тем временем Ришелье обдумал мою просьбу и согласился:
— Хорошо, это все пустяки. Будет вам монополия. Пусть подготовят бумаги и передадут моему секретарю, я подпишу. Что-то еще?
— Да, Ваше Высокопреосвященство! — я решил — наглеть, так наглеть. — Так же прошу разрешения переименовать одно угодье по моему выбору!
— Что, простите? — тут Ришелье слегка опешил и откинулся на подушки. Какой же у него был уставший и замученный вид. И этот человек железной рукой привел Францию к будущему процветанию!
— Я планирую приобрести в собственность земли, сейчас мой стряпчий как раз подыскивает подходящий вариант. И как только мы определимся с выбором, я хотел бы дать этим землям новое название!
— И какое же?
— Русси!
— И тогда вы по праву сможете именоваться де Ла Русс? Или, скажем, барон де Ла Русс! Правильно я понимаю? Вдобавок, вы снимете с себя возможные обвинения в присвоении несуществующего имени. А я слышал, вы уже вовсю им пользуетесь? Неплохо придумано!
Я лишь молча поклонился. Чертов Рошфор, уже успел доложить обо всех моих косяках и промахах. Что я ему такого сделал? Ведь бывший владелец моего тела, шевалье де Брас — человек графа. И при этом я не успел толком перейти дорогу графу. Значит, между ними и в прошлом существовали некие весьма напряженные отношения. И сейчас мне приходится это расхлебывать, даже, несмотря на то, что я сыграл свою роль на все сто процентов и подставил Медичи и Ко.
— Хорошо, шевалье де Брасс, барон де Ла Русс, я выполню и эту вашу просьбу! Собственно, в этом деле вы могли бы обойтись и без меня. Достаточно было обратиться в канцелярию, подтвердить право собственности, дальше лишь правовые нюансы…
— С вашим личным согласием все пройдет гораздо быстрее и без запинок.
— Это верно, — согласился Ришелье и непроизвольно начал чесать шею. Я заметил большое красное пятно на коже, которое прежде скрывала сутана. — Пусть ваш стряпчий подготовит прошение на мое имя, я подпишу и его. Надеюсь, это все? Или будет «в-четвертых»?
— Все, Ваше Высокопреосвященство. Это даже больше того, на что я мог надеяться.
— Но мы еще не поговорили о деньгах… — задумчиво сказал кардинал, глядя, казалось, мне в самую душу.
— Не смею отнимать ваше время такими пустяками. Деньги — это лишь средство достижения цели.
— Прекрасно сказано, барон. И все же, хотелось бы знать, сколько вам предложили за мою смерть?
— Я просил миллион, сошлись на двухстах тысячах, — честно ответил я.
— Неплохо-неплохо, хотя на их месте за такое дело я бы не пожалел того миллиона. Хотелось бы узнать, каковы ваши дальнейшие планы?
— Я уже сказал…
— Да-да-да, всячески служить интересам Франции!
— Именно!
— Знаете что, барон, дайте-ка Парижу отдохнуть от вас хоть немного. Мой вам совет, съездите на воды на недельку, подышите воздухом, подлечитесь. Развейтесь!
— Я бы с радостью, Ваше Высокопреосвященство, но граф Рошфор настаивает, чтобы я оставался в Париже и каждый день докладывал ему…
— Не волнуйтесь, де Брас,
— Тогда завтра же с утра я отправлюсь в путь!
— С богом, барон! Вы очень необычный человек, клянусь моей сутаной! Мы с вами еще непременно встретимся. Как вернетесь, обратитесь к моему секретарю и попросите об аудиенции. Я хочу поговорить с вами более обстоятельно. И все же, хоть вы и отказываетесь, но вам потребуются подъемные средства на обустройство земель! Загляните-ка перед отъездом с этой запиской к королевскому казначею…
Кардинал достал из специального отделения письменные принадлежности и лист пергамента и что-то быстро написал на нем, после чего вручил листок мне. Затем, не слушая слов благодарности, стукнул два раза по стенке. Дверцу кареты тут же отворили, и мы выбрались на свежий воздух.
— Как вернетесь с вод, не забудьте заглянуть ко мне во дворец! — еще раз напомнил кардинал на прощание и ушел, окруженный гвардейцами.
Это был день Ришелье, момент его триумфа, его великой победы, к которой он шел долгие годы.
И, по случаю, я попал под щедрую раздачу, умудрившись получить все и даже больше из того списка, который был у меня в голове.
Я глянул в листок. Там было начертано красивым и ровным почерком: «Выдать подателю сего двадцать тысяч ливров золотом. По моему приказу, Ришелье».
Молва говорила правду — кардинал был щедрым к своим людям. А я внезапно стал человеком Ришелье, миновав посредника в лице Рошфора — граф будет очень и очень недоволен…
Двадцать тысяч — это много. Не миллион, конечно, и даже не двести тысяч, но, к примеру, годовое жалование капитана мушкетеров составляло около восьмидесяти тысяч ливров. Так что кардинал весьма дорого оценил мое участие в сегодняшнем спектакле, благодаря которому он избавился одним махом от всех своих явных врагов. Этот человек умел быть благодарным.
Уберу-ка я эту расписку в карман до лучших времен, а обналичу позже — надеюсь, Ришелье ее не обнулит, — а то и так золото прятать некуда, а завтра в дорогу.
Барон! Теперь я барон! Почти… Осталось лишь подыскать подходящие земли для покупки — это я поручил мэтру Жоли, а так же заработать на них оставшуюся сумму — а это мы попытаемся решить с помощью германца, — и дело в шляпе!
Пустяки?
Конечно! Всего лишь вопрос времени, а его у меня хоть отбавляй.
Глава 14
Ровно в шесть часов, кутаясь в плащ от утренней свежести, я подошел к воротам Сент-Оноре, тем самым, что разделяли Лувр и Тюильри. Вчера я славно провел здесь время, но сегодня уже ничто не напоминало о тех событиях. Число патрулей на улицах казалось обычным, в городе было спокойно, и стража у ворот особой бдительности не проявляла. Солдаты грелись у костра, так же, как и я, спасаясь от прохлады.
Д'Артаньян не подвел. Он пришел чуть заранее назначенного часа и теперь топтался в ожидании, переминаясь с ноги на ногу. Этой ночью, как и предыдущей, гасконец дома не появился, и я уже подумал было, что придется ехать с немцем вдвоем.