XVII. Наваррец
Шрифт:
Ситуация, которая поначалу ввиду численного преимущества нападавших, казалась безвыходной, стала выравниваться. Мы вывели из строя или убили уже четверых. Врагов осталось человек пять или шесть, я никак не мог сосчитать их точное количество, слишком быстро все происходило.
Вот только если с улицы к ним прибудет подкрепление, нам точно конец.
Где-то снаружи дико ржали лошади.
— Бей!
Повезло! Д'Артаньян сумел достать концом рапиры еще одного, а фон Ремер, наконец, перезарядил пистоль и удачно выстрелил, выведя из строя ближнего врага, и нападавшие неожиданно отступили.
Тот самый здоровяк, глава группы, до этого не вступавший в бой, критически оценив потери, просто выскочил из трактира, и оставшиеся внутри, увидев, что их начальник бежал, тут же потеряли весь интерес к схватке, быстро ретировавшись. Поле боя осталось за нами, и никто из нас троих даже не был ранен. Чудеса!
— Тысяча чертей! — воскликнул д'Артаньян, когда последний из нападавших бежал. — Вот это была схватка! Мне добить этих?
Он широким жестом указал на раненых.
— Подождите, надо их сначала допросить!
Но я понимал, что толку от допроса не будет. Так и вышло. Все, кто еще мог говорить, сообщили лишь, что их наняли прошлым вечером, пообещав заплатить приличную сумму за убийство одного кавалера. О его спутниках не было сказано ни слова, и это явилось для нападавших сюрпризом.
Я вполне поверил этим рассказам. Получается, что за фон Ремером охотились, но о том, что он нанял нас с д'Артаньяном никто не знал. Повезло тевтонцу! И не повезло нам. Но где-то в ближайшем окружении немца явно сквозило, ведь некто слил инфу о его предполагаемом маршруте, и лишь благодаря случаю германец остался жив.
Я вытащил, как рыбак, хозяина трактира, прятавшегося под столом. Улыбка давно пропала с его лица, он трясся, как осиновый куст, и не мог вымолвить ни слова.
Я даже не доставал оружие, просто держал его за отвороты куртки, прислонив к стене. И тихим, даже ласковым голосом объяснял:
— Сейчас мы сожжем этот дом, но прежде мы убьем тебя и всю твою семью. Сначала я пущу на охоту германца. Ты слышал о нем? Нет? Я расскажу! Наш германец — это особый человек, уникум! Его мужским органом можно ломать стены. Он использует свои чудесные способности на твоей жене, потом на твоей дочурке, если она у тебя есть. А если нет — то сразу на тебе!
— Госпо-о-о-дин, у меня нет жены и детей! Я одинок! Пощадите!..
Под трактирщиком начало расплываться дурнопахнущее пятно, но меня подобным было не разжалобить. Обоссался? Мало! Пусть еще и обосрется!..
— Ты, мразь, устроил в своем заведении засаду на верных слуг церкви? За это мы накажем тебя по законам святой инквизиции! Чуешь, что тебя ждет?
И вот тут, кажется, мой клиент все же обгадился по-крупному. По крайней мере, запах пошел такой, что мне пришлось заткнуть нос и отступить на пару шагов назад.
— Хоспооодин, они приказали… жди гостей, показали рисунок, сказали, подай знак… я не виноват…
Он рыдал, пережевывая слюни и сопли. Один мой вид внушал ему такой ужас, что все предохранительные клапаны в его организме сорвало, и трактирщик потерял над собой всяческий контроль.
— Что за рисунок?
— Во-о-от! — он сунул мне скомканный лист бумаги.
Я положил его на стол и разгладил ладонями. Что же, лицо фон Ремера вполне угадывалось, хоть и схематически, видно художник особо не старался, либо же у него перед глазами не было самой натуры.
Надпись под портретом гласила: «Разбойник «Маркиз»! Убийца и конокрад! Награда 2000 ливров!» О нас с д'Артаньяном в листовке не было ни слова.
— Недорого же они вас ценят, — сказал я германцу.
Тот взял листок, внимательно изучил его, потом сложил на четыре части и молча сунул себе за пазуху.
Я же повернулся к трактирщику. Больше ничего интересного сообщить он не мог, поэтому я пнул его носком сапога в живот, и трактирщик отлетел обратно под стол.
— Так мне их добить? — опять спросил д'Артаньян, глядя на раненных. Одно дело честная схватка, лицом к лицу, шпага против шпаги, а совсем иное — подлое нападение, десяток против троих. В таком случае любые правила чести отступали, а начинали действовать совсем иные законы. Выживал сильнейший.
— Да, — коротко ответил я.
Через пару минут все было кончено. Д'Артаньян действовал безо всякой злобы или удовольствия, он просто выполнял привычную, но неприятную работу. Пройдя от одного раненного к другому, гасконец перехватывал им глотки коротким движением даги, ловко и умело, как прежде резал баранов в горах, потом пару минут держал голову отходившего в мир иной, пока тот окончательно не успокаивался, тяжело вздыхал и переходил к следующему.
— Ваш друг, он… — фон Ремер, наблюдавший за процессом, не нашел слов, и выскочил на улицу. Кажется, его тошнило.
Я тем временем неспешно перезарядил пистоль, подошел к лавке, под которой прятался трактирщик, отшвырнул ее в сторону и разрядил оружие ему в лицо.
В эту минуту я даже не пытался анализировать свои действия или их мотивы. Я просто поступил, как считал нужным, и нисколько об этом не жалел.
Нас попытались поймать в ловушку и убить? Не вышло. В ответ мы сами убили всех, до кого смогли дотянуться.
И если это не послужит предостережением тому, кто устроил засаду — ему же хуже.
Значит, мы придем и за ним. Обещаю!
Я оглядел таверну, мертвые тела и сказал д'Артаньяну:
— Сожгите здесь все!
Глава 15
Горело красиво, я даже засмотрелся на пару минут. Полыхнуло так, словно таверну облили бензином. Скорее всего, у хозяина были изрядные запасы крепкого спиртного в бочках, иначе я даже не представляю, отчего дом так быстро занялся.
— Вам не кажется, фон Ремер, что нам нужно объясниться?