XVII. Наваррец
Шрифт:
Мы с тевтонцем отъехали шагов на тридцать от таверны и остановились. К счастью, наших лошадей не успели распрячь, вдобавок, сбежавшие бандиты оставили коней своих мертвых товарищей, которых мы успешно приватизировали. Кони были свежие, отдохнувшие — то что нужно в нашей ситуации.
— Я фам сказаль, дорог будет опасний! — тевтонец опять перешел на свой немецко-французский диалект, который приобретал, когда волновался. Странно, что во время нашей первой встречи, даже будучи раненным в руку, он говорил без акцента. В тот вечер он переживал существенно меньше, чем сейчас,
— Мы вполне принимаем любую опасность, но, согласитесь, было бы неплохо представлять себе ее масштабы! Если в каждом трактире по пути нас будет ждать подобная неласковая встреча, боюсь, мы не доберемся до Гавра.
— Вы правы! — Ремер успокоился и вновь вернул себе способность изъясняться понятно. — Об этом я не подумал…
К нам на полном скаку примчался д'Артаньян, до этого проверявший, не осталось ли случайных работников или посетителей в трактире, а заодно он проверил и карманы убитых — честная военная добыча. Он же и поджег заведение, пока мы возились с лошадьми на конюшне.
— К утру здесь останется лишь пепелище! Я и не думал прежде, что огонь — это так прекрасно! — сообщил гасконец, с гордостью поглядывая на пожар — дело рук своих. Потом немного подумал и добавил: — Вот только где мы теперь будем ночевать?
— Спустимся к Сене и переночуем на берегу, — предложил я, мысленно представив себе карту и прикинув наше текущее местоположение.
Вообще, потеряться было сложно, можно было просто следовать вдоль реки, с правой стороны которой и был построен Гавр, и мы бы добрались до места. Вот только это заняло бы гораздо больше времени. Река постоянно петляла на всем своем протяжении, да и отсутствие нормальных дорог сильно замедлило бы темп. Зато такой маршрут избавил бы нас от нежелательных встреч.
Понятно было, что за фон Ремером шла охота, и все очевидные места уже находились под контролем — их было не так уж и много. Поэтому и нашли нас легко. Главный вопрос: насколько масштабные силы нам противостоят, и хватит ли у них ресурсов блокировать все основные дороги и проверить каждую из придорожных таверн на всем протяжении пути?..
— В свите Фердинанда есть люди, которые не хотят этого союза. Они не остановятся ни перед чем! Вот только я не могу ничего доказать! Все, что у меня есть — это домыслы. Я даже не уверен точно, кто стоит за сегодняшним нападением. Господа, если вы откажетесь от дальнейшей поездки и вернетесь в Париж, я пойму.
Мы с д'Артаньяном переглянулись. Он кивнул.
— Unus pro omnibus, omnes pro uno! — сказал я.
— Вы не могли бы перевести? У меня с детства плохо с латынью, — попросил д'Артаньян.
— Один за всех, все за одного!
Все, как завещал нам старик Дюма, а так же федеративная политика Швейцарии, где этот девиз фигурирует в большом числе документов. Более того, в конституции КНДР есть принцип коллективной ответственности, который формулируется ровно так же. Потому что звучит красиво!
— Прекрасно,
Я повернулся к фон Ремеру.
— Мы имеем честь сопровождать вас и далее.
Нас никто не провожал. Когда д'Артаньян поджег трактир, все, кто остался жив, разбежались кто куда. Интересно, сколько бедолагам добираться пешком до ближайшего городка, и что они скажут местным стражам правопорядка?
Пришлось попетлять, тем более, уже темнело, но все же через полчаса мы добрались до реки, выбрали место для ночлега, стреножили лошадей на ночь и развели костер.
Солнце еще не село, все же середина июля, но уже висело низко над горизонтом, освещая облака в лилово-пурпурные тона. Легкий ветерок обдувал наши разгоряченные лица, успокаивая нервы.
Костер ярко разгорелся, весело потрескивая углями.
Я сел на бревно на берегу и смотрел на реку, неспешно несущую свои воды день за днем, век за веком. Тишина и спокойствие, полное умиротворение, только комары, сука, достали! Безжалостные твари!
После Парижа воздух здесь казался особенно чистым и вкусным. Я дышал и никак не мог надышаться.
— А не выпить ли нам вина, господа? — предложил д'Артаньян, жестом фокусника доставая из седельной сумки две бутылки.
— И поесть бы не помешало, — слегка ворчливо заявил тевтонец, извлекая из холщевого мешка жареную баранью ногу, и, чуть смущенно, добавил: — Вот, прихватил по случаю в трактире. Все одно пропадать добру…
Н-да, мои товарищи по путешествию оказались ребятами хваткими. Сам я не внес в общую кассу ничего, просто не подумал об этом в нужный момент.
И это, черт подери, был самый вкусный ужин из всех, которые я ел в своей жизни!
Когда все насытились и более-менее приготовились к ночлегу, а костер еще горел, мы собрались вокруг огня, и я предложил, но таким тоном, что никто и не подумал отказаться:
— Будем нести ночной дозор по очереди! Каждые два часа меняемся. Сначала шевалье д'Артаньян, затем фон Ремер, последний я. Еще не хватало, чтобы нас взяли спящими.
Себе я оставил худшую смену — под утро, когда самый сон и глаза слипаются. Но ничего, организм молодой, выдержит.
— Эх, — мечтательно протянул д'Артаньян, — сейчас бы оказаться в объятьях моей вдовушки…
— У них там, поди, уже другие кавалеры на вечер, — вспомнил я веселый нрав девиц.
— А моя невеста ждет меня, — внезапно разоткровенничался фон Ремер. — Она самая прекрасная девушка на всем белом свете! Когда я вернусь домой, мы поженимся.
— Не боитесь оставлять красавицу одну и без присмотра? — спросил с любопытством гасконец, не желая, впрочем, оскорбить немца. — Мало ли кто обидит, а вы далеко.
— Крепкие стены замка ее отца и пятьдесят вооруженных человек не дадут ее в обиду, — улыбнулся Ремер. — Хотя, вы правы, времена нынче неспокойные. Но стены замка высоки, его за двести лет пытались брать штурмом пять раз, и каждый раз безуспешно. Даже малыми силами там можно держать оборону. Я опасаюсь иного. Война истощила все запасы, а когда солдатам не платят, они начинают бунтовать.