XVII. Наваррец
Шрифт:
— Это плебеи, — пренебрежительно сплюнул на землю д'Артаньян. — Благородный человек служит не за деньги. Есть клятва своему сюзерену, и кто нарушит ее — навозный червь, не достойный жить!
— Полностью с вами согласен, шевалье!
Я негромко запел, переводя в уме с русского на французский, так, чтобы получилось более-менее складно:
— Зависит все, что в мире есть, от поднебесной выси,
Но наша честь, но наша честь от нас одних зависит*…
*Автор слов Леонид Дербенев, песня к кинофильму «Мушкетеры 20 лет спустя»
Оба моих товарища, честное слово, заслушались, хотя пел я так себе и переводил, наверное, скверно, без особой рифмы. Зато пел с душой, и попытался вспомнить все куплеты, хотя мог что-то и упустить. Давненько я не слышал эту песню, хотя когда-то она мне очень нравилась.
— Прекрасно! — мне показалось, или фон Ремер смахнул скупую мужскую слезу. — Это вы сочинили? У вас талант!
— Нет, просто слышал где-то и запомнил слова. Предлагаю ложиться спать, время позднее…
Воспользовавшись собственным советом, я лег на сложенные заранее друг на друга еловые ветки, подложив под голову седло и накрывшись плащом, и тут же заснул.
Казалось, не прошло и минуты, а кто-то уже начал теребить меня за плечо.
Надо мной склонился откровенно зевающий фон Ремер.
— Ваша очередь, шевалье!
Я тяжело поднялся на ноги. Сдав пост, германец устроился на моем месте, и мгновенно уснул, сладко посапывая. Я посмотрел на едва тлеющий костер и подкинул пару веток, чтобы он не погас окончательно.
Вокруг было еще темно, но силуэты деревьев вполне угадывались. Я спустился к реке и умылся холодной водой, окончательно проснувшись. Потом обошел периметр нашего импровизированного лагеря, проверил лошадей и почистил рапиру от крови.
Было тихо, лишь привычные звуки леса звучали вокруг: уже начали чирикать птицы, где-то вдалеке завыл волк, стрекотали сверчки, но к нам никто не лез, и даже комары под утро куда-то пропали, а может, их отпугнул дым от тлеющего костра.
Внезапно из кустов вышел олененок, остановился, замер на месте и посмотрел на меня своими огромными глазами.
Я сидел, не шелохнувшись, чтобы не спугнуть зверя. Убивать его я не хотел, да и не мог, пистоля под рукой не было, не гнаться же за ним с рапирой! Пусть идет своей дорогой, животина. Олененок, словно услышав мои мысли, встрепенулся и сорвался с места, мгновенно исчезнув среди деревьев.
Постепенно небо светлело, и где-то далеко горизонт начал алеть восходящим солнцем. Пора!
Я безжалостно растолкал своих товарищей.
— Вы просто изверг, де Ла Русс! — изрек д'Артаньян, зевая и крепко потягиваясь. — Я, конечно, привык вставать рано, но здесь так сладко спалось!
Фон Ремер подтвердил его слова решительным кивком.
Утренние процедуры и короткий завтрак заняли у нас не более получаса, и, как только солнце осветило первыми лучами окружающую действительность, мы уже выбирались из подлеска на одну из проселочных дорог.
— Отныне едем скрытно, как только возможно, избегаем основных дорог, — сказал я. — Кто бы ни были ваши враги, фон Ремер, у них не хватит сил перекрыть абсолютно все проезды. Они расставят своих людей по ключевым точкам нашего пути и будут ждать нас там. Нам же предстоит немного покружить, но время позволяет. Зато избежим ненужных встреч!..
Мой план был принят безоговорочно.
До полудня мы проехали километров тридцать. Я пытался было автоматически считать в лье, так хотела остаточная память де Браса, но потом плюнул и перешел на привычную систему исчисления.
С заводными лошадьми дело шло веселее. Мы меняли их каждый час, не позволяя слишком переутомляться. Иногда сворачивали в близлежащие деревушки, чтобы напоить и накормить животных, но надолго там не задерживались.
Местные не обращали на нас особого внимания. Эка невидаль — троица путешественников при оружии, явно куда-то торопящихся. От таких лучше держаться подальше — целее будешь!
Фон Ремер обладал невероятным географическим кретинизмом, и с радостью подчинялся указаниям д'Артаньяна, который прекрасно ориентировался на местности.
Все шло хорошо, пока мы не въехали в небольшой, ничем не примечательный городок. Одна странность сразу бросалась в глаза — на улицах было удивительно пусто. Ладно, когда нет мужчин, середина лета — самое время работы в полях, но мы так же не видели ни женщин, ни детей. Все немногочисленные лавки закрыты. Только собаки сопровождали нас с самого въезда, злобно тявкая, но при этом благоразумно держась поодаль.
Мы невольно придержали лошадей, а потом и вовсе остановились, перегородив улочку, и оглядываясь по сторонам. Слишком уж все походило на организованную засаду.
— Где мы находимся, д'Артаньян? — спросил я, вытаскивая пистоль и заряжая его со всей возможной быстротой. На всякий случай.
— Дьявол разберет! До Руана еще изрядно, мелкий городок без названия.
— Тревожная атмосфера вокруг, — заметил тевтонец, — где все местные?
Из дома в двадцати шагах от нас вышел дед, опираясь на крепкую сучковатую палку. Д'Артаньян, недолго думая, сорвался с места и вмиг домчался до старика, резко осадив перед ним лошадь и подняв столп пыли до небес.
Старик недовольно закашлялся. Гасконец о чем-то спросил, дед ответил, сильно жестикулируя, а потом ткнул палкой куда-то в конец улочки, и тут же сам засеменил в указанном направлении.
Д'Артаньян вернулся к нам и быстро объяснил:
— У них там что-то случилось, все собрались на площади. Старик сказал, ведьму жгут! Поедем, поглядим?
Видно было, что гасконцу интересно посмотреть на редкое зрелище. Инквизиция с ее лютыми законами уже почти ушла в прошлое, но отголоски старых порядков все еще временами давали о себе знать.