Я/Или ад
Шрифт:
— Утад — это розовый ромб? — спросил другой субъект из этих двоих, стоящих надо мной, указывая белой рукой на плоскость.
— Утад — это Я, — ответил первый, показав на меня своим взглядом.
— Я?.. — насмешливо повторил второй. — Ихтеолус Среднерусский?
— Homo Sexus, — ответил первый, слегка хохотнув. — Аглая. Я. Ну что, окажем поддержку, Альберт?
— Окажем, Адольф, — совсем весело проговорил второй из них, погладив меня по непонятно откуда взявшемуся в этой неразберихе лбу. — Спасение-то неминуемо!
— Что верно, то верно. Пусть возвращается, раз по-другому никак не может.
Они стиснули мой, пришедший в абсолютный ужас, дух своими ладонями
“О!.. — взвопил я той единственностью, которая во мне еще оставалась. — Я?!.. Розовый ромб??!! Утад?.. Нет!!!! Нет… Не хочу, не хочу!”
Плоскость продолжала приближаться. Я понял, что сейчас я пойму и осознаю единый принцип всех принципов построения всего — и чего угодно; и именно это и будет истинной, окончательной смертью.
— О! — выкрикнул я, уничтожаясь. — Я не хочу! Спасение неминуемо! Спасение неминуемо!!! Спаси меня, Господи…
Тут же раздался какой-то глобальный, но почти неощущаемый взрыв; мощный мгновенный катаклизм, потрясший все основания этих загадочных мест, куда я забрался; и тут нечто невидимое схватило меня, словно утопленника, за шкирку, резко вытягивая ввысь, и я, как пустая бутыль, отпускаемая ныряльщиком у дна, выпрыгнул с дикой скоростью на спасительную поверхность.
Все ушло, все было кончено; подо мной все так же возвышался коралл-мозг, а рядом весело плыл в свою пещеру алый красноперый групер, иллюминисцирующий своими крапинками.
Потом эта реальность вдруг как будто зашаталась, словно испытывая внутренние толчки сокрытой в каждой ее клеточке энергии, рвущейся наружу, как воспламененная горючая смесь двигателя внутреннего сгорания; затем все окружающее качнулось перед моим взглядом туда-сюда, будто прощающаяся с тобой рука любимой, — и вмиг все вновь сгинуло, исчезло, преобразовываясь в глобальный, разрастающийся во все стороны лабиринт, в центре которого было мое “я”, превращенное в некое ядрышко с отходящим от него длинным, извивающимся хвостиком.
Я стал каким-то простейшим организмом, а вокруг меня простирался микромир. Кем же я все-таки стал?..
Задумавшись, обернув взор внутрь своего ядрышка, я неожиданно все понял.
“Отныне я — сперматозоид! — слились в моем сознании слова истины. — Я простой, лишенный всех прочих черт сперматозоид, хранящий в себя заряд и силу для создания величайшего и могущественнейшего из существ! Это твоя милость, Господи, Ты наконец явил меня именно тем, кем я бессознательно всегда себя ощущал; и как раз теперь я могу, несмотря ни на что, исполнить свою цель и великое предназначение! Спасибо, Господи, спасибо!.. Ты услышал меня!”
Вот до какой степени богохульства я тогда дошел! Вот в какой великий грех и искушение впал! Ослепленный гордыней, я не ведал, что мыслил. Прости меня, Г., если можешь, пожалуйста, прости.
Однако, окрыленный тогда своим тогдашним пониманием происходящего и сущего вообще, я радостно двинулся вперед, отталкиваясь хвостиком от среды обитания, — вперед к новым приключениям моей ужасной, греховной жизни.
Я, очевидно, все еще находился в море, поскольку повсюду была водяная синь и соль — но как оно видоизменилось!.. Непонятные и причудливые формы различных цветов проносились мимо меня или просто парили возле, а внутри них проистекали всевозможные физиологические процессы. Одна амеба дернулась в мою сторону, выпячивая ложноножку, видимо желая меня захватить
Я плыл вперед на зов моей мечты, мощно работая хвостиком, словно плавником или турбовинтом. И тут, обойдя стайку каких-то фораминифер и еще каких-то мне неизвестных сфер, я увидел прямо перед собой вожделенное и желанное… Солнце!
Оно зависло передо мной, слепя мой восхищенный взор своим крапчатым ярким ядром, заключенным в туманное сизое облачко, которое пронзали исходящие из самого центра серебристые иглы лучей. Оно парило перед моим существом, являя собой сияние как таковое. Оно словно заключало в себе совершенную благодать и подлинную святость, которой я все это время был недостоин. Оно звало, манило, приглашало меня стать его частью и войти в солнечный мир истинного духа, явленного сейчас в облике пламенеющего снежинкового узора этой хрустальной звезды счастья. Я остановился у луча, сжигаемый светом и посмотрел прямо в эту разъятую негу абсолютной любви, пылающую божественностью, и застыл, словно сраженный наповал великой стрелой окончательного восторга.
— Радиолярия! — воскликнул я своим ядрышком, назвав по имени ту, что была сейчас рядом со мной, чего я никогда бы не сделал всуе или даже под пыткой. — О, как ты прекрасна!.. Как прекрасна ты, возлюбленная моя… Вот — моя цель; вот — мой предел; вот — мой смысл; вот — моя смерть; вот — моя жизнь! Радиолярия… Ты есть мое единственное прибежище, последняя надежда… Будь со мной, Солнце, сожги меня своим светом и любовью! Я все-таки иду к тебе, высшая благодать!..
И я ринулся вперед. Осторожно обойдя острые кончики ее лучей-псевдоподий, стараясь не сгореть раньше времени, виляя хвостиком, я достиг ее ядра и всосался, втиснулся, проник в какую-то вакуоль. Запахло серой, и надо мной раздался еле слышимый сухой смешок.
“Скелет… — в панике подумал я. — Скелет… Сульфат стронция… Стронций… Ааааа!!!”
Раздался мощный взрыв; мир умер. На мгновение я стал вместе с радиолярией и Вселенной единым счастливым организмом, заключающим абсолютную возможность всего чего угодно, но тут же бытие исчезло, воссияв вспышкой изначального света, и в момент моей гибели я успел вспомнить, что меня звали Ихтеолус Среднерусский или же Homo Sexus и что всю свою жизнь я был великим грешником.
Но, может быть, моя вина не столь абсолютна и несомненна; может быть, всего этого и не было вовсе, а всякие мои дурные приключения и похождения — просто сны или галлюцинации, навеянные воздействием той самой таблетки, которую я однажды принял в подъезде в компании приятелей-бомжей?.. Возможно, я и сейчас там нахожусь, стоит лишь проснуться по-настоящему. А может быть, я нахожусь и вовсе не там, а где угодно: в звездолете “Дада”, устремленном к Солнцу, под зеленой кроной большого ветвистого дерева, в раковом раю?.. Вся надежда моя на Тебя, Господи.
Еще не конец. Алмазное утро, нагрянувшее вдруг, расколошматило своим светящимся струением ватный кокон моего небытия, и я вновь возник.
Я очнулся и обнаружил себя лежащим на вонючем грязном матрасе в каком-то полутемном подвале. Рядом со мной стоял стул, на нем лежала пачка папирос “Беломор” и валялась пустая пивная бутылка. Я совершенно ничего не помнил, только то, что было вчера и что должно быть сегодня.
Я вышел, шатаясь, из этого подвала и оказался перед шумным летним двором, где постоянно сновали туда-сюда облезлые собаки и мельтешили весело орущие дети. Зияющее слепящим пятном солнце прожигало мой измученный дух насквозь. Я пошел вперед, мало что соображая, и в конце концов добрался до знакомого подъезда, поднялся на нужный этаж и нажал кнопку звонка.