Я люблю тебя, Калькутта!
Шрифт:
Были в клане Тагоров преуспевающие дельцы, вроде Сурендранатха; религиозные реформаторы и политические деятели (Дебендранатх, отец Рабиндраната и еще шесть сыновей); адвокаты (Прассанакумар, один из основателей Калькуттского университета); ученые (Движендранатх, математик, философ, писатель, поэт, флейтист, изобретатель бенгальской стенографии); художественные критики (Балендранатх), художники (Обониыдранатх и Гяганендранатх, племянники Рабиндраната) и многие другие. И всю эту галерею достойно венчает Рабиндранат Тагор.
Писать о нем не буду — для этого не хватит ни бумаги, ни времени, ни моих скромных познаний. Да это и не нужно — о Тагоре написаны сотни книг. А меня интересуют две близкие мне темы. Во-первых, племянники Тагора — художники, ставшие основоположниками могучего культурного движения, называемого Бенгальским Возрождением. И, во-вторых, сам Р. Тагор как художник.
О Бенгальском Возрождении[19]
(для любителей искусства)
Это художественное движение конца XIX — начала XX века за возрождение национальной индийской культуры началось в Калькутте, но постепенно охватило всю страну. В истории оно осталось под названием Бенгальского Возрождения.
К концу XIX века великая индийская культура, насчитывавшая тысячелетия развития, пришла в упадок. Колониальной администрации она была не нужна: ее целью была европеизация страны, создание интеллигенции, работающей на Англию. Для достижения своих целей в искусстве англичане открыли в стране ряд художественных школ — в Мадрасе (1850), Калькутте (1853), Бомбее и Лахоре (1857). Но культивировалась там английская академическая школа живописи, глубоко провинциальная, выродившаяся, и представляли ее художники самого низкого пошиба. Все банальное, низкопробное, вызывавшее насмешки даже в непритязательных салонах буржуазной Евро* пы, преподносилось индийцам как последние достижения современной живописи. Индийская традиция игнорировалась полностью, как нечто варварское, недостойное внимания.
Хуже всего было то, что эта политика начинала приносить плоды: главной мечтой художественной молодежи Калькутты было стать официальными портретистами, рисовать имперских чиновников и получать королевские премии на ежегодных выставках в Симле. Рабиндранат Тагор писал с горечью: «Чувство пренебрежения и превосходства неизменно унижало нас и нанесло серьезный ущерб нашей культуре. Оно породило в сердцах нашей молодежи недоверие ко всему, что являлось наследием прошлого. Старинные индийские картины и другие творения искусства высмеивались нашими студентами, подражавшими европейским учителям в этот обывательский век… Слишком долго воспитывали их на третьесортных копиях французских картин, кричаще-пестрых олеографиях самого низкого пошиба, на картинах, отмеченных печатью машинного стандарта, и они еще считают признаком высшей культуры презрение к творениям восточного искусства».
В этих условиях возрождение былой славы национальной культуры становилось частью общенациональной освободительной борьбы.
Важную роль в возникновении и развитии нового культурного движения сыграло семейство Тагоров, прежде всего племянник Рабиндраната Обониндранатх. Вместе со своим братом Гяганендранатхом он рано увлекся рисованием. Первыми его работами были иллюстрации к древним сказаниям и к стихам Рабиндраната. В 1896–1897 годы Обониндранатх Тагор сближается с англичанином Э. Б. Хейвеллом, директором Калькуттской школы искусств.
Это был необыкновенный человек. Искусствовед, страстный коллекционер, обладатель прекрасного собрания восточных миниатюр и древней пластики, автор многочисленных статей в защиту индийской культуры, влюбленный в Индию, Хейвелл мечтал о возвращении индийскому народу его древней культуры. В семье Тагоров он нашел союзников. Встречу его с Обониндранатхом можно назвать началом Бенгальского Возрождения.
Программа, разработанная ими для Калькуттской школы искусств, в качестве первого шага предусматривала отказ от античной и академической тематики, чуждой и непонятной индийскому художнику и зрителю, и обращение к знакомым образам народной мифологии, сюжетам из религии индуизма, национальной истории. Менять нужно было не только тематику, но и технику, создавать новую живописную школу, «оживить, — как писал Хейвелл, — и воскресить индийские художественные традиции и на базе этих традиций возродить свежий народный язык, дополнив его здоровым западным, японским и китайским влиянием».
Сперва был упразднен «античный класс» в Калькуттской школе искусств. Затем в художественной галерее были сняты и проданы с аукциона все образцы англо-индийского стиля. На вырученные деньги Хейвелл купил традиционную индийскую скульптуру и заменил ею в классах академические гипсы.
Первые же шаги Хейвелла были встречены в штыки не столько колониальными властями, сколько самими индийцами. Его обвиняли в стремлении отнять у индийцев возможность приобщения к современной европейской культуре, отбросить индийскую культуру в средневековую дикость. Студенты — будущие художники, воспитанные в европейских традициях, — отказывались ходить на занятия, глумились над Хейвеллом. Лишь семейство Тагоров, в особенности Обониндранатх, всячески ободряло и поддерживало его. В 1903 году Обониндранатх выставил свои работы в стиле старых миниатюр — плод почти десятилетнего труда. На фоне казенной живописи они привлекли внимание, и им неожиданно была присуждена серебряная медаль выставки. Это был первый успех движения.
Постепенно идеи Хейвелла и Обониндранатха Тагора начали проникать в среду интеллигенции, вокруг них стали сплачиваться молодые художники: Нондолал Бошу, Шурендранатх Гангули, М. Ч. Де, К. Мажумдар, К. Венкатаппа, Шарода и Барода Укил, Девипрасад Рой Чоудхури, Промод Кумар Чаттерджи и другие. Окончив школу О. Тагора, они разъехались по всей Индии и возглавили в разных городах школы национального мастерства.
Новая система обучения была направлена на изучение, копирование, интерпретацию индийских сюжетов и приемов классического искусства древности и школ миниатюры средневековья. Изучались канонические трактаты по искусству. Ведущей по-прежнему оставалась Калькуттская школа искусств, вице-директором которой с 1902 по 191,5 год был О. Тагор. В 1908 году на смену Хейвеллу пришел Перси Браун, такой же знаток и поклонник индийской культуры. Наглядным пособием для студентов служили коллекции, собранные Тагорами и Хейвеллом.
Калькуттская школа искусств была не единственным центром Бенгальского Возрождения. В калькуттском доме Тагоров — Джорасанко постоянно собирались художники и ценители искусства. Не в последнюю очередь их привлекала коллекция Тагоров — настоящая сокровищница, часть которой можно видеть в музее и сегодня: это миниатюры иранской, раджпутской и могольской школ, китайские и японские гравюры, буддийские рукописи на пальмовых листьях, бенгальские лубки, терракота, народные игрушки, ткани из всех областей страны. В наши дни к ним присоединились на равных правах работы мастеров Бенгальского Возрождения.
Сегодня эти картины признаны национальным достоянием, их запрещено вывозить из страны, они окружены почетом и преклонением. Хранятся они в крупнейших музеях страны — в Галерее современного искусства в Дели, в Калькутте — в Галерее современного искусства Академии художеств, в музее Бирлы, в музее-квартире Тагора, в частных собраниях.
Надо сказать, что с первого, поверхностного взгляда они не вызывают у нас, европейцев, особенных чувств, хотя очень изящны, красивы, гармоничны: содержание их нам часто непонятно, названия ничего не говорят — «Абхисарика», «Качха и Деваяни», «Партхасаратхи», «Шримоти и Малоти». Нужно хорошо знать индийскую философию, мифологию, литературу, особенно творчество Р. Тагора, чтобы прочувствовать их. Их изощренная техника кажется нам, капризным детям XX века, старомодной, содержание — темным и неинтересным. Увы, такова судьба многих первопроходцев: умостив своими телами путь будущим поколениям, они остаются чтимыми, но уже ненужными, сделавшими свое дело. И только историки знают, какие бури бушевали в душах этих людей, сколько им требовалось усилий, чтобы разбудить современников, вдохнуть в их души искру божественного-пламени…