Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Теккерей Уильям Мейкпис

If she had been Mrs. Mango herself, of the great house of Mango, Plantain, and Co., Crutched Friars, and the magnificent proprietress of the Pineries, Fulham, who gave summer dejeuners frequented by Dukes and Earls, and drove about the parish with magnificent yellow liveries and bay horses, such as the royal stables at Kensington themselves could not turn out--I say had she been Mrs. Mango herself, or her son's wife, Lady Mary Mango (daughter of the Earl of Castlemouldy, who condescended to marry the head of the firm), the tradesmen of the neighbourhood could not pay her more honour than they invariably showed to the gentle young widow, when she passed by their doors, or made her humble purchases at their shops.	Будь она самой миссис Манго из знаменитой фирмы "Манго, Банан и Кo" на улице Кратед-Фрайерс, - великолепно!) обладательницей виллы в Фулеме, дававшей здесь свои летние dejeuners, на которые съезжались герцоги и графы; миссис Манго, разъезжавшей по приходу с гайдуками в роскошных желтых ливреях и на паре гнедых, каких не найдется и в королевских кенсингтонских конюшнях, - повторяю, будь она самою миссис Манго или женою ее сына, леди Мэри Манго (дочерью графа Каслмоулди, которая соблаговолила выйти замуж за главу фирмы), то и тогда все соседние торговцы не могли бы оказывать ей больше почета, чем они оказывали кроткой молодой вдове, когда она проходила мимо их дверей или делала свои скромные покупки в их лавках.
Thus it was not only Mr. Pestler, the medical man, but Mr. Linton the young assistant, who doctored the servant maids and small tradesmen, and might be seen any day reading the Times in the surgery, who openly declared himself the slave of Mrs. Osborne.	И не только сам доктор, мистер Песлер, по и его молодой помощник, мистер Липтон, лечивший горничных и мелких торговцев - его всегда можно было застать читающим "Таймс" в докторской приемной, - открыто объявил себя рабом миссис Осборн.
He was a personable young gentleman, more welcome at Mrs. Sedley's lodgings than his principal; and if anything went wrong with Georgy, he would drop in twice or thrice in the day to see the little chap, and without so much as the thought of a fee.	Этот видный из себя молодой джентльмен встречал в доме миссис Седли даже более радушный прием, чем его патрон, и если с Джорджи случалось что-нибудь, он забегал проведать мальчугана по два-три раза в день, даже и не думая о гонораре.
He would abstract lozenges, tamarinds, and other produce from the surgery-drawers for little Georgy's benefit, and compounded draughts and mixtures for him of miraculous sweetness, so that it was quite a pleasure to the child to be ailing.	Он извлекал из аптекарских ящиков мятные лепешки, тамаринд и другие снадобья для маленького Джорджи и составлял сиропы и микстуры такой удивительной сладости, что ребенку даже нравилось болеть.
He and Pestler, his chief, sat up two whole nights by the boy in that momentous and awful week when Georgy had the measles; and when you would have thought, from the mother's terror, that there had never been measles in the world before.	Они с Песлером целых две ночи просидели около мальчика в ту памятную страшную неделю, когда Джорджи заболел корью и когда, глядя на ужас матери, можно было подумать, что ни один человек на земле никогда не болел такой болезнью.
Would they have done as much for other people?	Для кого еще стати бы они это делать?
Did they sit up for the folks at the Pineries, when Ralph Plantagenet, and Gwendoline, and Guinever Mango had the same juvenile complaint?	Разве просиживали они все ночи у знатных соседей, когда Ральф Плантагенет, Гвендолина и Гуиневер Манго хворали той же самой детской болезнью?
Did they sit up for little Mary Clapp, the landlord's daughter, who actually caught the disease of little Georgy?	И разве сидели они около маленькой Мэри Клен, дочери домохозяина, которая заразилась корью от Джорджи?
Truth compels one to say, no.	Надо прямо сказать - нет, не сидели.

They slept quite undisturbed, at least as far as she was concerned--pronounced hers to be a slight case, which would almost cure itself, sent her in a draught or two, and threw in bark when the child rallied, with perfect indifference, and just for form's sake.	Они преспокойно спали - во всяком случае, мысли о Мэри не тревожили их по ночам, -объявив, что корь у нее в легкой форме и пройдет без всякого лечения, и с полнейшим равнодушием, просто порядка ради, прислали девочке микстуры с добавлением хины, когда она уже стала поправляться.
Again, there was the little French chevalier opposite, who gave lessons in his native tongue at various schools in the neighbourhood, and who might be heard in his apartment of nights playing tremulous old gavottes and minuets on a wheezy old fiddle.	Далее, жил напротив миссис Осборн скромный французский шевалье, преподававший свой родной язык в соседних школах. Вечерами можно было слышать, как он разыгрывал на разбитой скрипке старинные гавоты и менуэты.
Whenever this powdered and courteous old man, who never missed a Sunday at the convent chapel at Hammersmith, and who was in all respects, thoughts, conduct, and bearing utterly unlike the bearded savages of his nation, who curse perfidious Albion, and scowl at you from over their cigars, in the Quadrant arcades at the present day--whenever the old Chevalier de Talonrouge spoke of Mistress Osborne, he would first finish his pinch of snuff, flick away the remaining particles of dust with a graceful wave of his hand, gather up his fingers again into a bunch, and, bringing them up to his mouth, blow them open with a kiss, exclaiming, Ah! la divine creature! He vowed and protested that when Amelia walked in the Brompton Lanes flowers grew in profusion under her feet.	Когда этот учтивый старичок, носивший пудреный парик и никогда не пропускавший воскресной службы в хэммерсмитской монастырской часовне, - словом, ни в каком отношении, ни по образу мыслей, ни поведением, ни манерами, не похожий на своих диких бородатых соплеменников, которые и посейчас клянут коварный Альбион и косятся на вас поверх своих сигар, проходя по Риджент-стрит, - когда старый шевалье де Талопруж говорил о миссис Осборн, он сначала втягивал понюшку табаку, потом грациозным движением руки стряхивал приставшие к платью крошки, собирал все пальцы пучочком, подносил к губам и, поцеловав, распускал их, восклицая: "Ah! la divine creature!" {О божественное создание! (франц.).} Он клялся и заявлял во всеуслышание, что, когда Эмилия гуляет по бромптонским улицам, под ее ногами вырастают в изобилии цветы.
He called little Georgy Cupid, and asked him news of Venus, his mamma; and told the astonished Betty Flanagan that she was one of the Graces, and the favourite attendant of the Reine des Amours.	Он называл маленькою Джорджи Купидоном и спрашивал у него новости о его маме Венере; он говорил изумленной Бетти Фленниган, что она одна из граций и любимая прислужница Reine des Amours {Царицы любви (франц.).}.
Instances might be multiplied of this easily gained and unconscious popularity.	Еще много можно было бы привести примеров так легко приобретенной и невольной популярности.
Did not Mr. Binny, the mild and genteel curate of the district chapel, which the family attended, call assiduously upon the widow, dandle the little boy on his knee, and offer to teach him Latin, to the anger of the elderly virgin, his sister, who kept house for him?	Разве мистер Бинни, кроткий и любезный младший священник местной церкви, куда ходила семья Седли, не навещал усердно вдову, не качал на коленях ее мальчика и не предлагал учить его латыни, к негодованию старой девы, своей сестры, которая вела его хозяйство?
"There is nothing in her, Beilby," the latter lady would say.	– В ней ничего нет, Билби, - уверяла ею эта леди.
"When she comes to tea here she does not speak a word during the whole evening.	– Когда она приходит к нам пить чай, от нее за весь вечер слова не услышишь.

She is but a poor lackadaisical creature, and it is my belief has no heart at all.	Это просто слабонервная дамочка! Я уверена, что у нее нет сердца.
It is only her pretty face which all you gentlemen admire so.	Только ее смазливое личико и привлекает вас, мужчин.
Miss Grits, who has five thousand pounds, and expectations besides, has twice as much character, and is a thousand times more agreeable to my taste; and if she were good-looking I know that you would think her perfection."	У мисс Гритс, при ее пяти тысячах фунтов дохода да при ее надеждах на будущее, гораздо больше характера, и она гораздо милее, на мой вкус; будь она чуть покрасивее, я знаю, ты счел бы ее совершенством.
Very likely Miss Binny was right to a great extent. It IS the pretty face which creates sympathy in the hearts of men, those wicked rogues.	Возможно, что мисс Бинни была в известной степени нрава: хорошенькое личико всегда возбуждает симпатию мужчин - этих неисправимых вертопрахов.
A woman may possess the wisdom and chastity of Minerva, and we give no heed to her, if she has a plain face.	Женщина может обладать умом и целомудрием Минервы, но мы не обратим на нее внимания, если она некрасива.
What folly will not a pair of bright eyes make pardonable?	Каких безумств мы не совершаем ради пары блестящих глазок!
What dulness may not red lips and sweet accents render pleasant?	Какая глупость, произнесенная алыми губками и нежным голоском, не покажется нам приятной!
And so, with their usual sense of justice, ladies argue that because a woman is handsome, therefore she is a fool.	И вот дамы, с присущим им чувством справедливости, решают: раз женщина красива -значит глупа.
O ladies, ladies! there are some of you who are neither handsome nor wise.	О дамы, дамы, сколько найдется среди вас и некрасивых и неумных!
These are but trivial incidents to recount in the life of our heroine.	Все, что мы могли сообщить о жизни нашей героини, принадлежит к числу самых тривиальных событий.
Her tale does not deal in wonders, as the gentle reader has already no doubt perceived; and if a journal had been kept of her proceedings during the seven years after the birth of her son, there would be found few incidents more remarkable in it than that of the measles, recorded in the foregoing page.	Ее повесть не изобилует чудесами, как, без сомнения, уже заметил любезный читатель; и если бы она вела дневник всех происшествии за семь лет со времени рождения сына, в нем мало нашлось бы событий, более замечательных, чем корь, о которой мы уже говорили на предыдущих страницах.
Yes, one day, and greatly to her wonder, the Reverend Mr. Binny, just mentioned, asked her to change her name of Osborne for his own; when, with deep blushes and tears in her eyes and voice, she thanked him for his regard for her, expressed gratitude for his attentions to her and to her poor little boy, but said that she never, never could think of any but--but the husband whom she had lost.	Впрочем, однажды, к великому ее изумлению, преподобный мистер Бинни, только что упомянутый, попросил ее переменить фамилию Осборн на его собственную. На что она, вся вспыхнув, со слезами в голосе и на глазах: поблагодарила его за честь и выразила признательность за все его внимание и к ней, и к ее бедному мальчику, по заявила, что никогда, никогда не в состоянии будет думать ни о ком... ни о ком, кроме мужа, которого она потеряла.

On the twenty-fifth of April, and the eighteenth of June, the days of marriage and widowhood, she kept her room entirely, consecrating them (and we do not know how many hours of solitary night-thought, her little boy sleeping in his crib by her bedside) to the memory of that departed friend.	Двадцать пятого апреля и 18 июня - в день свадьбы и в день смерти мужа - она совсем не выходила из своей комнаты, посвящая эти дни (не говоря уже о бесконечных часах одиноких ночных размышлений, когда малютка-сын спал рядом с ней в своей колыбели) памяти ушедшего друга.
During the day she was more active. She had to teach George to read and to write and a little to draw. She read books, in order that she might tell him stories from them.	Днем она была более деятельна: учила Джорджи читать, писать и немного рисовать; читала книги, с тем чтобы потом рассказывать оттуда малышу разные истории.
As his eyes opened and his mind expanded under the influence of the outward nature round about him, she taught the child, to the best of her humble power, to acknowledge the Maker of all, and every night and every morning he and she--(in that awful and touching communion which I think must bring a thrill to the heart of every man who witnesses or who remembers it)--the mother and the little boy--prayed to Our Father together, the mother pleading with all her gentle heart, the child lisping after her as she spoke.	По мере того как под влиянием окружающего мира раскрывались его глаза и пробуждался ум, она учила ребенка, насколько позволяло ей ее разумение, познавать творца вселенной. Каждое утро и каждый вечер мать и сын (в великом и трогательном единении, которое, я думаю, умилит всякого, кто это видел или сам пережил) -мать и се мальчик молились отцу небесному: мать вкладывала в молитву всю свою кроткую душу, а ребенок лепетал за нею слова, которые она произносила.
And each time they prayed to God to bless dear Papa, as if he were alive and in the room with them.	И каждый раз они молили бога благословить дорогого папеньку, как будто он был жив и находился тут же с ними.
To wash and dress this young gentleman--to take him for a run of the mornings, before breakfast, and the retreat of grandpapa for "business"--to make for him the most wonderful and ingenious dresses, for which end the thrifty widow cut up and altered every available little bit of finery which she possessed out of her wardrobe during her marriage--for Mrs. Osborne herself (greatly to her mother's vexation, who preferred fine clothes, especially since her misfortunes) always wore a black gown and a straw bonnet with a black ribbon--occupied her many hours of the day.	Много часов каждый день уходило у нее на то, чтобы умывать и одевать юного джентльмена, водить его на прогулку перед завтраком и уходом дедушки "по делам", шить для него самые удивительные и хитроумные костюмчики, для каковой цели бережливая вдова перекраивала и переделывала каждый пригодный лоскут из нарядов, составлявших ее гардероб во времена замужества, ибо сама миссис Осборн (к большому огорчению ее матери, любившей наряжаться, особенно с тех пор как они разорились) всегда носила черные платья и соломенную шляпку с черной лептой.
Others she had to spare, at the service of her mother and her old father.	Остальное время она посвящала матери и старику отцу.
She had taken the pains to learn, and used to play cribbage with this gentleman on the nights when he did not go to his club. She sang for him when he was so minded, and it was a good sign, for he invariably fell into a comfortable sleep during the music.	Она не поленилась научиться игре в крибедж и часто играла со старым джентльменом в те вечера, когда он не ходил в клуб, она пела, когда ему хотелось ее послушать; и это было хорошим знаком, потому что под музыку старик неизменно впадал в сладкий сон.
She wrote out his numerous memorials, letters, prospectuses, and projects.	Она переписывала ему бесчисленные записки, планы, письма и проспекты.

It was in her handwriting that most of the old gentleman's former acquaintances were informed that he had become an agent for the Black Diamond and Anti-Cinder Coal Company and could supply his friends and the public with the best coals at --s. per chaldron.	Большинство прежних знакомых старого джентльмена получили уведомления, написанные ее рукой, о том, что он сделался агентом компании "Черный алмаз, беззольный уголь" и готов снабжать друзей и публику самым лучшим углем по столько-то шиллингов за челдрон {Челдрон - мера для угля, около 1220 килограммов. }.
All he did was to sign the circulars with his flourish and signature, and direct them in a shaky, clerklike hand.	Ему оставалось только подписать замысловатым росчерком эти проспекты и дрожащим канцелярским почерком написать адреса.
One of these papers was sent to Major Dobbin,--Regt., care of Messrs. Cox and Greenwood; but the Major being in Madras at the time, had no particular call for coals.	Одна из этих бумаг была отправлена майору Доббину в *** полк, через господ Кокса и Гринвуда; но майор был в это время в Мадрасе и, следовательно, не имел особой надобности в угле.
He knew, though, the hand which had written the prospectus.	Однако он узнал руку, которою был написан проспект.
Good God! what would he not have given to hold it in his own!	Господи боже! чего бы он не отдал, чтобы держать эту ручку в своей!
A second prospectus came out, informing the Major that J.	Пришел и второй проспект, извещавший майора, что
Sedley and Company, having established agencies at Oporto, Bordeaux, and St. Mary's, were enabled to offer to their friends and the public generally the finest and most celebrated growths of ports, sherries, and claret wines at reasonable prices and under extraordinary advantages.	"Седли и Кo" учредили в Опорто, Бордо и Сен-Мари агентства, которые имеют возможность предложить друзьям и публике самый лучший и изысканный выбор портвейна, хереса и красных вин по умеренным ценам и на особо выгодных условиях.
Acting upon this hint, Dobbin furiously canvassed the governor, the commander-in-chief, the judges, the regiments, and everybody whom he knew in the Presidency, and sent home to Sedley and Co. orders for wine which perfectly astonished Mr. Sedley and Mr. Clapp, who was the Co. in the business.	Основываясь на этом извещении, Доббин насел на губернатора, главнокомандующего, на судей, на полковых товарищей и всех, кого только знал из начальствующих лиц, и послал фирме "Седли и Кo" столько заказов на вина, что привел в полное изумление мистера Седли и мистера Клепа, который и составлял всю '^o'1 в названном предприятии.
But no more orders came after that first burst of good fortune, on which poor old Sedley was about to build a house in the City, a regiment of clerks, a dock to himself, and correspondents all over the world.	Но за этим взрывом удачи, под влиянием которого бедный старик уже собирался строить дом в Сити, обзавестись целым полком клерков, собственной пристанью и агентами во всех уголках земного шара, других заказов не последовало.
The old gentleman's former taste in wine had gone: the curses of the mess-room assailed Major Dobbin for the vile drinks he had been the means of introducing there; and he bought back a great quantity of the wine and sold it at public outcry, at an enormous loss to himself.	Очевидно, старый джентльмен утратил прежний тонкий вкус к винам: на майора Доббина посыпались жалобы из всех офицерских столовых за скверные напитки, которые были выписаны по его рекомендации. В конце концов он скупил обратно огромное количество вин и продал с аукциона, с огромным для себя убытком.

As for Jos, who was by this time promoted to a seat at the Revenue Board at Calcutta, he was wild with rage when the post brought him out a bundle of these Bacchanalian prospectuses, with a private note from his father, telling Jos that his senior counted upon him in this enterprise, and had consigned a quantity of select wines to him, as per invoice, drawing bills upon him for the amount of the same.	Что касается бывшего коллектора, получившего в это время место в управлении государственными сборами в Калькутте, то он был взбешен, когда почта принесла ему пачку этих вакхических проспектов с приватной припиской отца, извещавшей Джоза, что ого родитель рассчитывает на него в этом предприятии и посылает ему партию отборных вин, указанных в накладной, а также выданные им от имени сына векселя на эту сумму - на покрытие расходов.
Jos, who would no more have it supposed that his father, Jos Sedley's father, of the Board of Revenue, was a wine merchant asking for orders, than that he was Jack Ketch, refused the bills with scorn, wrote back contumeliously to the old gentleman, bidding him to mind his own affairs; and the protested paper coming back, Sedley and Co. had to take it up, with the profits which they had made out of the Madras venture, and with a little portion of Emmy's savings.	Джоз, которому, кажется, легче было бы стерпеть, что его отца, отца Джоза Седли, члена управления государственными сборами, считают Джеком Кетчем, нежели виноторговцем, выклянчивающим заказы, с возмущением отказался от векселей и написал старому джентльмену сердитое письмо, предлагая на будущее оставить его в покое. Опротестованные векселя пришли обратно, и "Седли и Кo" вынуждены были оплатить их доходами от мадрасской операции, а частью и сбережениями Эмми.
Besides her pension of fifty pounds a year, there had been five hundred pounds, as her husband's executor stated, left in the agent's hands at the time of Osborne's demise, which sum, as George's guardian, Dobbin proposed to put out at 8 per cent in an Indian house of agency.	Кроме пенсии в пятьдесят фунтов в год, у нее, по заявлению душеприказчика ее мужа, была еще сумма в пятьсот фунтов, находившаяся в момент смерти Осборна на руках у агентов; эту сумму опекун Джорджа, Доббин, предлагал поместить из восьми годовых процентов в одну индийскую контору.
Mr. Sedley, who thought the Major had some roguish intentions of his own about the money, was strongly against this plan; and he went to the agents to protest personally against the employment of the money in question, when he learned, to his surprise, that there had been no such sum in their hands, that all the late Captain's assets did not amount to a hundred pounds, and that the five hundred pounds in question must be a separate sum, of which Major Dobbin knew the particulars.	Мистер Седли, подозревавший майора в каких-то неблаговидных расчетах на эти деньги, был категорически против предложенного плана. Он отправился к агентам, чтобы лично протестовать против такого помещения упомянутого капитала. Там он узнал, к своему изумлению, что никто им не доверял такой суммы, что все оставшиеся после покойного капитана средства не превышают ста фунтов, а названные пятьсот фунтов, по-видимому, составляют особую сумму, о которой известно только майору Доббину.
More than ever convinced that there was some roguery, old Sedley pursued the Major.	Окончательно убедившись, что дело нечисто, старик Седли начал преследовать майора.
As his daughter's nearest friend, he demanded with a high hand a statement of the late Captain's accounts.	Как самый близкий дочери человек, он потребовал отчета относительно средств покойного капитана.

Dobbin's stammering, blushing, and awkwardness added to the other's convictions that he had a rogue to deal with, and in a majestic tone he told that officer a piece of his mind, as he called it, simply stating his belief that the Major was unlawfully detaining his late son-in-law's money.	Доббин замялся, покраснел и стал давать невразумительные ответы. Это подтверждало подозрение старика, что он имеет дело с мошенником. Величественным тоном высказал он этому офицеру "всю правду в глаза", как он выразился, то есть попросту выразил убеждение, что майор незаконно присвоил деньги его покойного зятя.
Dobbin at this lost all patience, and if his accuser had not been so old and so broken, a quarrel might have ensued between them at the Slaughters' Coffee-house, in a box of which place of entertainment the gentlemen had their colloquy.	Тут Доббин вышел из терпения, и если бы его обвинитель не был так стар и жалок, между обоими джентльменами, сидевшими за столиком кофейни Слотера, где происходило их объяснение, непременно вспыхнула бы ссора.
"Come upstairs, sir," lisped out the Major. "I insist on your coming up the stairs, and I will show which is the injured party, poor George or I"; and, dragging the old gentleman up to his bedroom, he produced from his desk Osborne's accounts, and a bundle of IOU's which the latter had given, who, to do him justice, was always ready to give an IOU.	– Поднимемтесь ко мне, сэр, - пробормотал майор с сердцем, - я настаиваю на том, чтобы вы поднялись ко мне, и я покажу вам, кто оказался пострадавшей стороной: бедный Джордж или я. И он потащил старика к себе в номер и достал из конторки счета и пачку долговых обязательств, выданных Осборном, который, надо отдать ему справедливость, охотно выдавал такие обязательства.
"He paid his bills in England," Dobbin added, "but he had not a hundred pounds in the world when he fell.	– Джордж оплатил свои векселя при отъезде из Англии, но, когда он пал в сражении, у него не осталось и сотни фунтов.
I and one or two of his brother officers made up the little sum, which was all that we could spare, and you dare tell us that we are trying to cheat the widow and the orphan."	Я и еще два товарища-офицера из своих сбережений собрали небольшую сумму, а вы осмеливаетесь говорить, что мы стараемся обобрать вдову и сироту.
Sedley was very contrite and humbled, though the fact is that William Dobbin had told a great falsehood to the old gentleman; having himself given every shilling of the money, having buried his friend, and paid all the fees and charges incident upon the calamity and removal of poor Amelia.	Седли был очень сконфужен и притих, хотя в действительности Уильям Доббин изрядно насочинил старому джентльмену: это были его деньги, полностью все пятьсот фунтов, он на свои средства похоронил друга и оплатил все расходы, связанные с его смертью и с переездом несчастной Эмилии.
About these expenses old Osborne had never given himself any trouble to think, nor any other relative of Amelia, nor Amelia herself, indeed.	Об этих издержках старый Осборн ни разу не дал себе труда подумать, да и никто из родственников Эмилии не вспомнил об этом, не говоря уж о ней самой.
She trusted to Major Dobbin as an accountant, took his somewhat confused calculations for granted, and never once suspected how much she was in his debt.	Вполне доверяя майору Доббину как бухгалтеру, она не вникала в его несколько запутанные расчеты и понятия не имела, как много она ему должна.
Twice or thrice in the year, according to her promise, she wrote him letters to Madras, letters all about little Georgy.	Два-три раза в год, верная своему обещанию, она писала ему письма в Мадрас, - письма, целиком наполненные маленьким Джорджи.
How he treasured these papers!	Как дорожил Уильям этими письмами!

Whenever Amelia wrote he answered, and not until then.	Каждый раз, когда Эмилия писала ему, он отвечал ей, но по собственному почину никогда не писал.
But he sent over endless remembrances of himself to his godson and to her.	Зато он посылал ей и крестнику бесчисленные напоминания о себе.
He ordered and sent a box of scarfs and a grand ivory set of chess-men from China.	Так он заказал и выслал ей целый набор шарфов и великолепные китайские шахматы из слоновой кости.
The pawns were little green and white men, with real swords and shields; the knights were on horseback, the castles were on the backs of elephants.	Пешками были зеленые и белые человечки с настоящими мечами и щитами, конями -всадники, а турами - башни на спинах слонов.
"Mrs. Mango's own set at the Pineries was not so fine," Mr. Pestler remarked.	– Даже у миссис Манго шахматы далеко не такие роскошные, - заметил мистер Песлер.
These chess-men were the delight of Georgy's life, who printed his first letter in acknowledgement of this gift of his godpapa.	Шахматы привели Джорджи в восхищение, и он в первом своем письме печатными буквами благодарил крестного за подарок.
He sent over preserves and pickles, which latter the young gentleman tried surreptitiously in the sideboard and half-killed himself with eating. He thought it was a judgement upon him for stealing, they were so hot.	Доббин присылал также консервированные фрукты и маринады; когда юный джентльмен тайком отведал последних, достав их из буфета, он чуть не задохнулся, и решил, что это наказание за воровство: так они сожгли ему горло.
Emmy wrote a comical little account of this mishap to the Major: it pleased him to think that her spirits were rallying and that she could be merry sometimes now.	Эмми с юмором описала майору это происшествие. Доббина обрадовало в ее письме то, что состояние духа у нее стало бодрее и что она уже может смеяться.
He sent over a pair of shawls, a white one for her and a black one with palm-leaves for her mother, and a pair of red scarfs, as winter wrappers, for old Mr. Sedley and George.	Он прислал ей две шали: белую - для нес самой, и черную с пальмовыми листьями - для ее матери, а также дна теплых зимних красных шарфа для старого мистер? Седли и Джорджа.
The shawls were worth fifty guineas apiece at the very least, as Mrs. Sedley knew.	Шали стоили по меньшей мере по пятидесяти гнней каждая, как определила миссис Седли.
She wore hers in state at church at Brompton, and was congratulated by her female friends upon the splendid acquisition.	Она надевала свою и церковь, и знакомые дамы поздравляли ее с роскошной обновкой.
Emmy's, too, became prettily her modest black gown.	Белая шаль Эмми очень украшала ее скромное черное платье.
"What a pity it is she won't think of him!" Mrs. Sedley remarked to Mrs. Clapp and to all her friends of Brompton.	– Какая жалость, что она и слышать о нем не хочет, - сетовала миссис Седли, обращаясь к миссис Клеи и к другим своим приятельницам в Бромптоне.
"Jos never sent us such presents, I am sure, and grudges us everything.	– Джоз никогда не присылал нам таких подарков, он жалеет для нас денег.
It is evident that the Major is over head and ears in love with her; and yet, whenever I so much as hint it, she turns red and begins to cry and goes and sits upstairs with her miniature.	Майор, очевидно, но уши влюблен, но, как только я намекну ей об этом, она краснеет, начинает плакать, уходит к себе и сидит там со своей миниатюрой.

I'm sick of that miniature.	Мне тошно смотреть на эту миниатюру.
I wish we had never seen those odious purse-proud Osbornes."	Желала бы я, чтобы мы никогда не встречались с этими противными, заносчивыми Осборнами.
Amidst such humble scenes and associates George's early youth was passed, and the boy grew up delicate, sensitive, imperious, woman-bred--domineering the gentle mother whom he loved with passionate affection.	Среди таких скромных событий и в таком скромном кругу протекало раннее детство Джорджа. Мальчик рос хрупким, чувствительным, изнеженным, властным по отношению к своей кроткой матери, которую он любил со страстной нежностью.
He ruled all the rest of the little world round about him.	Он командовал и всеми прочими членами своего маленького мирка.
As he grew, the elders were amazed at his haughty manner and his constant likeness to his father.	По мере того как он становился старше, взрослые удивлялись его высокомерным замашкам и полному сходству с отцом.
He asked questions about everything, as inquiring youth will do. The profundity of his remarks and interrogatories astonished his old grandfather, who perfectly bored the club at the tavern with stories about the little lad's learning and genius.	Он приставал к ним с вопросами, как всегда делают пытливые дети, и, пораженный глубиной его замечаний и наблюдении, дедушка надоел всем в клубе рассказами о гениальности и учености мальчика.
He suffered his grandmother with a good-humoured indifference.	Бабушку мальчик принимал с добродушным безразличием.
The small circle round about him believed that the equal of the boy did not exist upon the earth. Georgy inherited his father's pride, and perhaps thought they were not wrong.	Тесный кружок его близких считал, что такого умницы еще не было на свете, и Джорджи, унаследовавший самомнение отца, думал, вероятно, что они не ошибаются.
When he grew to be about six years old, Dobbin began to write to him very much.	Когда ему было около шести лет, Доббин вступил с ним в оживленную переписку.
The Major wanted to hear that Georgy was going to a school and hoped he would acquit himself with credit there: or would he have a good tutor at home?	Майор спрашивал, собирается ли Джорджи поступать в школу, и выражал надежду, что он займет там достойное место, - или он предпочитает иметь хорошего учителя дома?
It was time that he should begin to learn; and his godfather and guardian hinted that he hoped to be allowed to defray the charges of the boy's education, which would fall heavily upon his mother's straitened income.	А когда пришло время начинать учение, его крестный и опекун деликатно предложил взять на себя все издержки по воспитанию Джорджи, так как они будут тяжелы для скудных средств матери.
The Major, in a word, was always thinking about Amelia and her little boy, and by orders to his agents kept the latter provided with picture-books, paint-boxes, desks, and all conceivable implements of amusement and instruction.	Словом, майор всегда думал об Эмилии и ее маленьком сыне и приказал своим поверенным доставлять мальчику книжки с картинками, краски, парты и всевозможные пособия для занятий и развлечений.

Three days before George's sixth birthday a gentleman in a gig, accompanied by a servant, drove up to Mr. Sedley's house and asked to see Master George Osborne: it was Mr. Woolsey, military tailor, of Conduit Street, who came at the Major's order to measure the young gentleman for a suit of clothes.	За три дня до того, как Джорджу исполнилось шесть лет, какой-то джентльмен в сопровождении слуги подъехал на двуколке к дому мистера Седли и пожелал видеть мистера Джорджа Осборна. Это был мистер Булей, военный портной с Кондит-стрит, который явился по поручению майора, чтобы снять мерку с юного джентльмена и сшить ему суконный костюм.
He had had the honour of making for the Captain, the young gentleman's father.	Он имел честь шить на капитана, отца юного джентльмена.
Sometimes, too, and by the Major's desire no doubt, his sisters, the Misses Dobbin, would call in the family carriage to take Amelia and the little boy to drive if they were so inclined.	Иногда - и, без сомнения, также по желанию майора - его сестры, девицы Доббин, заезжали в фамильном экипаже, чтобы пригласить Эмилию и мальчика покататься.
The patronage and kindness of these ladies was very uncomfortable to Amelia, but she bore it meekly enough, for her nature was to yield; and, besides, the carriage and its splendours gave little Georgy immense pleasure.	Покровительство и любезность этих леди стесняли Эмилию, но она переносила это довольно кротко, потому что была по натуре уступчива; к тому же прогулка в роскошном экипаже доставляла маленькому Джорджу огромное удовольствие.
The ladies begged occasionally that the child might pass a day with them, and he was always glad to go to that fine garden-house at Denmark Hill, where they lived, and where there were such fine grapes in the hot-houses and peaches on the walls.	Иногда девицы просили отпустить к ним ребенка на целый день, и он всегда с радостью ездил к ним, в их прекрасный дом с большим садом на Денмарк-Хилле, где в теплицах вызревал прекрасный виноград, а на шпалерах - персики.
One day they kindly came over to Amelia with news which they were SURE would delight her--something VERY interesting about their dear William.	Однажды девицы Доббин любезно явились к Эмилии с новостями, которые, они уверены, доставят ей удовольствие... нечто очень интересное, касающееся их дорогого Уильяма.
"What was it: was he coming home?" she asked with pleasure beaming in her eyes.	– Что такое? Не возвращается ли он домой? – спросила Эмилия, и в глазах ее блеснула радость.
"Oh, no--not the least--but they had very good reason to believe that dear William was about to be married--and to a relation of a very dear friend of Amelia's--to Miss Glorvina O'Dowd, Sir Michael O'Dowd's sister, who had gone out to join Lady O'Dowd at Madras--a very beautiful and accomplished girl, everybody said."	О нет, совсем не то, - но у них есть основание думать, что милый Уильям скоро женится... на родственнице близкого друга Эмилии, мисс Глорвине О'Дауд, сестре сэра Майкла О'Дауда, приехавшей в гости к леди О'Дауд в Мадрас... на очень красивой и воспитанной девушке, как все говорят.
Amelia said	Эмилия только сказала:
"Oh!"	"О!"
Amelia was very VERY happy indeed.	Какое в самом деле приятное известие.
But she supposed Glorvina could not be like her old acquaintance, who was most kind--but--but she was very happy indeed.	Правда, она и мысли не допускает, что Глорвина похожа на ее старую знакомую, женщину редкой доброты... но... но, право, она очень рада.
And by some impulse of which I cannot explain the meaning, she took George in her arms and kissed him with an extraordinary tenderness.	И под влиянием какого-то необъяснимого побуждения она схватила в объятия маленького Джорджа и расцеловала его с чрезвычайной нежностью.