Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Теккерей Уильям Мейкпис

"How do, Clink?" of the Colonel. "This ere young gentleman is about the little Colonel's age, sir," continued the corporal.	"Здорово, Клинк!" - Этот юный джентльмен -ровесник маленькому полковнику, сэр, -продолжал капрал.
"His father was a Waterloo man, too," said the old gentleman, who carried the boy. "Wasn't he, Georgy?"	– Его отец тоже сражался при Ватерлоо, -добавил старый джентльмен, державший мальчика на коленях, - верно, Джорджи?
"Yes," said Georgy.	– Да, - подтвердил Джорджи.
He and the little chap on the pony were looking at each other with all their might--solemnly scanning each other as children do.	Он и мальчуган, сидевший верхом на пони, пристально и важно рассматривали друг друга, как это бывает между детьми.
"In a line regiment," Clink said with a patronizing air.	– В пехоте, - сказал Клинк покровительственным тоном.
"He was a Captain in the --th regiment," said the old gentleman rather pompously.	– Он был капитаном *** полка, - продолжал не без гордости старый джентльмен.
"Captain George Osborne, sir--perhaps you knew him.	– Капитан Джордж Осборн, сэр. Может быть, вы его знали?
He died the death of a hero, sir, fighting against the Corsican tyrant."	Он пал смертью храбрых, сэр, сражаясь против корсиканского тирана.
Colonel Crawley blushed quite red.	Полковник Кроули вспыхнул.
"I knew him very well, sir," he said, "and his wife, his dear little wife, sir--how is she?"	– Я знал его очень хорошо, сэр, - сказал он, - и его жену, его славную женушку, сэр. Как она поживает?
"She is my daughter, sir," said the old gentleman, putting down the boy and taking out a card with great solemnity, which he handed to the Colonel.	– Это моя дочь, сэр, - отвечал старый джентльмен, спустив с рук мальчика и торжественно вынимая визитную карточку, которую и протянул полковнику.
On it written--	На ней стояло:
"Mr. Sedley, Sole Agent for the Black Diamond and Anti-Cinder Coal Association, Bunker's Wharf, Thames Street, and Anna-Maria Cottages, Fulham Road West."	"Мистер Седли, доверенный агент компании "Черный алмаз, беззольный уголь". Угольная верфь, Темз-стрит и коттеджи Анна-Мария, Фулем-роуд".
Little Georgy went up and looked at the Shetland pony.	Маленький Джорджи подошел и стал рассматривать шотландского пони.
"Should you like to have a ride?" said Rawdon minor from the saddle.	– Хочешь прокатиться? – спросил Родон-младший с высоты своего седла.
"Yes," said Georgy.	– Хочу, - отвечал Джорджи.
The Colonel, who had been looking at him with some interest, took up the child and put him on the pony behind Rawdon minor.	Полковник, смотревший на него с некоторым интересом, поднял его и посадил на пони, позади Родона-младшего.
"Take hold of him, Georgy," he said--"take my little boy round the waist--his name is Rawdon."	– Держись за него, Джорджи, - сказал он, - обхвати моего мальчугана за пояс; его зовут Родон!
And both the children began to laugh.	И оба мальчика засмеялись.

"You won't see a prettier pair I think, THIS summer's day, sir," said the good-natured Corporal; and the Colonel, the Corporal, and old Mr. Sedley with his umbrella, walked by the side of the children.	– Пожалуй, во всем Парке не найдется более красивой пары, - заметил добродушный капрал. И полковник, капрал и мистер Седли с зонтиком в руке пошли рядом с детьми.
CHAPTER XXXVIII	ГЛАВА XXXVIII
A Family in a Very Small Way	Семья в крайне стесненных обстоятельствах
We must suppose little George Osborne has ridden from Knightsbridge towards Fulham, and will stop and make inquiries at that village regarding some friends whom we have left there.	Предположим, что маленький Джордж Осборн от Найтсбриджа проехал до Фулема, -остановимся же и мы в этом пригороде и посмотрим, как поживают наши друзья, которых мы там оставили.
How is Mrs. Amelia after the storm of Waterloo?	Как чувствует себя миссис Эмилия после ватерлооской катастрофы?
Is she living and thriving?	Жива ли она, здорова ли?
What has come of Major Dobbin, whose cab was always hankering about her premises?	Что стало с майором Доббином, чей кеб постоянно маячил около ее дома?
And is there any news of the Collector of Boggley Wollah?	Есть ли какие-нибудь известия о коллекторе Богли-Уолаха?
The facts concerning the latter are briefly these:	Относительно последнего нам известно следующее:
Our worthy fat friend Joseph Sedley returned to India not long after his escape from Brussels.	Наш достойный друг, толстяк Джозеф Седли, вскоре после счастливого своего спасения возвратился в Индию.
Either his furlough was up, or he dreaded to meet any witnesses of his Waterloo flight. However it might be, he went back to his duties in Bengal very soon after Napoleon had taken up his residence at St. Helena, where Jos saw the ex-Emperor.	Кончился ли срок его отпуска, или же он опасался встречи со свидетелями своего бегства из Брюсселя, но, так или иначе, он вернулся к своим обязанностям в Бенгалии очень скоро после водворения Наполеона на острове Святой Елены, где нашему коллектору даже довелось увидеть бывшего императора.
To hear Mr. Sedley talk on board ship you would have supposed that it was not the first time he and the Corsican had met, and that the civilian had bearded the French General at Mount St. John.	Если бы вы послушали, что говорил мистер Седли на корабле, вы решили бы, что это не первая его встреча с корсиканцем и что сей штатский основательно посчитался с французским полководцем на плато Сен-Жан.
He had a thousand anecdotes about the famous battles; he knew the position of every regiment and the loss which each had incurred.	Он рассказывал тысячу анекдотов о знаменитых баталиях, он знал расположение каждого полка и понесенные им потери.
He did not deny that he had been concerned in those victories--that he had been with the army and carried despatches for the Duke of Wellington.	Он не отрицал, что сам причастен к этим победам, - что был вместе с армией и доставлял депеши герцогу Веллингтону.

And he described what the Duke did and said on every conceivable moment of the day of Waterloo, with such an accurate knowledge of his Grace's sentiments and proceedings that it was clear he must have been by the conqueror's side throughout the day; though, as a non-combatant, his name was not mentioned in the public documents relative to the battle.	Он судил обо всем, что герцог делал или говорил в любой момент исторической битвы, с таким знанием всех поступков и чувств его милости, что всякому становилось ясно: этот человек делил лавры победителя и не разлучался с ним в течение всего того дня, хотя имя его, как лица невоенного, и не упоминалось в опубликованных документах.
Perhaps he actually worked himself up to believe that he had been engaged with the army; certain it is that he made a prodigious sensation for some time at Calcutta, and was called Waterloo Sedley during the whole of his subsequent stay in Bengal.	Вполне возможно, что со временем Джоз и сам этому поверил. Во всяком случае, в течение некоторого времени он гремел на всю Калькутту и даже получил прозвище "Седли Ватерлооского", каковое и оставалось за ним во все время его пребывания в Бенгалии.
The bills which Jos had given for the purchase of those unlucky horses were paid without question by him and his agents.	Векселя, которые Джоз выдал при покупке злополучных лошадей, были беспрекословно оплачены им и его агентами.
He never was heard to allude to the bargain, and nobody knows for a certainty what became of the horses, or how he got rid of them, or of Isidor, his Belgian servant, who sold a grey horse, very like the one which Jos rode, at Valenciennes sometime during the autumn of 1815.	Он никому и словом не заикнулся об этой сделке, и никто не знал достоверно, что случилось с его лошадьми и как он отделался от них и от Исидора, своего слуги-бельгийца; последнего видели осенью 1815 года в Валансьене, где он продавал серую в яблоках лошадь, очень похожую на ту, на которой ускакал Джоз.
Jos's London agents had orders to pay one hundred and twenty pounds yearly to his parents at Fulham.	Лондонским агентам Джоза было дано распоряжение выплачивать ежегодно сто двадцать фунтов его родителям в Фулеме.
It was the chief support of the old couple; for Mr. Sedley's speculations in life subsequent to his bankruptcy did not by any means retrieve the broken old gentleman's fortune.	Это была главная поддержка для старой четы, потому что спекуляции, предпринятые мистером Седли после его банкротства, никоим образом не могли восстановить его разрушенное благосостояние.
He tried to be a wine-merchant, a coal-merchant, a commission lottery agent, &c., &c.	Он пытался торговать вином, углем, был агентом по распространению лотерейных билетов и т. д., и т. и.
He sent round prospectuses to his friends whenever he took a new trade, and ordered a new brass plate for the door, and talked pompously about making his fortune still.	Взявшись за что-нибудь новое, он немедленно рассылал проспекты друзьям, заказывал новую медную дощечку на дверь и важно заявлял, что он еще поправит свои дела.
But Fortune never came back to the feeble and stricken old man.	Но фортуна окончательно отвернулась от слабого, разбитого старика.
One by one his friends dropped off, and were weary of buying dear coals and bad wine from him; and there was only his wife in all the world who fancied, when he tottered off to the City of a morning, that he was still doing any business there.	Один за другим друзья покидали его - им надоедало покупать у него дорогой уголь и плохое вино, - и, когда он с утра тащился в Сити, только жена его еще воображала, что он вершит там какие-то дела.
At evening he crawled slowly back; and he used to go of nights to a little club at a tavern, where he disposed of the finances of the nation.	К концу дня старик тихонько брел обратно и вечера проводил в трактире, в маленьком местном клубе, где разглагольствовал о государственных финансах.

It was wonderful to hear him talk about millions, and agios, and discounts, and what Rothschild was doing, and Baring Brothers.	Стоило послушать, с каким знанием дела он толковал про миллионы, про лаж и дисконт и про то, что делают Ротшильд и братья Беринги.
He talked of such vast sums that the gentlemen of the club (the apothecary, the undertaker, the great carpenter and builder, the parish clerk, who was allowed to come stealthily, and Mr. Clapp, our old acquaintance,) respected the old gentleman.	Он с такой легкостью бросался огромными цифрами, что завсегдатаи клуба (аптекарь, гробовщик, подрядчик плотничных и строительных работ, псаломщик, который заглядывал сюда украдкой, и наш старый знакомый - мистер Клен) проникались к нему уважением.
"I was better off once, sir," he did not fail to tell everybody who "used the room."	– Я знавал лучшие дни, сэр, - не упускал он случая сказать каждому посетителю.
"My son, sir, is at this minute chief magistrate of Ramgunge in the Presidency of Bengal, and touching his four thousand rupees per mensem.	– Мой сын сейчас занимает высокий служебный пост в Ремгандже, в Бенгальском округе, и получает четыре тысячи рупий в месяц.
My daughter might be a Colonel's lady if she liked.	Моя дочь могла бы стать полковницей хоть сию минуту, если бы только захотела.
I might draw upon my son, the first magistrate, sir, for two thousand pounds to-morrow, and Alexander would cash my bill, down sir, down on the counter, sir.	Я могу завтра же выдать вексель на моего сына на две тысячи фунтов, и Александер без всяких отсчитает мне денежки. Но, заметьте, сэр, я слишком горд для этого.
But the Sedleys were always a proud family."	Седли всегда были горды.
You and I, my dear reader, may drop into this condition one day: for have not many of our friends attained it?	И вы и я, дорогой читатель, можем оказаться в таком положении: разве мало наших друзей доходило до этого?
Our luck may fail: our powers forsake us: our place on the boards be taken by better and younger mimes--the chance of life roll away and leave us shattered and stranded.	Счастье может изменить вам, силы могут вас оставить, ваше место на подмостках займут другие актеры, помоложе и поискуснее, и вы окажетесь на мели.
Then men will walk across the road when they meet you--or, worse still, hold you out a couple of fingers and patronize you in a pitying way--then you will know, as soon as your back is turned, that your friend begins with a	При встрече с вами знакомые постараются перейти на другую сторону или, что еще хуже, сострадательно протянут вам два пальца, и вы будете знать, что, едва пройдя мимо, приятель начнет рассказывать:
"Poor devil, what imprudences he has committed, what chances that chap has thrown away!"	"Бедняга, каких глупостей он наделал и какие возможности упустил!.."
Well, well--a carriage and three thousand a year is not the summit of the reward nor the end of God's judgment of men.	И все же собственный выезд и три тысячи годовых - это не предел благополучия на земле и не высшая награда небес.
If quacks prosper as often as they go to the wall--if zanies succeed and knaves arrive at fortune, and, vice versa, sharing ill luck and prosperity for all the world like the ablest and most honest amongst us--I say, brother, the gifts and pleasures of Vanity Fair cannot be held of any great account, and that it is probable . .. but we are wandering out of the domain of the story.	Если шарлатаны столь же часто преуспевают, как и терпят крах, если шуты благоденствуют, а негодяи пользуются милостями фортуны и vice versa, так что на долю каждого приходятся и удачи и неудачи, как это бывает и с самыми способными и честными среди нас, то, право же, брат мой, дары и развлечения Ярмарки Тщеславия не слишком многого стоят, и вероятно... Впрочем, мы уклонились от нашей темы.

Had Mrs. Sedley been a woman of energy, she would have exerted it after her husband's ruin and, occupying a large house, would have taken in boarders.	Когда бы миссис Седли была женщиной энергической и не захотела сидеть сложа руки после разорения мужа, она могла бы снять большой дом и взять нахлебников.
The broken Sedley would have acted well as the boarding-house landlady's husband; the Munoz of private life; the titular lord and master: the carver, house-steward, and humble husband of the occupier of the dingy throne.	Придавленный судьбой, Седли отлично играл бы роль мужа хозяйки меблированных комнат -роль своего рода принца-супруга, номинального хозяина и господина, - резал бы жаркое за общим столом, исполнял бы должность домоправителя и смиренного мужа своей жены, восседающей на неприглядном хозяйском троне.
I have seen men of good brains and breeding, and of good hopes and vigour once, who feasted squires and kept hunters in their youth, meekly cutting up legs of mutton for rancorous old harridans and pretending to preside over their dreary tables--but Mrs. Sedley, we say, had not spirit enough to bustle about for "a few select inmates to join a cheerful musical family," such as one reads of in the Times.	Я видел людей неглупых и с хорошим образованием, которые когда-то много обещали, удивляя всех своей энергией, которые в молодости задавали пиры помещикам и держали охоту, а теперь покорно нарезают баранину для старых сварливых ведьм и делают вид, что занимают за их унылым столом почетное место. Но миссис Седли, как мы сказали, не обладала достаточной силой духа, чтобы хлопотать ради "немногих избранных пансионеров, желающих поселиться в приятном музыкальном семействе", как гласят подобного рода объявления в "Таймсе".
She was content to lie on the shore where fortune had stranded her--and you could see that the career of this old couple was over.	Она успокоилась на том, что оказалась на мели, куда ее выбросила фортуна; и, как видите, песня старой четы была спета.
I don't think they were unhappy.	Я не думаю, чтобы они были несчастны.
Perhaps they were a little prouder in their downfall than in their prosperity.	Может быть, они были даже несколько более горды в своем падении, чем во времена процветания.
Mrs. Sedley was always a great person for her landlady, Mrs. Clapp, when she descended and passed many hours with her in the basement or ornamented kitchen.	Миссис Седли всегда оставалась важной особой в глазах своей домохозяйки, миссис Клеп, к которой она часто спускалась вниз и с которой проводила долгие часы в ее опрятной кухне.
The Irish maid Betty Flanagan's bonnets and ribbons, her sauciness, her idleness, her reckless prodigality of kitchen candles, her consumption of tea and sugar, and so forth occupied and amused the old lady almost as much as the doings of her former household, when she had Sambo and the coachman, and a groom, and a footboy, and a housekeeper with a regiment of female domestics--her former household, about which the good lady talked a hundred times a day.	Чепцы и ленты Бетти Фленниган, горничной-ирландки, ее нахальство, лень, чудовищная расточительность, с какой она сжигала на кухне свечи, истребляла чай и сахар и т. д., занимали и развлекали старую леди почти столько же, сколько поведение ее прежней челяди, когда у нее были и Самбо, и кучер, и грум, и мальчишка-посыльный, и экономка с целой армией женской прислуги, - об этом добрая леди вспоминала сотни раз на дню.
And besides Betty Flanagan, Mrs. Sedley had all the maids-of-all-work in the street to superintend.	А кроме Бетти Фленниган, миссис Седли наблюдала еще за всеми служанками в околотке.
She knew how each tenant of the cottages paid or owed his little rent.	Она знала, аккуратно ли платит каждый наниматель за свой домик или задерживает плату.

She stepped aside when Mrs. Rougemont the actress passed with her dubious family.	Она отступала в сторону, когда мимо нее проходила актриса миссис Ружемон со своим сомнительным семейством.
She flung up her head when Mrs. Pestler, the apothecary's lady, drove by in her husband's professional one-horse chaise.	Она задирала голову, когда миссис Песлер, аптекарша, проезжала мимо в одноконном тарантасе своего супруга, служившем ему для объезда больных.
She had colloquies with the greengrocer about the pennorth of turnips which Mr. Sedley loved; she kept an eye upon the milkman and the baker's boy; and made visitations to the butcher, who sold hundreds of oxen very likely with less ado than was made about Mrs. Sedley's loin of mutton: and she counted the potatoes under the joint on Sundays, on which days, dressed in her best, she went to church twice and read Blair's Sermons in the evening.	Она вела беседы с зеленщиком относительно грошовой брюквы для мистера Седли, следила за молочником и за мальчишкой из булочной и наведывалась к мяснику, которому, вероятно, доставляло меньше хлопот продать сотню туш другим хозяйкам, чем один бараний бок придирчивой миссис Седли; она вела счет картофелю, который подавался к жаркому в праздничные дни, и по воскресеньям, одетая в лучшее свое платье, дважды посещала церковь, а по вечерам читала "Проповеди Блейра".
On that day, for "business" prevented him on weekdays from taking such a pleasure, it was old Sedley's delight to take out his little grandson Georgy to the neighbouring parks or Kensington Gardens, to see the soldiers or to feed the ducks.	По воскресным же дням - так как в будни "дела" мешали такому развлечению - мистер Седли любил совершать с маленьким Джорджи прогулки в соседние парки и в Кенсингтонский сад, смотреть на солдат или кормить уток.
Georgy loved the redcoats, and his grandpapa told him how his father had been a famous soldier, and introduced him to many sergeants and others with Waterloo medals on their breasts, to whom the old grandfather pompously presented the child as the son of Captain Osborne of the --th, who died gloriously on the glorious eighteenth.	Джорджи был неравнодушен к красным мундирам, и дедушка рассказывал ему, каким храбрым воином был его отец, и знакомил мальчика с сержантами и другими военными, грудь которых была украшена ватерлооскими медалями и которым старый джентльмен торжественно представлял внука как сына капитана *** полка Осборна, геройски погибшего в славный день 18 июня.
He has been known to treat some of these non-commissioned gentlemen to a glass of porter, and, indeed, in their first Sunday walks was disposed to spoil little Georgy, sadly gorging the boy with apples and parliament, to the detriment of his health--until Amelia declared that George should never go out with his grandpapa unless the latter promised solemnly, and on his honour, not to give the child any cakes, lollipops, or stall produce whatever.	Старик иной раз угощал отставного служивого стаканом портера, а главное - обнаружил пагубную склонность закармливать Джорджи яблоками и имбирными пряниками, явно во вред его здоровью, так что Эмилия даже объявила, что не будет отпускать Джорджи с дедушкой, если тот не пообещает ей не давать ребенку ни пирожных, ни леденцов, ни вообще каких-либо лакомств, приобретаемых с лотков.
Between Mrs. Sedley and her daughter there was a sort of coolness about this boy, and a secret jealousy--for one evening in George's very early days, Amelia, who had been seated at work in their little parlour scarcely remarking that the old lady had quitted the room, ran upstairs instinctively to the nursery at the cries of the child, who had been asleep until that moment--and there found Mrs. Sedley in the act of surreptitiously administering Daffy's Elixir to the infant.	Что касается миссис Седли, то между ней и дочерью установилась из-за мальчика некоторая холодность и тщательно скрываемая ревность. Однажды вечером, когда Джорджи был еще младенцем, Эмилия, сидевшая с работой в их маленькой гостиной и не заметившая, что старая леди вышла из комнаты, внезапно услышала крик ребенка, который до того спокойно спал. Бросившись в спальню, она увидала, что миссис Седли с помощью чайной ложки тайком вливает в рот ребенку эликсир Даффи.

Amelia, the gentlest and sweetest of everyday mortals, when she found this meddling with her maternal authority, thrilled and trembled all over with anger.	При виде такого посягательства на ее материнские права, Эмилия, добрейшая и кротчайшая из смертных, вся затрепетала от гнева.
Her cheeks, ordinarily pale, now flushed up, until they were as red as they used to be when she was a child of twelve years old.	Щеки ее, обычно бледные, вспыхнули и стали такими же красными, какими они были у нее в двенадцать лет.
She seized the baby out of her mother's arms and then grasped at the bottle, leaving the old lady gaping at her, furious, and holding the guilty tea-spoon.	Она вырвала ребенка из рук матери и схватила со стола склянку, чем немало разгневала старую леди, которая с изумлением смотрела на нее, держа в руке злополучную чайную ложку.
Amelia flung the bottle crashing into the fire-place. "I will NOT have baby poisoned, Mamma," cried Emmy, rocking the infant about violently with both her arms round him and turning with flashing eyes at her mother.	– Я не хочу, чтобы малютку отравляли, маменька! – закричала со сверкающими глазами Эмми и швырнула склянку в камин, а потом обхватила ребенка обеими руками и принялась укачивать его.
"Poisoned, Amelia!" said the old lady; "this language to me?"	– Отравляли, Эмилия? – сказала старая леди. – И ты смеешь это говорить мне?!
"He shall not have any medicine but that which Mr. Pestler sends for him. He told me that Daffy's Elixir was poison."	– Ребенок не будет принимать никаких лекарств, кроме тех, которые присылает для него мистер Песлер; он уверял меня, что эликсир Даффи -это отрава.
"Very good: you think I'm a murderess then," replied Mrs. Sedley.	– Ах, вот как! Значит, ты считаешь меня убийцей, - отвечала миссис Седли.
"This is the language you use to your mother.	– Так-то ты разговариваешь с матерью!
I have met with misfortunes: I have sunk low in life: I have kept my carriage, and now walk on foot: but I did not know I was a murderess before, and thank you for the NEWS."	Судьба достаточно насмеялась надо мною; я низко пала в жизни: когда-то я держала карету, а теперь хожу пешком. Но я до сих пор не знала, что я - убийца, спасибо тебе за такую новость!
"Mamma," said the poor girl, who was always ready for tears--"you shouldn't be hard upon me.	– Маменька, - воскликнула бедная Эмилия, уже готовая расплакаться, - не сердитесь!..
I--I didn't mean--I mean, I did not wish to say you would do any wrong to this dear child, only--"	У меня и в мыслях не было, что вы желаете вреда ребенку, я только сказала...
"Oh, no, my love,--only that I was a murderess; in which case I had better go to the Old Bailey.	– Ну да, милочка... ты только сказала, что я -убийца; но в таком случае пусть меня лучше отправят в тюрьму.
Though I didn't poison YOU, when you were a child, but gave you the best of education and the most expensive masters money could procure.	Хотя не отравила же я тебя, когда ты была малюткой, а дала тебе самое лучшее воспитание и самых дорогих учителей, каких только можно достать за деньги.

Yes; I've nursed five children and buried three; and the one I loved the best of all, and tended through croup, and teething, and measles, and hooping-cough, and brought up with foreign masters, regardless of expense, and with accomplishments at Minerva House--which I never had when I was a girl--when I was too glad to honour my father and mother, that I might live long in the land, and to be useful, and not to mope all day in my room and act the fine lady--says I'm a murderess.	Я пятерых выкормила, хотя троих и схоронила; и самая моя ненаглядная доченька, из-за которой я ночей недосыпала, когда у нее резались зубки, и во время крупа, и кори, и коклюша, и для которой нанимала француженок, - поди сосчитай, сколько это стоило, - а потом еще и в пансион ее послала для усовершенствования, - ведь сама-то я ничего такого не видала, когда была девочкой, а почитала же отца с матерью, чтобы бог продлил дни мои на земле и чтобы, по крайней мере, приносить пользу, а не дуться целыми днями в своей комнате да разыгрывать из себя важную леди, - и вот эта дочь говорит мне, что я убийца!..
Ah, Mrs. Osborne! may YOU never nourish a viper in your bosom, that's MY prayer."	Миссис Осборн, - продолжала она, - желаю вам, чтобы вы не пригрели змею на своей груди - вот о чем будут мои молитвы!
"Mamma, Mamma!" cried the bewildered girl; and the child in her arms set up a frantic chorus of shouts.	– Маменька! Маменька! – кричала ошеломленная Эмилия, и ребенок у нее на руках вторил ей отчаянным плачем.
"A murderess, indeed!	– Убийца! Надо же такое сказать!
Go down on your knees and pray to God to cleanse your wicked ungrateful heart, Amelia, and may He forgive you as I do."	Стань на колени, Эмилия, и моли бога, чтобы он очистил твое злое, неблагодарное сердце, и да простит он тебя, как я прощаю.
And Mrs. Sedley tossed out of the room, hissing out the word poison once more, and so ending her charitable benediction.	С этими словами миссис Седли выбежала из комнаты, еще раз проговорив сквозь зубы: "Отрава!" - и тем закончив свое материнское благословение.
Till the termination of her natural life, this breach between Mrs. Sedley and her daughter was never thoroughly mended.	До самой смерти миссис Седли эта размолвка между нею и дочерью так и не забылась.
The quarrel gave the elder lady numberless advantages which she did not fail to turn to account with female ingenuity and perseverance.	Ссора дала старшей даме бесчисленные преимущества, которыми она не упускала случая пользоваться с чисто женской изобретательностью и упорством.
For instance, she scarcely spoke to Amelia for many weeks afterwards.	Началось с тою, что в течение нескольких недель она почти не разговаривала с Эмилией.
She warned the domestics not to touch the child, as Mrs. Osborne might be offended.	Она предупреждала прислугу, чтобы та не прикасалась к ребенку, так как миссис Осборн будет недовольна.
She asked her daughter to see and satisfy herself that there was no poison prepared in the little daily messes that were concocted for Georgy.	Она просила дочь прийти и удостовериться, что в кушанья, которые ежедневно приготовлялись для маленького Джорджи, не подмешано яду.
When neighbours asked after the boy's health, she referred them pointedly to Mrs. Osborne. SHE never ventured to ask whether the baby was well or not. SHE would not touch the child although he was her grandson, and own precious darling, for she was not USED to children, and might kill it.	Когда соседи спрашивали о здоровье мальчика, она отсылала их к миссис Осборн. Сама она, видите ли, не осмеливается спросить о его здоровье. Она не позволяет себе прикоснуться к ребенку (хотя это ее внук и она в нем души не чает), так как не умеет обращаться с детьми и может причинить ему вред.

And whenever Mr. Pestler came upon his healing inquisition, she received the doctor with such a sarcastic and scornful demeanour, as made the surgeon declare that not Lady Thistlewood herself, whom he had the honour of attending professionally, could give herself greater airs than old Mrs. Sedley, from whom he never took a fee.	А когда ребенка навещал мистер Песлер, она принимала доктора с таким саркастическим и презрительным видом, какого, по его словам, не напускала на себя даже сама леди Тпслвуд, которую он имел честь пользовать, - хотя со старой миссис Седли он не брал платы за лечение.
And very likely Emmy was jealous too, upon her own part, as what mother is not, of those who would manage her children for her, or become candidates for the first place in their affections.	Очень возможно, что Эмми, го своей стороны, тоже ревновала ребенка.
It is certain that when anybody nursed the child, she was uneasy, and that she would no more allow Mrs. Clapp or the domestic to dress or tend him than she would have let them wash her husband's miniature which hung up over her little bed--the same little bed from which the poor girl had gone to his; and to which she retired now for many long, silent, tearful, but happy years.	Да и какая мать не ревнует к тем, кто нянчится с, ее детьми и может запять первое место в сердце ее сыночка? Достоверно только то, что, когда кто-нибудь возился с ее малюткой, она начинала беспокоиться и не давала ни миссис Клен, ни прислуге одевать его или ухаживать за ним, как не позволяла им вытирать пыль с миниатюры Джорджа, висевшей над ее кроваткой, той самой кроваткой, с которою она рассталась, когда ушла к мужу, и к которой теперь вернулась на много долгих безмолвных, полных слез, но все же счастливых лет.
In this room was all Amelia's heart and treasure.	В этой комнате была вся любовь Эмилии, все самое дорогое в ее жизни.
Here it was that she tended her boy and watched him through the many ills of childhood, with a constant passion of love.	Здесь она пестовала своего мальчика и ухаживала за ним во время всех его болезней с неизменным страстным рвением.
The elder George returned in him somehow, only improved, and as if come back from heaven.	В нем как бы возродился старший Джордж, только в улучшенном виде, словно он вернулся с небес.
In a hundred little tones, looks, and movements, the child was so like his father that the widow's heart thrilled as she held him to it; and he would often ask the cause of her tears.	Сотней неуловимых интонаций, взглядов, движений ребенок так напоминал отца, что сердце вдовы трепетало, когда она прижимала к себе малютку.
It was because of his likeness to his father, she did not scruple to tell him.	Джорджи часто спрашивал мать, отчего она плачет.
She talked constantly to him about this dead father, and spoke of her love for George to the innocent and wondering child; much more than she ever had done to George himself, or to any confidante of her youth.	Оттого, что он так похож на отца, отвечала она чистосердечно. Она постоянно рассказывала ему о покойном отце и говорила о своей любви к нему, - с невинным, непонимающим ребенком она была откровеннее, чем в свое время с самим Джорджем или какой-нибудь близкой подругой юности.
To her parents she never talked about this matter, shrinking from baring her heart to them.	С родителями она никогда не говорила на эту тему: она стеснялась раскрывать перед ними свое сердце.
Little George very likely could understand no better than they, but into his ears she poured her sentimental secrets unreservedly, and into his only.	Вряд ли маленький Джордж понимал ее лучше, чем поняли бы они, но ему и только ему доверяла Эмилия свои сердечные тайны.

The very joy of this woman was a sort of grief, or so tender, at least, that its expression was tears.	Самая радость этой женщины походила на грусть или была так нежна, что единственным ее выражением становились слезы.
Her sensibilities were so weak and tremulous that perhaps they ought not to be talked about in a book.	Чувства Эмилии были так неуловимы, так робки, что, пожалуй, лучше не говорить о них в книге.
I was told by Dr. Pestler (now a most flourishing lady's physician, with a sumptuous dark green carriage, a prospect of speedy knighthood, and a house in Manchester Square) that her grief at weaning the child was a sight that would have unmanned a Herod.	Доктор Песлер (теперь популярнейший дамский врач, - он разъезжает в шикарной темно-зеленой карете, ждет скорого производства в дворянское достоинство и имеет собственной дом на Манчестер-сквер) рассказывал мне, что горе Эмилии, когда пришлось отнимать ребенка от груди, способно было растрогать сердце Ирода.
He was very soft-hearted many years ago, and his wife was mortally jealous of Mrs. Amelia, then and long afterwards.	В те времена доктор был еще очень мягкосердечен, и его жена и тогда, и еще долго спустя смертельно ревновала его к миссис Эмилии.
Perhaps the doctor's lady had good reason for her jealousy: most women shared it, of those who formed the small circle of Amelia's acquaintance, and were quite angry at the enthusiasm with which the other sex regarded her. For almost all men who came near her loved her; though no doubt they would be at a loss to tell you why.	Быть может, докторша имела серьезные основания для ревности: почти все женщины, составлявшие кружок знакомых миссис Осборн, разделяли с нею это чувство и сердились на восхищение, с каким относились к Эмилии представители другого пола, ибо почти все мужчины, которые знакомились с нею ближе, поклонялись ей, хотя, без сомнения, не могли бы сказать, за что именно.
She was not brilliant, nor witty, nor wise over much, nor extraordinarily handsome.	Она не была ни блестящей женщиной, ни остроумной, ни слишком умной, ни исключительно красивой.
But wherever she went she touched and charmed every one of the male sex, as invariably as she awakened the scorn and incredulity of her own sisterhood.	Но где бы она ни появлялась, она трогала и очаровывала всех мужчин так же неизменно, как пробуждала презрение и недоверие в лицах своего пола.
I think it was her weakness which was her principal charm--a kind of sweet submission and softness, which seemed to appeal to each man she met for his sympathy and protection.	Я думаю, что главное ее очарование заключалось в беспомощности, в кроткой покорности и нежности; казалось, она обращалась ко всем мужчинам, с которыми встречалась, с просьбою об участии и покровительстве.
We have seen how in the regiment, though she spoke but to few of George's comrades there, all the swords of the young fellows at the mess-table would have leapt from their scabbards to fight round her; and so it was in the little narrow lodging-house and circle at Fulham, she interested and pleased everybody.	Мы уже видели, как в полковом собрании - хотя ей были известны лишь немногие товарищи Джорджа - все юные офицеры готовы были обнажить мечи, чтобы сразиться за нее. Точно так же в маленьком домике в Фулеме и в тесном кружке навещавших его друзей она всем нравилась и во всех возбуждала интерес.