Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)
Шрифт:
Терминов Малая Русь, Малороссия в нашем корпусе не встретилось, обычно употребляется название Украина. В отличие от советской публицистики, термины великорус (великоросс – название распространилось со второй половины XIX в.), белорус, малорус (малоросс) и образованные от них прилагательные великорусский, малороссийский достаточно часто встречаются на страницах эмигрантских изданий, являясь нейтральными словесными знаками:
В воскресенье, 18 февраля в новом помещении состоится «воскресник», в программу которого, между прочим, включено выступление великорусского оркестра под управлением Г. Медведева (Вести дня. 1940. 13 февр. № 36).
Сепаратизм не имеет
Я убежден… что мы все, т. е. все интеллигентные русские люди, носим в своих жилах такую смесь национальных кровей, что по признаку географического происхождения нам крайне трудно определить себя, – особенно в вопросах малороссийском и великорусском здесь мы очень просто столкуемся, когда надо будет, да, вероятно, и столковываться не надо будет (Рус. голос. 1939. 19 марта. № 415).
Напротив, в русском послереволюционном языке происходило последовательное устранение несущих негативные ассоциации прилагательных малый, великий при обозначении народов или национальностей, государственных образований (Великое княжество Финляндское). В СУ обозначения великорусский, великорусы (великороссы), великороссийский, малороссийский, малоросс, малорус, малорусский снабжаются пометами «книжн.(ое) устар.(елое)», «устар.(елое)», «доревол.(юционное)» с идеологическим (противоречащим реальной языковой истории терминов) подтолкованием для слов великоросс, великорусский: «название возникло в Московском государстве на почве великодержавной идеологии, объявлявшей русскую народность “великой” в сравнении с украинской и белорусской» (СУ Т. 1: 244) – и для малоросс, малорусский: «шовинистическое название украинцев» (СУ Т. 2: 130).
В эмигрантской прессе широко использовался термин Прикарпатская (Подкарпатская [266] ) Русь, выступающий для эмигрантов важным звеном культурно-преемственной традиции и несущий идею сохранения «русскости» на славянской земле:
Даже славянское отребье, созданное чехами в Прикарпатской Руси для угнетения русского населения, и «украинские сiчевики», – и те с оружием в руках, защищая свои «идеалы», ведут борьбу с венгерскими войсками… (Рус. голос. 1939. 19 марта. № 415).
Борьба за русский язык, за «русскость» – самое характерное явление в общественно-политической жизни того края, который один в целом мире сохранил название Руси, с присоединением географического прилагательного «Подкарпатская» (Возрождение. 1937. 20 нояб. № 4107).
266
Такое название земли (Podkarpatska Rus) было утверждено постановлением Генерального Устава (16 ноября 1919 г.) и затем внесено в конституцию Чехословакии (принятую в 1920 г.). Прежнее обозначение территории – Угорская Русь.
Фрейм исторических и художественно-поэтических аллюзий. Они связаны с историческим прошлым государства, пронизаны фольклорно-поэтическими ассоциациями, которые могут дифференцироваться в эмигрантских группах. Данный фрейм получает воплощение в следующих слотах:
• слот торжественно-риторических, поэтизированных ассоциаций: Святая Русь; сияющая вечной красотой девушка:
…естественное желание русского человека вернуться на Родину и видеть ее обновленной от всякой нечести [нечисти? – А. З.] [267] в образе сияющей вечной красотой девушки, имя которой «Святая Русь» (Рус. голос. 1939. 12 марта. № 414).
Раздробленность и идеологическое разномыслие миллионной русской эмиграции не только дало возможность нашему врагу закрепиться на родной земле – на Земле св. [ятой] Руси, но и помогло ему приблизиться к «дверям всего христианского запада»… (Рус.
267
Описка или намеренная смысловая игра: нечесть (как лексико-семантический окказионализм с собирательным значением «все нечестные люди» от прилагательного нечестный) и нечисть «нечистая сила»?
Использование прецедентного имени Русь в риторических контекстах призвано было поддержать эмигрантов духовно и не дать прерваться культурно-психологической нити, которая зачастую составляла единственную душевную и духовную опору эмигранта в зарубежье в надежде возвращения на Родину. Тоска по Родине, милым сердцу местам, русскому языку заключена в неологизме Святорусье, объемлющем все многообразие и глубину эмигрантских ностальгических воспоминаний:
Трудно влиять на такое массовое явление, как язык, но это особенно затруднительно вне родины, вне воздуха, который сам, по старинному выражению, – Святорусьем пахнет (Рус. голос. 1939. 5 марта. № 413).
• слот исторических аллюзий. В некоторых эмигрантских кругах, преимущественно демократических, либеральных возникает и противоположная интерпретация имени Русь, отождествляющая этот период истории с варварством и монголо-татарским невежеством. Важно отметить перекличку важных для русской исторической науки и общественной жизни (в споре славянофилов и западников в XIX веке и сменовеховцев и евразийцев в XX в.) культурно значимых концептов «Русь», «Россия», «Восток», неологизма «Чингисхания», [268] «Европа», которые оживились в эмигрантских научных кругах:
268
Ср. также характерное название статьи В. В. Шульгина «Чингисхания и берендейство» (подробнее об идеологическо-политическом функционировании и роли этнических прилагательных в эмигрантской публицистике 1920-х г г. см. [Балуев 2003]).
Для [современных славянофилов. – А. З.] идеал настоящей России находится в глубине веков, когда Русь была только Востоком. Возвеличивая Чингисханию, они забывают, что главным желанием русского человека тех времен было – да минет Бог орду. И как только Русь стала на ноги, то скоро потянулась к свету общечеловеческой, европейской культуры (Дни. 1925. 10 февр. № 687).
Фрейм монархических аллюзий. Прецедентное имя Русь в сознании монархически настроенных эмигрантов оказывается тесно сплетенным с идеей монархии, поэтому страна без царя, императора (началось все это, по их мнению, с отречения от престола Николая II) представляется им как обезглавленное, недееспособное государство:
Новый скорбный удар по русским сердцам – смерть патриарха, вновь нам громко твердит о пагубности нашего безглавия. Умер Отец наших отцов и все церковные люди ясно сознали, как тяжко и страшно им будет жить в наше лютое время без Церковной главы, а получить-то вновь эту главу на Руси бесгосударной [sic], безглавой, уже невозможно (Рус. стяг. 1925. 4/7 июня. № 1).
Фрейм церковно-православных аллюзий. Традиционные определения, сочетающиеся с именем Русь, – это православный, христианский:
…работаем мы и готовимся мы кровь проливать… за свободу своих детей… за Русь Православную… (Рус. правда. 1930. июль – авг.).
То во Христе замученная Православная Русь, во главе с мучеником Царем, христосовалась со своей поруганной землей. И отвечала Русская земля (Рус. голос. 1939. 9 апр. № 418).
Фрейм преемственности. В сознании эмигрантов существует устойчивая связь, соединяющая в смысловую цепочку когнитивно-ментальные образы «Русь прежняя» – «продолжение Руси/России в эмиграции» – «будущая возрожденная, воссозданная Русь/Россия». Прецедентное имя Русь получает расширительное употребление и возрождает старое, древнерусское значение, когда этим собирательным существительным называли жителей страны; в данном случае топоним Русь приравнивается к понятию «русская колония»: