Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)
Шрифт:
…Пушкина чествует также американская Русь путём устройства лекций, докладов и литературно-музыкальных вечеров» (Рассвет. 1937. 11 февр. № 35).
Семантический механизм – метонимия: название страны переносится на людей, такое употребление в современном языке является стилистически маркированным и вследствие этого обладает мощным прагматическим потенциалом.
В эмигрантской публицистике имя Русь вступает в смысловое сопряжение с именем Россия (по принципу дополнительной семантической дистрибуции): название Россия ассоциируется с государственно-территориальным устройством, Русь – с его духовно-национальным и религиозным своеобразием. Ср. также окказиональные биномы типа Россия-Русь:
«Русская газета»… будет вести всевозможную борьбу против чужеземцев, мечтающих захватить русскую территорию и закабалить или уничтожить Русский народ, что – недопустимо! Мы против раздела России – мы за Свободную, Неделимую Русь (Рус. газета. 1937. № 1).
Нет двух Россий: России и Руси. Есть только одна: Россия-Русь. И те, кто любят Россию, любят ее потому, что она Россия-Русь. Не Русь, конечно, в смысле одной Московской Руси, а Русь в смысле того государства, пространства которого с незапамятных времен начали осваивать и в течение всей истории продолжали осваивать 3 ветви великого славянского народа, народа русского. Любят эту Россию потому, что чувствуют себя «русскими» (Возрождение. 1925. № 5).
Таким образом, в прецедентном имени Русь в эмигрантской публицистике, во-первых, актуализируются смыслы, обусловленные прежними историческими, культурными ассоциациями, во-вторых, происходит приобретение новых смыслов, связанных с эмигрантским «кругом жизни».
Обозначения нового, советского, государственного образования на месте прежней России живо волновали эмигрантскую мысль, свидетельством чего является многообразие как официальных советских, так и собственно эмигрантских неологизмов.
В эмигрантской прессе содержится целый спектр названий для советской России: Советы, СССР, СССР-ия, Советская Россия, Москва, Кремль, Совдепия, Советский Союз, Триесерия, Союз Советских Социалистических Республик. [269] Понятно, что в этой парадигме члены не равны между собой: одни являются нейтральными номинативными единицами, другие представляют разовые обозначения или устойчивые газетно-публицистические метафоры.
Одним из наиболее частотных употреблений в эмигрантской публицистике является использование наименований Советская Россия, Советский Союз. Даже если эти названия применяются как номинативные элементы, нейтральность их кажущаяся: идеологический уточнитель советский решает все дело – его прагматика практически во всех эмигрантских изданий негативная. Написание еще не устоялось: можно встретить такие формы – советская Россия, Советская Россия, сов. Россия, советский союз, сов. союз, С. С. С.Р.:
269
Ср. лингвокультурологическую интерпретацию обилия имен собственных для наименования какой-либо реалии: «Употребление множества собственных имен… позволяет вывести соответствующие объекты за пределы семантической системы языка, фактически подразумевает их существование (хотя в действительности они могут быть фикцией) и тем самым обеспечивает возможность создавать новую мифологию, не ограниченную системой значений обыденного языка» [Кронгауз 2001: 346].
…пришлось нам в последнее время на несколько месяцев задержать выпуск «Русской Правды». […] Были и крупные осложнения от того, что в пределах Советской России чекистским ищейкам удалось пронюхать некоторые линии нашего распространения (Рус. правда. 1925. июль – авг.).
Через некоторое время Тиккар совершенно легально с заграничным паспортом уехал из Эстонии в СССР, надеясь там, как коммунист, хорошо устроиться. Однако в советском «раю» ему не повезло; он попал в тюрьму, затем был сослан в Соловки. Освободившись из Соловков, он решил бежать из Сов. [етской] России на родину (Сегодня. 1930. 10 янв. № 10).
Некоторые депутаты, рассказывая о кровавых пиршествах чекистов в Грузии, одновременно поддерживали стремление грузин к отторжению от СССР. В этом «Известия» увидели выступление против «единства сов. [етского] союза» (Дни. 1925. 15 февр. № 692).
В самой [sic] C. C.С. Р. не прекращается борьба с «контр-революцией» [sic], переходящей временами в открытые возстания [sic]… (За свободу. 1925. 1 янв. № 1 (1405)).
Рассмотрим подробнее фреймовую структуру данного названия, тем более что она представляет интерес и с культурной, и с прагмалингвистической точек зрения.
Фрейм фиктивности. Содержательный, смысловой объем обозначения в эмигрантском дискурсе практически сводится к нулю: содержание понятия должно заключаться в термине «государство», однако эмигранты отказываются признать «законность» нового строя, тем самым лишая аббревиатуру СССР реального смыслового содержания. Прагматические оценки имени – однозначно негативные; метафорические сравнения, контекст подчеркивают это:
Мы хорошо знаем, как трудно Русским людям, сидящим за проволокой той огромной тюрьмы, что называется Советским Союзом, и принужденным видеть все через лживые очки красных советских газет, разобраться в том, что делается на белом свете (Рус. правда. 1925. сент. – окт.).
За теми же, сталинскими, дрожками услужливо бежали и бегут «Последние новости», забрызгавшие себя, теперь уже с ног до головы, большевицкой [sic] грязью. Что для них СССР. Без малого – «нормальное государство» – сказано в передовице «Последних новостей»… (Возрождение. 1939. 7 июля. № 4191).
Говорят об англо-франко-русских переговорах, как будто в течение двадцати лет Россия не заключена в грязный и кровавый гроб, именуемый СССР (Возрождение. 1939. 7 июля. № 4191).
Разговорное (по стилистике) метонимическое замещение Советы (< Советы рабочих и крестьянских депутатов) для обозначения советского государства, вынесенное из революционного языка, также используется в эмигрантской публицистике:
В германских промышленных кругах, имеющих дело с Советами, довольно сильное впечатление произвел арест жившего в Москве крупного дельца Юлия Исааковича Гессена (Сегодня. 1930. 14 янв. № 14).
…радуясь за «клику» японских «плутократов», большевики сулят россиянам только журавля в небе: «очень возможно, что советско-японское соглашение даст новый толчок к сближению между Америкой и советами»… Жди! (Дни. 1925. 30 янв. № 678).
Еще во времена гражданской войны родилось обозначение территорий, занятых большевиками, – Совдеп, Совдепия [Mazon 1920; Селищев 1928: 162, 184; Lehikoinen 1990: 85, 130; Comrie et al. 1996: 138, 140]. Хотя наименования использовались особенно широко антибольшевистскими партиями и группами, они проникли даже в большевистский речевой обиход, однако в 20-е гг. были вытеснены как обидные и неблагозвучные. Ср. только несколько примеров из эмигрантской демократической газеты:
Так как в Совдепии процветает небывалое в истории России взяточничество, то большинство беженских эшелонов имело возможность выбраться из Советской России благодаря крупным взяткам советским работникам» (Руль. 1920. 1 дек. № 13).
И если в первые полтора-два года главными факторами беженства были политические преследования и репрессии против врагов советской власти, то за последний год люди стали спасаться не от лично против них направленных скорпионов, а просто – от чудовищных, невозможных и невыносимых – политических, материальных, правовых, культурно – условий, превращающих жизнь в Совдепии в подлинный ад [Владимир Набоков. «Мы и Они»] (Руль. 1920. 2 дек. № 14).
В самом бесстыдном из своих «фельетонов» о Совдепии знаменитый Уэллс пишет, что русские анти-большевики [sic] «политически презренные люди» (Руль. 1920. 2 дек. № 14).