Языки Пао
Шрифт:
Беран надолго замолчал. Наконец он сказал: «Как бы то ни было, ты не веришь, что я — паон!»
Гитана взорвалась: «Какая разница? Почему бы ты гордился тем, что ты — паон? Паоны — бесхребетные черви! Они безропотно позволяют Бустамонте грабить, убивать, втаптывать их в грязь — и даже пальцем не пошевелят, чтобы защититься! Они прячутся от тирана, как овцы от ветра, выставляя задницы навстречу опасности! Одни бегут, куда глаза глядят, другие... — тут она холодно покосилась на Берана, — ...находят убежище
Беран мрачно поднялся на ноги, старательно глядя в угол. Представив себя со стороны, он поморщился: жалкое, презренное существо! Он ничего не мог сказать в свое оправдание — блеять, ссылаясь на неведение и беспомощность, было бы еще позорнее. Глубоко вздохнув, Беран стал одеваться.
Девушка прикоснулась к его руке: «Прости меня. Я понимаю, что ты ни в чем не виноват».
Беран покачал головой; ему казалось, что он постарел на тысячу лет: «Я ни в чем не виноват, верно... Но в том, что ты сказала... Вокруг нас столько разных истин — как выбрать одну из них?»
«Я ничего не знаю о разных истинах, — ответила Гитана. — Я знаю только то, что чувствую — знаю, что, если бы я могла, я убила бы тирана Бустамонте!»
Настолько скоро, насколько это допускалось обычаями раскольников, Беран снова явился в усадьбу Палафокса. Один из проживавших вместе с наставником сыновей впустил его и поинтересовался целью его визита. Беран уклонился от прямого ответа. Прошло несколько минут — Беран нервничал, расхаживая по маленькой прихожей, не содержавшей ничего, кроме голых стен и пола.
Беран инстинктивно понимал, что ему следовало соблюдать осторожность и предварительно прощупать почву, но в то же время ощущал тошнотворное холодное предчувствие провала — ему не хватало необходимого дипломатического такта.
Наконец его позвали и провели в лифт, долго опускавшийся и открывшийся в обшитую деревянными панелями утреннюю трапезную Палафокса. Наставник, в темно-синем халате, сидел за столом и мрачно отправлял в рот кусочки горячих маринованных фруктов. Увидев Берана, Палафокс едва заметно кивнул — выражение его лица не изменилось.
Беран поклонился, как того требовало уважение к наставнику, и произнес со всей возможной серьезностью: «Лорд Палафокс, я принял важное решение».
Палафокс безразлично поднял глаза: «Почему нет? Ты достиг возраста, в котором человек должен сам принимать решения, а решения нельзя принимать легкомысленно».
«Я хочу вернуться на Пао!» — упрямо выпалил Беран.
Запрос Берана явно не вызвал у чародея никакого сочувствия. Помолчав, Палафокс обронил, сухо и пренебрежительно: «Меня поражает твоя непредусмотрительность».
Раскольник снова применил отвлекающий маневр, направлявший ущемленное самолюбие оппонента в сторону от нежелательного предмета
Палафокс поджал губы: «Допустим, что ощущения тебя не обманывают — что бы ты мог сделать, чтобы воспрепятствовать такому положению вещей?»
«Я — наследный панарх, разве не так? Бустамонте — всего лишь айудор-регент, не так ли? Если я к нему явлюсь, он вынужден будет подчиниться».
«В принципе. Но как ты докажешь, что ты — панарх? Предположим, Бустамонте объявит тебя сумасшедшим самозванцем — что тогда?»
Беран молчал — возможность такого возражения он не предусмотрел.
Палафокс безжалостно продолжал: «Тебя субаквируют, ты расстанешься с жизнью. И чего ты таким образом добьешься?»
«Возможно, мне не следует объявлять о своем прибытии. Бустамонте ничего не узнает, если я тайно высажусь на каком-нибудь острове — Фераи или Виамне…»
«Хорошо. Допустим, тебе удастся убедить в своей легитимности нескольких человек — Бустамонте все равно будет сопротивляться. Твое возвращение может вызвать гражданскую войну. Если тебя возмущают действия Бустамонте, представь себе, к чему могут привести твои собственные намерения!»
Беран улыбнулся: «Вы не понимаете паонов. Войны не будет. Бустамонте просто-напросто обнаружит, что его никто не слушается».
Палафоксу не нравилось, когда его поправляли: «И что ты будешь делать, если Бустамонте узнает о твоем прибытии и встретит тебя с отрядом мамаронов?»
«Откуда он узнает?»
«Я ему сообщу», — твердо пообещал Палафокс и положил в рот кусочек пряного яблока.
«Значит, вы намерены меня уничтожить?»
Палафокс едва заметно улыбнулся: «Нет, не намерен — если ты не будешь действовать вопреки моим интересам. А в настоящее время они совпадают с интересами Бустамонте».
«Каковы, в таком случае, ваши интересы? — с жаром спросил Беран. — На что вы рассчитываете?»
«На Расколе, — тихо ответил Палафокс, — никто никому не задает такие вопросы».
Беран помолчал, после чего отвернулся и с горечью воскликнул: «Зачем вы меня сюда привезли? Зачем вы рекомендовали принять меня в Институт?»
Основные позиции конфликтующих сторон были определены; Палафокс расслабился и откинулся на спинку стула: «Неужели ты не понимаешь? Здесь нет никакой тайны. Успешный стратег заранее запасается всеми возможными средствами, применяет все возможные методы. Если возникнет такая необходимость, ты послужишь в качестве средства противодействия регенту Бустамонте».