Юность Екатерины Великой. «В золотой клетке»
Шрифт:
– Представляете, граф, он так и сказал: «Сергей Салтыков с моей женой подлейшим образом обманывают моего лучшего друга и наперсника, они смеются над ним и за его спиною творят что хотят!» Будьте осторожны, граф. Петр Федорович сейчас убеждает беднягу Чоглокова в правде, очень уж хочется ему доказать, что он больший друг для него, нежели великая княгиня.
Расцеловав, уже с разрешения, обе пухлые ручки Марфы Шафировой, Салтыков в крайней обеспокоенности примчался к Екатерине с докладом.
Так как это был первый их разговор за вечер, да и вообще за несколько дней, великая княгиня не скрывала радости встречи, начала с расспросов о здоровье, обиделась на его невнимание. Салтыков не мог удержаться и перебил, сообщив, что их связь известна Петру Федоровичу и над ними нависла угроза скандала.
– Немедленно нужно что-то делать! – сказал Салтыков, пересказав беседу с Шафировой.
Екатерина усмехнулась, отправила Салтыкова пообщаться с Чоглоковым и стала наблюдать, как двое мужчин болтаются по зале, выходят из нее, потом входят, при этом один вздыхает, бросает грустные взгляды в ее сторону, а другой пытается ему что-то доказать. Пантомима получилась веселой, и Екатерина, зная суть вопроса, пару раз даже улыбнулась. Расстраивало лишь поведение супруга, который все затеял.
– Ваше Высочество, просветите: что вас заставило вдруг настраивать против меня нашего Чоглокова? Вы не забыли, случаем, чем это может нам грозить? – поймала Екатерина великого князя между танцами, когда он остался один.
– Вы о чем? – прикинулся несведущим Петр, но покраснел.
– Я о вашем долгом разговоре на ухо.
– Мы говорили не о вас, – попробовал увильнуть великий князь.
– Только смотрели все время на меня!
– Не придумывайте! – И Петр, стремясь завершить неприятное объяснение, с легким поклоном отошел к фаворитке.
«Ах так?! Хорошо, Ваше Высочество, вы еще пожалеете, что пошли против меня!»
Причина, по которой Мария Чоглокова вдруг резко потеряла интерес к своим обязанностям, да еще и во время «государственной миссии», оказалась проста и банальна – она влюбилась в князя Петра Репнина. Такой крах благонравной семьи со стороны ее главного «стержня» был тайной для всех, но не для Екатерины. Чувства и страсть, охватившие Чоглокову, били фонтаном и, посчитав, что они не будут полными, а также вполне соответствуют линии, которую она теперь проводит, Мария сама поделилась тайной с Екатериной. Великая княжна смекнула выгоду и тут же сообщила ее любовнику – без бдительного ока Чоглоковой они могли встречаться смело. Сначала Салтыков посещал Екатерину часто, потом все реже и реже. Наконец не пришел на свидание совсем, а великая княгиня прождала его всю ночь, волнуясь и переживая – не схватил ли его караул. На следующий день граф открыто подавлял зевки и скучал, когда Екатерина смогла на краткий миг остаться с ним наедине, не удержалась и поинтересовалась:
– Что случилось? Я прождала всю ночь, но вы не пришли. Я волновалась…
Екатерина ожидала, что любовник начнет виниться, скажет это так, что она поверит в серьезность причины, которая помешала их свиданию. Уже были заготовлены слова поддержки и прощения. Но граф, без тени смущения, зевнул, одарив любовницу скучающим взглядом, безразлично молвил:
– Ничего. Решил поспать.
– Вот как? Вы уснули и проспали, нужно отругать вашего лакея за нерасторопность, – пошутила Екатерина, сжав платочек в кулаке.
– Лакей меня устраивает, Ваше Высочество, он выполняет только то, что я ему велю, – Салтыков надменно поджал губы. – Я хотел спать и велел меня не будить.
– Но… – пролепетала Екатерина, краснея от возмущения.
– Я ведь не раб, не слуга, я волен поступать как хочу, – взгляд Салтыкова стал холоден. – Я служу великому князю, вы не вправе мне приказывать или что-то от меня требовать, Ваше Высочество.
В комнату вошла фрейлина, Салтыков оживился и подморгнул девушке, та растерялась и замерла в дверях. Екатерина смогла только сдержать крик, но слова сорвались:
– Пошла вон!
Фрейлина замешкалась и услышала вновь:
– Выйдете, мадемуазель, я вам велю!
– Простите, Ваше Высочество! – сделав реверанс, фрейлина выбежала.
– Вы хотите, чтобы я подобно вашей фрейлине или собачке слушался ваших приказов? – рассмеялся Салтыков, откидываясь на спинку кресла. – Так не будет!
– Вы сводите меня с ума! – прошептала Екатерина.
– Только не нужно заламывать рук, не терплю! Я не вещь, сударыня! Вы постарались сделать все, чтобы я это чувствовал! Но вам не усадить меня в золотую клетку! Чем больше вы пытаетесь мною управлять, тем меньше дружбы и привязанностей у меня к вам остается! Что вы мне можете дать, чего не даст мне любая другая женщина? Ни-че-го! Но ваши претензии меня замучили! Если я хочу, то приду, и не нужно мне указывать когда!
– Вы говорите, как единственный мужчина в России, – побелела от злости и обиды Екатерина. – Но прекрасно знаете, что это не так! Не к лицу вам, еще недавно добивавшемуся моей любви, уговаривавшему меня вам уступить, говорить такие слова.
– Вы сами меня провоцировали и желали тех отношений! Вы меня соблазняли и подвергали опасности! – выпалил Салтыков.
– Что?.. Вы мне омерзительны, граф, – взяла себя в руки Екатерина, встала с дивана и вышла. Внутри у нее бушевала буря негодования и обиды. Она металась по спальне, хватала безделушки на столиках и сундуке, но в бессилии ставила их назад, пожалев и не разбив.
«Как он мог?! Он же клялся мне в любви, восхищался мною… Требовал, желал встреч! Как же он может так поступать со мною? Я ведь сделала все, чтобы не было препятствий нашим встречам! Он так хотел. Он не давал мне пройти! А как он меня ласкал, целовал… Так не может делать человек, если не любит! Наверное, я его обидела… да-да, так и есть! Я требую от него внимания, когда он занят, я вынуждаю его рисковать честью – ведь если его схватят, он не сможет признаться, куда шел. Я так легкомысленно рискую его жизнью. Я сама виновата во всем!»
Совершенно неожиданно для Екатерины, которая ждала с нетерпением случая, чтобы помириться с Салтыковым, к ней пожаловал великий князь. Как и в последний раз, наследник был слегка смущен, но вел себя уверенно: смело прошел к кровати, бодро скинул туфли и натянул ночной колпак, крякнул и, подпрыгнув, взгромоздился на кровать поверх одеяла. Екатерину в это время расчесывали фрейлины, они тут же тихо удалились, едва Петр Федорович взмахнул рукою.
– Это мои женщины, – тихо заметила Екатерина.