Юность Екатерины Великой. «В золотой клетке»
Шрифт:
– Перечисли.
– Руководит ложей Роман Илларионович Воронцов, членами являются князья Щербатов, Дашков, Голицыны, Трубецкой и многие другие вельможи.
– Это заговор?! – Глаза Елизаветы загорелись, она часто задышала.
– Алексей Иванович, не пугай государыню! – нахмурился Бестужев. – Али, граф, доказательства имеешь?
– Обычная болтовня. – Правое веко Шувалова дернулось, лицо исказилось, выдав его – он находится в крайней степени недовольства.
– Теперь понятно, за какие заслуги Воронцова возвели в графское Римской империи достоинство, причем сам император Карл VII, я что-то подобное предполагал, матушка, – хмыкнул Бестужев.
– И все-то вам понятно, все вы разумные, так растолкуйте, что к чему! – рассердилась Елизавета.
– За наследником надобно приглядывать усерднее, очень уж он к Воронцову тянется.
– Вот что, семья Воронцовых мне близка, пока не докажете мне вины какой, запрещаю напраслину возводить. Тайная канцелярия должна работать лучше!
– Дипломатия тоже, – поклонился Шувалов, перенаправив шпильку Бестужеву. – Общество в Россию-матушку из Лондона притащили.
– Вон ты зачем Алексея Петровича оставил для разговора, – лукаво улыбнулась Елизавета, хитро взглянув на Бестужева, который покраснел.
– Матушка, пока пустые разговоры ведут, бояться не о чем! – твердо произнес Бестужев. – Вреда нам от Англии нечего ждать.
– Ну-ну, дипломаты! О тайном обществе узнать все. Спрошу с обоих!
Сэр Вильямс все больше и больше впадал в задумчивость и нервничал – он в России почти второй месяц, а дело не сдвинулось с места. Как и предшественник, он, опытный английский шпион и дипломат, всего лишь день за днем «скачет» менуэты и полонезы со всеми дамами русского двора. Все ноги в мозолях. Перезнакомился с вельможами, припадал к ручке императрицы и великой княгини, и ничего.
На случай провала был предусмотрен еще один вариант, на идею которого его натолкнули сведения о любовных похождениях Екатерины Алексеевны, услышанные и переданные через десятые руки от самого Сергея Салтыкова – бывшего ее фаворита. Вильямс сделал решительный шаг и постарался сблизиться с великой княгиней, но потерпел фиаско. Екатерина радушно принимала его, вела долгие беседы о литературе, с удовольствием слушала комплименты своему уму, а дальше дело не пошло. Не впечатлял ее сэр Вильямс. Опасно было завязывать интрижку с английским посланником. Да и другой интерес, куда краше и импозантнее, крутился рядом, глаз восхищенных с нее не сводил…
– Друг мой, – обращался сэр Вильямс к своему секретарю с наставлениями. – Нужно добавить усилия! Вы пока за бортом, взгляды и вздохи ничего не дадут, максимум – мелкую интрижку, а нам нужно больше. Поднапрягитесь и войдите в ее ближайший круг! И поменьше влюбленности: вы на работе, у вас голова должна быть свободна для правильных мыслей!
Станислав Понятовский кивал головой, соглашался, но патрон наблюдал через секунду, что слова его забыты, а подопечный витает в облаках и, ничего не замечая, грызет перо для письма. Тот вспоминал первую встречу с Екатериной Алексеевной, в Ораниенбауме на Петров день – празднование именин наследника. Никогда шляхтичу не встречались женщины красивее русской княгини. Она занимала все его мысли и стояла перед глазами. Понятовский ощутил легкий укор – встреча эта и его дальнейшие действия подогревают искренние чувства, что пробудила Екатерина, но задание сэра Вильямса добавляет им неожиданный привкус лжи. Лишь по его приказанию он подружился с Львом Нарышкиным, вошел к нему в доверие и начал действовать. Как бы ему хотелось наслаждаться влюбленностью! Искренностью! Тяжело совмещать работу дипломата и зов сердца.
Екатерина оправилась от родов и получала удовольствие, развлекаясь на балах, маскарадах и прочих увеселениях, коими знаменит был русский двор. Выполнив главную миссию своей жизни, она решила предаваться земным утехам. Молодого секретаря английского посланника сложно было не заметить, он ярко отличался от русских дворян, слишком элегантный, и – новое лицо.
Екатерина обратила внимание на Понятовского.
Украдкой бросала взгляды, отмечала вежливость и непринужденность, умение привлекать к себе симпатии и дам, и кавалеров – потрясающее качество для придворных.
«Да он прямо Левушку Нарышкина затмевает! Экий галантный экземпляр!»
Попыталась отвлечься, вроде бы слушает, что ей говорят, а вот ответить – никак, занял мысли поляк! Танцует, смеется… А взгляд так и ищет гостя.
«Только бы не заметили! Только бы… Ах! Была не была! Уж больно хорош!»
– Ваше Высочество, осторожно, – прошептал голос друга ей на ухо, Екатерина обернулась – за спиной стоял Нарышкин.
– Что вы сказали? – притворилась непонимающей Екатерина, потупив глаза.
– Ай-яй, румянец выдает ваше сильное волнение. А длинные ресницы трепещут в смущении! Берегитесь завистников, душа моя! – Нарышкин нежно поцеловал руку великой княжны. – Нужно быть слепым, чтобы не увидеть молнии, которые вы посылаете в сторону гостя, а он в ответ, когда вы не смотрите на него, ищет вас взглядом. Но мне его жаль…
– Вы фантазер! – рассмеялась Екатерина, но, услышав последнюю фразу, не удержалась, спросила: – Почему вам его жаль?
– Предсказываю: он как мотылек обожжет свои крылья… – загадочно прикрыл глаза Нарышкин и, подхватив Екатерину, увлек ее на балкон.
Приятная ночная свежесть остудила великую княгиню, она сделала шаг в темноту, обернулась к Нарышкину и погрозила ему пальчиком:
– Скорее всего, кто-то кому-то сделает выговор за вашу вольность! – это был намек на императрицу, которая требовала соблюдения приличий.
– Пострадать ради дамы – что может быть лучше? – поклонился Нарышкин, взмахнув рукой, словно снял шляпу, а когда выпрямился, указал вглубь, в полумрак, где виднелась высокая фигура. – Я постою под дверью, Ваше Высочество, с вами очень хотят поговорить, уделите аудиенцию несчастному мотыльку. И личная просьба – не сожгите ему крылья…
Екатерина с замиранием сердца сделала несколько шагов к силуэту.
«Понятовский?! Неужели он?! Но как посмел?!»
Это действительно был Станислав Понятовский. Он понимал, что нарушает все мыслимые правила этикета, но не мог совладать с южным темпераментом, доставшимся от предков, – итальянская кровь прадеда – авантюриста Джузеппе Торелли бушевала внутри и толкала на безумства.
– Сударь? – подошла Екатерина на расстояние шага. – Вы очень дерзки!
Понятовский вздохнул и опустился на одно колено, чем вынудил Екатерину отойти назад.