Юность Екатерины Великой. «В золотой клетке»
Шрифт:
– Но ваш муж! Вы клялись мне, что у вас нет с ним близких отношений! – с нотками ревности возмущался Понятовский, отстраняясь от любовницы. – Какую судьбу вы уготовили моему ребенку?
– Судьбу принцессы или принца, мой друг, Петр признает ребенка.
– Это невозможно! Вы слишком самоуверенны или все это время обманывали меня! Вы спали с ним! Вы были близки! Вы мне изменяли!
– Вы так ревнивы? – улыбнулась Екатерина. – Я уже поговорила с наследником, он дал свое согласие…
– Но как?! – недоумевал Понятовский, продолжая ревновать и подозревать. – Я не понимаю! Он знает обо мне? – добавил с опаской.
– О вас он ничего не знает. Не переживайте,
– Как мужчине мне совершенно не понятно его согласие.
– У меня имеется средство, способное заставить наследника поступить нужным мне образом, вот и весь секрет, – вроде бы и ответила, но не прояснила, только добавила интриги Екатерина. Этим она еще больше раззадорила любопытство Понятовского, в ком проснулся дремавший шпион. Но великая княгиня на все увещевания и последовавшие приемы дипломата отвечала тихим и довольным смехом, уходила в сторону, применила женскую хитрость, возбудив в мужчине желание обладать ею, так и не открыв секрет комнатной гвардии Петра Федоровича. Но разговор, внешне шутливый, на деле показал Екатерине, что прав Бестужев: любовник вновь достался с двойным дном. Но она найдет, непременно найдет, как это использовать себе во благо. Страшен враг, о котором не подозреваешь, а не о ком все знаешь.
И вот после такого необычного, но приятного свидания, на котором он узнал так много важного для себя лично и для английской миссии, Понятовский выходил от Екатерины, когда его окликнул караул Ораниенбаумского дворца – солдаты личной гвардии Петра Федоровича.
– Откуда они взялись здесь?! – прошептал Понятовский, запахнул сильнее плащ и ответил: – Я музыкант Его Высочества, иду домой!
Понятовский неплохо говорил на русском языке, сразу по приезде начав его изучать, к великому князю часто ходили иностранцы-музыканты, так что акцент не мог быть причиной, по которой вдруг стража таки решила задержать столь раннего гостя.
Осознав, что сейчас его возьмут под белые руки и упекут в Тайную канцелярию, а там прознают, кто он, и что после этого последует, Понятовский оттолкнул одного из стражников и бросился бежать.
– Сюда! Убег! Ловите! Робяты, окружай супостата! – закричали солдаты караула и бросились в погоню за подозреваемым, демонстрирующим хорошую прыть: сигал через кусты без остановки, несся, что твой рысак по дорожкам, словом, упарились, пока догнали и скрутили, навалившись впятером. В той куче караул и Понятовский надавали изрядно оплеух, поставили синяки под глазами и разбили носы. Караул остался довольным неожиданной разминкой, а Понятовский имел растерзанный вид, потерял парик и шляпу, заполучил фонарь под левый глаз и был доставлен под светлые очи великого князя.
– Ваше Императорское Высочество, вот споймали!
– Кто таков?
– Понятовский молчал, с удивлением рассматривая полностью одетого Петра Федоровича, казалось, спать он и не ложился, настолько был свеж и бодр.
– Сказывал, что музыкант! – доложил старший караула.
– Не признаю, что ж вы так разукрасили-то его?!
– Виноваты, борзо бегал, да и кулаки у него… не рассчитали силушку-то…
– Видимо, у фрейлин задержался, да? – предположил Петр Федорович, хохотнув. Понятовский схватился за спасительную соломинку и кивнул.
– О! Подтверждает! – обрадовался наследник. – Вот что, ребята, а спустите его в науку с лестницы, чтобы более не нарушал распорядки дворца! И будет с него!
Понятовского подхватили и… придав ускорение определенной точке тела ниже поясницы с помощью сапога, спихнули вниз по лестнице. Пролетев лестничный пролет под громкий хохот и улюлюканье солдат, Понятовский, прихрамывая, благодарил бога, что обошлось и его не узнали.
Сэр Вильямс пришел в ужас, рассмотрев разукрашенное лицо друга. Еще больше его удивила радость в глазах Понятовского: один был заплывший и закрытый, но второй выдавал хозяина. Что-то произошло. Важное и нетривиальное. Дипломат навострил уши и применил все способности, чтобы выяснить.
Он, как бы между прочим, прикрываясь помощью и заботой о «ранениях», задавал непримечательные вопросы, а по таким же ответам, сказанным сгоряча и впопыхах, смог выудить необходимую информацию. Едва получив ее, сэр Вильямс тут же оставил подопечного и удалился обдумать, как лучше ею распорядиться.
Понятовский же, у кого болели все части тела и лицо обезображивали ссадины и расплывшийся синяк, вынужденно отлеживался в своей комнате. Пришлось написать возлюбленной записку, что свидания отменяются по причине плохого самочувствия.
Екатерина заметалась в панике, имея прошлый опыт с Салтыковым, она заподозрила, что оставлена любовником, что он потерял к ней всякий интерес. Не имея возможности проверить и выяснить вопрос, великая княжна залилась слезами и слегла с высокой температурой. Плохое настроение продолжалось, пока Шкурин не донес о происшествии с личной гвардией Петра. Требовалось серьезное вмешательство – Екатерина совершенно выпустила из виду военное положение, что учредил супруг, едва они прибыли в Ораниенбаум. Нужно было как можно быстрее прояснить все и сделать безопасными посещения Понятовского. Но признаться супругу, назвать ему имя любовника Екатерина не решилась, к тому же последовало официальное объявление о беременности, и ее вновь ограничили в свободе и докучали заботой. То, что Понятовский проникал к ней, она посчитала чудом. Ведь он не оставил ее, был все так же обходителен и ласков без принуждения и явно продолжал смотреть влюбленными глазами. Большего ей и не требовалось.
В конце года Екатерина родила девочку, крещенную Анной, которую тут же забрали и разместили у императрицы, окружив заботой и одновременно потеряв, как считала великая княгиня, к ее особе всякий интерес.
Петр Федорович попытался возмутиться и воспротивиться признать Анну своей, но напоминание Екатерины, сделанное через Левочку Нарышкина, вмиг успокоило великого князя. Слишком он зависел от супруги – его личная гвардия разрасталась и требовала все больше средств. Придворные пошептались, припоминая, а посещал ли Петр Федорович супругу и как отнеслась к визитам фаворитка, на том и успокоились: девочка при старшем брате – наследнике престола – никого не интересовала.
Громом среди ясного неба, страшнее, чем быть сосланным в Сибирь, стала для Понятовского отзывная грамота, присланная ему с французским курьером и письмо от короля Речи Посполитой. Понятовскому приказывали покинуть Петербург и ту, которую он продолжал нежно любить. Удаление из России было происками врагов, которых граф нажил своей службой на благо родине. В личном письме король благодарил Станислава-Августа за усердие и за службу. Он признавал заслуги Понятовского перед страной, но не мог поступить иначе, так как король Франции знает о симпатии к Англии, дружбе с сэром Вильямсом в ущерб интересам Франции. Именно французский король настаивает на его немедленном отозвании из России. А еще королю Речи Посполитой очень не хотелось терять субсидии, на которые существовал польский двор.