За час до полуночи (пер. Максима Дронова)
Шрифт:
Подойдя к окну, я остановился, уставившись в испещренное молниями небо. Внезапно, и без всякой видимой причины, вся история показалась мне чрезвычайно забавной – некая абсурдная игра для детей пожилого возраста с настолько выпяченной целью, что давно превратилась в фарс.
Я нужен Берку – очень нужен. Взамен я получаю двадцать пять тысяч долларов и удовлетворение всех своих более плотских утех. Разве может хорошо воспитанный сатир жаловаться на это?
Я медленно кивнул. Хорошо. Пусть будет так. Я поиграю в его игру, как уже играл раньше, однако на этот раз должна будет соблюдаться пара-тройка
За моей спиной произошло легчайшее из движений, и я ощутил ее присутствие в темноте. Вытянув руки, я притянул ее ближе.
Она была все еще без одежды и слегка поеживалась от холода. Я ощущал запах мимозы, тяжелый и пьянящий во влажном воздухе. Весь наэлектрилизованный мир ждал сигнала. И он наконец пришел, небеса разверзлись, и тяжелые струи ринулись на землю.
Свежесть заполнила мои ноздри, топя запах женщины, стоящей рядом. Я вышел на веранду и встал, подставив лицо дождю. Мой рот был полуоткрыт, и я смеялся так, как не смеялся давным-давно, готовый вступить в схватку со всем миром и победить в его собственной темной игре.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда мы приехали в Палермо, стояла Страстная Неделя – праздник, о котором я совершенно позабыл. Мы проехали тридцать пять километров, отделявшие аэродром Пунта Райси от города, и наш черный «мерседес» стал с трудом пробираться по запруженным народом улицам. Наконец нам пришлось остановиться, чтобы пропустить религиозную процессию, которая медленно двигалась сквозь толпу; богато украшенная Мадонна возвышалась поверх голов.
Во время всего перелета с Крита Берк был мрачен и раздражителен, и сейчас он с плохо скрываемым нетерпением опустил стекло и проговорил:
– Что все это значит?
– Старинная мистическая процессия, – сказал я ему. – Такого рода события происходят уже много тысяч лет во время Страстной Недели по всей Сицилии. Остальная жизнь в это время замирает. Здесь живут очень религиозные люди.
– Что, однако же, не очень-то сказалось на тебе, – сухо прокомментировал он.
Пайет Джагер раздраженно посмотрел на меня. Был ли он в курсе того, что произошло между мной и Берком, знал ли он о жесткости и торговле между нами? Я не был в этом уверен, однако изменения в наших отношениях проявились достаточно ясно в течение последних трех дней.
– Не знаю, – сказал я. – Вы не обратили внимание, что у Мадонны сердце пронзено ножом? Это и есть Сицилия – повсюду культ Смерти. Мне кажется, я хорошо вписываюсь в здешний порядок.
Пайет облегченно рассмеялся:
– Да, пожалуй в этом ты прав.
Я обернулся к нему:
– Тебе должно здесь понравиться. Чертовски интересная страна. В День Всех Святых дети получают подарки от мертвых. За могилами здесь следят, как нигде в мире.
Пайет ухмыльнулся, но Легран, который сидел рядом с шофером, взмок от пота и выглядел уставшим. Его глаза подернулись желтизной, которая не предвещала ничего хорошего. Может быть, одна из многочисленных лихорадок, которые он нахватал во вьетнамском лагере для заключенных после Дьен Бьен Фу, была готова завладеть им.
– Что это еще за мероприятие? – проворчал он.
Я игнорировал его реплику и высунулся из окна, когда «мерседес» стал пробивать себе дорогу сквозь толпу. Я заметил, что девушки
Нет, ничего так и не изменилось здесь – так будет, наверное, пока стоит свет.
* * *
За несколько миль от Палермо, по дороге, идущей вдоль берега к Мессине, вы попадаете на пляжи Романьоло, любимое место отдыха горожан в выходные дни. Вилла Хоффера находилась за пару миль дальше. Казалось, ее построили всего год или два назад и, очевидно, специально спроектировали таким образом, чтобы она хорошо вписывалась в холмистый пейзаж, располагаясь над головой на трех различных уровнях с садом, похожим на мавританский, который увенчивал самую высокую точку холма.
Вилла была окружена высокой стеной, и нам пришлось подождать, пока нас не опознает охранник, с плеча которого свешивалась автоматическая винтовка.
– У него своя вооруженная охрана? – спросил я Берка.
– Хоффер – богатый человек. С момента похищения девушки у него прибавилось забот. Кто знает, может, они собираются заглянуть и к нему?
Данное утверждение было не лишено оснований. Во всяком случае, похищение людей – один из старейших промыслов на Сицилии, и мне приходилось бывать на вечеринках в домах Бель-Эйра, где у ворот стоял вооруженный страж. Сицилия – не единственное место, где богатые нервничают насчет перспективы того, что кто-то попытается отнять у них деньги.
С другой стороны, Хоффер, очевидно, старался максимально застраховать все свои действия. Даже у нашего шофера, крепко сбитого рыжеволосого сицилийца норманнской внешности, под плечом была кобура – факт, который плотно сидящая на нем шоферская униформа делала слишком очевидным.
В воздухе стоял запах цветущей глицинии, и я мог видеть в изобилии разбросанные по сторонам дороги цветы. Растительность была средиземноморской и чрезвычайно пышной; пальмовые деревья были тщательно посажены таким образом, чтобы сделать каждую перспективу ласкающей взор, и, однако, вся эта гармония слегка выбивала из колеи. Все вокруг было чересчур идеальным, вроде чертежа на бумаге, продукта чьего-то опытного ума, запланированного таким образом, чтобы получить результат в наименьший срок. Не что иное, как мгновенный сад.
«Мерседес» затормозил на круглой, покрытой гравием лужайке напротив входа. Навстречу тут же выбежали двое мальчишек-слуг, чтобы принять наши чемоданы. Как только они поднялись по ступенькам с вещами в руках, на веранде показалась женщина, которая лениво посмотрела на нас.
Женщина была маленькая и темноволосая, и ее тело можно было описать только одним словом – спелое. Она казалась сицилийкой от рождения, двадцати двух или двадцати трех лет, на мой взгляд, хотя выглядела старше, как это часто бывает с южными женщинами. На ней были черные кожаные брюки для верховой езды, белая шелковая рубашка, завязанная узлом на талии, и испанская шляпа с широкими полями.