За час до полуночи (пер. Максима Дронова)
Шрифт:
Когда я думаю о своем дедушке, то осознаю, какой большой путь он прошел. Он появился на свет в Велба – маленькой деревушке на западе Сицилии, весьма типичной для всего острова. Деревня представляла собой, образно выражаясь, кучу дерьма, где большинство детей умирало на первом году жизни, а существование напоминало жизнь в средние века.
Отец деда был нищим крестьянином, усилий которого еле хватало, чтобы удерживать семью от голодной смерти. Про ранние годы деда я не припомню ничего определенного, но, когда ему исполнилось двадцать три, он был уже «габелотто» – нечто
Такую работу мог получить только мафиозо, поэтому мне остается предполагать, что он довольно рано связался с мафией. Бог знает, что было после – пара убийств, или, возможно, больше. Таков был обычный для любого юнца способ пробить себе дорогу в Уважаемое Общество.
Не исключено, что он даже некоторое время работал в качестве «сикарио» – наемного убийцы, однако я сильно сомневаюсь в этом. Такое занятие никак не вязалось с жизненными принципами деда – сугубо личным взглядом на то, что являлось честным, а что нет. Идея выколачивания денег из проституции, например, наполняла его благородным негодованием, ведь он свято верил в незыблемость семьи, будучи глубоко религиозным человеком. С другой стороны, организация, которой он служил, уничтожила так много своих противников, что в некоторых местностях Сицилии убийство считалось вполне обыденным событием.
Фары «мерседеса» выхватили из темноты фигуры двух пожилых женщин, которые брели по обочине, увешанные корзинами.
– Что это, черт возьми, может означать? – проворчал Берк.
– Они идут в город, на рынок.
– Но почему ночью?
– Только так они смогут занять хорошее место для торговли.
Берк покачал головой:
– Что за идиотская страна!
Я обернулся и посмотрел на ночные огни города.
– Это одна сторона Сицилии, но вот в этой темноте проступает и другая. Склеп для множества поколений. Живительная среда для Римской империи, которая держалась исключительно на рабском труде. С тех пор и повелось, что все люди здесь обязательно закабалены кем-то.
– Знаешь ли, Стейси, мне трудно воспринимать все это всерьез, – сказал Берк. – Эти россказни про мафию и ее влияние. Я всегда думал, что мафия давно уже стала достоянием истории.
– Я мог бы рассказать тебе об одном городке, где за каких-нибудь четыре года произошло не менее ста пятидесяти убийств. А в городке всего двадцать тысяч жителей. Попробуй, найди-ка мне на карте мира другой подобный городок, а?
– Но зачем столько убивать? – воскликнул он. – В моей голове это не укладывается.
– Люди все время играют в те или иные игры, разве ты никогда не замечал этого?
– Я не совсем улавливаю твою мысль.
Конечно, я мог бы сказать ему, что он всю жизнь проиграл в солдатиков – особенно в Конго, – но это не привело бы ни к чему хорошему. Он вряд ли понял бы меня, да и не хотелось обижать его понапрасну.
– Могу выразиться яснее. В Лос-Анджелесе или Лондоне, например, каждодневная борьба за лучшую должность, сворачивание или расширение бизнеса, или даже просто интрижка с чужой
– Так что же это доказывает?
– Да ничего особенного. На Сицилии это всего лишь более древняя и гораздо более жестокая игра. Например, обычай вендетты – око за око, – правила которой могут показаться варварскими для чужаков. Мы целуем раны на теле наших погибших, смачиваем губы в их крови и говорим: вот так же я буду пить кровь того, кто убил тебя.
Когда я представил себе то, о чем говорил, у меня внутри будто развернулась холодная и скользкая змея.
– Ты сказал «мы», – заметил Берк. – Считаешь себя истинным сицилийцем?
Я посмотрел вдаль – туда, где в море светились огни пассажирского парохода, направлявшегося в сторону материка, – конгломерат света, собственный мирок. Я вспомнил школу в лондонском Сент-Поле, дом Виаттов, Гарвард и рассмеялся.
– Если в любой сицилийской деревне я произнесу имя деда и объявлю о своем родстве, то наверняка найдутся люди, которые станут целовать мне руку. Здесь ты находишься в совершенно ином мире – постарайся понять это, Шон.
Все же я знал, что он не поверит мне. Все это казалось ему слишком невероятным в наше время. Вера должна была прийти позже.
* * *
У виллы Барбаччиа и поместья Хоффера не было решительно ничего общего. Взять хотя бы ограждающие стены, которые были старше по крайней мере на пару тысяч лет, поскольку большинство современных вилл на острове строились на месте древнеримских. Стены имели высоту не менее пяти метров, а сама вилла была выдержана в мавританском стиле, и ее окружал полутропический сад. Чиччио затормозил у ворот и просигналил.
Сторож не был вооружен, но в этом и не было нужды. Из будки позади него появился человек, который с трудом сдерживал на поводках двух больших догов, а из кустов вышел другой охранник с пистолетом наготове.
Сторож был в форме цвета хаки, и его аккуратные усики и очки в металлической оправе придавали его лицу сходство со страховым агентом. Все трое невозмутимо разглядывали нас, и даже собаки не лаяли, что казалось совсем уж недобрым признаком.
Я вышел из машины и приблизился к воротам.
– Меня ждут. Вас должны были предупредить.
– Только одного, синьор, а не троих. Машинам, кроме принадлежащих капо, запрещено проезжать через ворота. Это наше правило.
Я осторожно вынул из кармана «вальтер» и тут же услышал щелчок – охранник снял свой автоматический пистолет с предохранителя. Я протянул ему «вальтер» рукояткой вперед через прутья решетки.
– Это мой пропуск. Передайте его Марко – Марко Гаджини.
Он скажет вам, кто я такой.
Тот пожал плечами:
– Хорошо, вы можете пройти, но остальные должны остаться снаружи в машине.
Появился Марко, который стал пристально смотреть мимо меня на «мерседес», Берка и Чиччио, а затем кивнул.
– Открой ворота, пусть проезжают.
– Но вы же знаете правило – пропускать только наши машины, – начал было протестовать сторож, но Марко энергично встряхнул его за воротник: