За городской стеной
Шрифт:
— Давайте играть шиллинг стук, шесть пенсов очко, — сказал человек.
— Нет, — ответил Ричард, — с меня и этого хватит.
— И с меня тоже, — сказала Маргарет, догадываясь о мотивах Ричарда и согласная с ним.
Человек бросил взгляд на стопки монет; у Ричарда была самая большая, Маргарет, которая выиграла две-три приличные партии, оставалась при своих; сам он уже успел разменять фунтовую бумажку.
— Давайте повысим ставки, — упорствовал он. — Мне надо отыграться.
— Послушай, Эдгар, — сказала Маргарет, — не все могут позволить себе так вот
— Ну, с голоду ни один из вас не умрет, — сказал тот. — Давайте! — Он улыбнулся. — Боитесь растрясти свои сбережения, что ли?
Продолжать препирательства было неприятно, и все же Ричарду не хотелось отступать перед таким напором.
— Будем играть по-старому, — сказал он, — меня это вполне удовлетворяет.
— А меня нет. Мне нужно уходить. Так я скорее разделаюсь.
Это, безусловно, звучало заманчиво. И сказано было не просто, а со значением; Ричард заметил, что Маргарет слегка покраснела.
— Давайте компромисс, — сказал Ричард, — шесть пенсов стук, пенни очко.
— Три партии, — сказал человек, уже совсем бесцеремонно, — две по-вашему, одну по-моему. Справедливей некуда.
— Но я не хочу играть по такой ставке.
— Ничего. Не разоритесь!
— Но… меня удовлетворяет прежняя ставка… по-моему, глупо залезать так высоко.
— Метнем! — Человек положил пенни на ноготь большого пальца, приставив к нему ноготь указательного. — Орел — играем по-моему, решка — по-вашему.
— Нет!
Монетка по-прежнему лежала на двух обломанных ногтях. Ричард заметил, что они не только обгрызены, они были все в трещинах, черными полосками расходившихся от бледных лунок, будто на них наступили подбитым гвоздями сапогом. От вида этих ногтей Ричарда замутило.
— Смотрю я на этот пенни, — сказал человек, — и думаю: скучно ему, наверное, сидеть так без дела. Дам-ка я ему попрыгать.
Он щелчком подкинул монетку в воздух, поймал ее на ладонь правой руки и тут же шлепнул на тыльную сторону левой. Затем открыл монетку.
— Орел, — сказал он. — Моя взяла. — И положил монетку рядом со своей кучкой. — Пусть дама перемешает.
Маргарет посмотрела на Ричарда и не шевельнулась. И вовсе я не боюсь этого человека, уверял он себя, — да так оно и было, поскольку возможность драки не страшила его. Испытывал он не страх, а какое-то другое, непонятное чувство, хотя, собственно, что тут могло быть непонятного: он должен уметь постоять за себя, не копаясь в мотивах; столкновение все равно неизбежно, но так оно хоть было бы оправданно, тогда как сейчас даже Маргарет, как он видел, была озадачена его странной несговорчивостью при полном неумении настоять на своем. Не навязывай волю свою ближнему своему!
— Ладно!
Маргарет перевернула кости рубашкой вверх и перемешала их. Эдгар закурил сигарету, затем аккуратно положил ее на край пепельницы, словно ружейный патрон, который должен быть под рукой в решающий момент. Снаружи доносился шелест автомобильных шин, мальчишеские возгласы: «Пасуй сюда, да сюда же!» — и хлюпающий удар футбольного мяча о стену. Неизменные часы в баре: сколько раз их тиканье было единственным звуковым дополнением к их разговору. Мелодраматическое тик-так. Весенний сумрак быстро сгущался, но игра теней скрадывалась двумя горевшими электрическими лампочками, ярко-желтыми под белыми абажурами.
Они разобрали кости и начали первую партию. Эдгар, ссутулившись, привалился к стойке, возле которой он совсем еще недавно стоял, выпрямившись во весь рост, напряженно вглядываясь в темные прямоугольники, один против всего света и колеса фортуны. Овчарка свернулась у его ног; безо всякого повода с ее стороны он пнул ее в бок твердым носком сапога. Забытая сигарета дымилась сама по себе, и длинный стебелек пепла подкрадывался все ближе к коричневому мундштуку.
Маргарет выиграла первую партию, но досталось ей немного — всего три шиллинга. Во второй партии Эдгар остался с шестеркой, тройкой и «дублем-пять», успев дважды «постучать» — это стоило ему одиннадцати шиллингов и шести пенсов, достались они Ричарду.
— Давайте метнем, кому начинать последнюю партию, и удвоим ставки, — сказал Эдгар.
— Нет, — сказала Маргарет, — вы как хотите, а для меня ставки и без того высоки.
— А вы что скажете? — спросил он Ричарда.
— Я с ней согласен.
— Еще бы! При таком выигрыше и я бы с кем угодно согласился.
— Ну, знаешь, Эдгар, — сказала Маргарет, — ты же сам хотел повысить ставки. И проиграл, только и всего.
— А этого разве мало? — Он улыбнулся ей. — Ну давай, ты и твой кавалер не обедняете, если мы сыграем по два шиллинга стук и шиллинг очко.
— Нет, я не буду.
— Ну что ж, — сказал Эдгар, сунув в рот окурок и осыпая пеплом пол, — придется нам играть вдвоем, так, что ли?
Он шумно перемешал кости, не подымая глаз от доски. Затем протянул кость Ричарду, тот в свою очередь протянул одну кость ему. Начинал тот, у кого была старшая, и снова Ричарду повезло.
— Видно, мамаша вам ворожит. Поехали!
Пока они играли, Маргарет перетирала стаканы, вымытые после первого наплыва посетителей. Напряженная складка, появившаяся у губ, когда Ричарда назвали ее кавалером, так и не исчезла; если не считать этого, она была спокойна и сдержанна, как обычно. Она уступала Дженис в красоте, но глаза у нее были серые, овал лица тонкий и едва заметная впалость щек отнюдь не грозила в близком будущем стародевьимя морщинами. То обстоятельство, что она не была замужем, казалось ему совершенно нелепым, загадочным даже, и невозможность проникнуть в эту тайну — о чем ясно говорило все поведение Маргарет — только распаляла его любопытство.
Партия по новой ставке шла медленно. Оба «стукнули» по разу, отчего на доске появилось четыре шиллинга. Выиграл партию Эдгар, но Ричард остался с «дублем-один» и, следовательно, должен был доплатить всего два шиллинга.
Эдгар взял деньги и начал снова перемешивать кости.
— Пять шиллингов — стук, шиллинг — очко, — сказал он, не глядя на Ричарда.
— Нет, спасибо, — ответил Ричард, — с меня хватит.
— А с меня нет, — возразил Эдгар, — я хочу отыграться.