За закрытыми дверями. Вы бы мне поверили?
Шрифт:
....
Не могу больше об этом. Самое мерзкое - мне не с кем поделиться. Моим друзьям и близко не знакомы такие чувтства и отношения - я вам об этом писала. Хорошо. Отвлекусь...постараюсь отвлечься. Эм...
Например, сегодня во сне мне снились поцелуи. Я целовалась с какой-то девушкой, женщиной даже. Кажется, я уже была не подростком, но всё же младше её. Мы целовались очень странно - мой мозг словно забыл эти ощущения и пытался спроецировать какие-то воспоминания совместно со взглядом со стороны. Я не момню, как целовалась последний раз. Не "когда", а именно "как" - я была совершенно пьяна. До этого...тоже как-то особо не отразилось. Я относительно помню это ощущение, а теперь ещё и приснилось. На этот раз было весьма неудачно, нам было не то, что скучно, хотя, возможно, это подходящее описание. Да, скука. Посреди поцелуя. Ладно.
За последнее время (недели две-три) мне уже раз третий раз снится интимная сцена с девушкой. Первый раз мне приснилось что-то, заканчивающеяся весьма пикантно в моей ванной, потом (опять-таки с повзрослевшей мною) сцена с некой очень женственной девушкой, с которой я была готова на
Как обычно, после того как мне приснилась горячая сцена с женственной девушкой, возбудившая меня, встав, я обнаружила, что женственные девушки стали привлекать меня ещё чуть меньше. Ага. Мне теперь обязательно нужна хоть какая-то антиженственная черта в женщине. Есть, безусловно, исключения, но ведь они только подтверждают правило, не так ли? Ладно. Если следующий сеанс не будет сорван очередной истерикой, вернусь к вышеначатой теме, к своей ориентации, заглянем туда уже с другой стороны.
P.S. Что-то пока ваши пожелания сквозь время не работают.
P.P.S. Удивительно, как в течение года текст, должный отражать мои мысли, оказался полностью сконцентрирован на моей боли из-за Тани. Я даже предположить не могла, что так обернётся. Простите за это. Я уверена, что всё наладится, что всё ещё станет хорошо, я смогу писать о чём-то ещё. Но пока что я зациклена. Мне хочется перестать существовать на тот срок, который она не будет проявлять внимание, заботу, интерес. У меня без неё нет сил - поверите?
– я заболеваю, если начинаю думать об этом и сбиваюсь с ритма. У меня даже теперь температура и не хватило сил на универ. До следующего раза.
Воскресенье. Вчера Таня приехала ко мне с ночёвкой. Опоздала. Всё было нормально. Общаться с ней было тяжело, и первое время я почти молчала. Мы смотрели телевизор, смотрели тупые клипы и слушали неудачную музыку где-то до двух часов ночи. Потом меня переклинило в нужное русло, и мы пошли в гостиную. Мы обе засыпали на ходу, опустившись на диван, уже почти не могли поднимать веки; она даже заснула на пять секунд. Я сидела напротив и молчала. Молчала. Молчала. Долго и внимательно. Она говорила, несла какую-то ахинею, чтобы не заснуть. Так прошёл час, если не больше. Потом накоцец спросила: "Ты правда не понимаешь, о чём я хочу поговорить?". Она как-то резко нахмурилась, опустила взгляд и стала серьёзнее. "О том, почему мы так долго не виделись?", - уточнила она. Я подтвердила её догадку. Вновь молчание. Я вызвалась помочь, напоминая, что первый месяц из трёх мы не общались, потому что обе были в разъездах. Ну, кое-как, что-то я услышала. О том, что она решила "помириться" и понесла письмо на почту - в начале октября. Ещё месяц. Этот разговор был ужасно выматывающим. Нужно было правильно подобрать вопрос, чтобы всё-таки не обидеть, но обратить на себя внимание, чтобы услышать что-то от неё, чтобы не расплакаться в конце концов. Я говорила и о нашей дружбе, о том, что привыкнув всё делить с ней, не могу воспринимать неразделённое за реальность - всё пропадает. Говорила, что у других нет таких друзей, какое это страшное понятие "не верю". О том, как страшно не верить обоим самым близким людям на свете. Напоминала ей её же слова, а она...говорила что не помнит, что именно было сказано ею. Это было оскорбительно. Говорила, что проблемы нужно решать. Много говорила.
В какой-то момент она совсем замолчала, как раз на вопросах о том, дороги ли ей наши отношения и тому подобном. Она молчала. Я поднялась, пождала, пока она поднимет на меня всё-таки глаза, хоть взглядом выразит то, что я хотела бы услышать и почувствовать. Нет. Ничего нет. Я ушла. Пришла к себе в комнату, растёрла выступившие слёзы по лицу, залпом выпила запаску и решила вернуться, заодно прихватив успокоительное. Села опять. Опять что-то говорила. Потом я сказала: "Можно задать тебе воспрос?". "Какой?" - тихо-тихо, прерывающимся голосом. "Я много сказала о том, что наша дружба значит для меня и как я её вопринимаю. Ты можешь мне сказать, что она значит для тебя?". Кажется, я дала ей, а значит и нам, шанс. Она приподняла низкоопущенную голову, хотя по-прежнему не смотрела на меня. И медленно, осторожно заговорила, начав с того, что я для неё как сстра, что ближе меня никого нет. Говорила о том, что у неё всегда был лишь один близкий человек, о том, что жалеет, что потратила в течение полутора лет в разы больше времени на оказавшихся чужими людей, а могла бы провести его со мной. Сказала, что хочет ездить со мной по всяким местам как раньше. Потом тоже сказала, что всё это - просто слова (я много раз упрекнула её в красивости слов при полном отсутствии поступков). Прошло часа полтора за этим трудным разговором. Я опять чувствовала свою...едва ни ле мудрость. Понять человека, не разрушить, а восстановить. Не просто обвинить, а найти способ всё исправить. А потом я просто присела ближе и обняла её. Она долго меня не отпускала. Потом мы сели по-другому и стали обсуждать (по моему предложению) всякие мелочи. Спрашивали о любимых фильмах, цветах, какой-то ерунде. Я попросила просто рассказать о себе, потом рассказала и сама. Просто пытались закрыть какие-то прорехи, накопившиеся за последние полтора-два года. Наверное, сейчас всё хорошо. Утро описывать не буду. Но я всё-таки не верю ей. Сейчас не верю. Сегодня ещё не закончилось воскресенье, у меня плохое настроение, сама не знаю, почему. Надеюсь, она всё-таки станет что-то делать, а не только говорить. Месяца через два...
...
Пару дней назад мне наконец-то приснился идеальный сон с девушкой. Главное - она не была женственной. Она была некой смесью Кэтрин Мённинг с Кристен Стюарт (в роли Джоан Джетт, разумеется) и самой Джоан. Мы были в какой-то светлой небольшой комнате и лежали на постеле, на смятой серовато-белой простыне. Она лежала на спине, обнажённая по пояс - моя любимая тема, - в одних джинсах на бёдрах. Её тело сводило меня с ума. Кстати, в этом сне я была едва ли своего нынешнего возраста, она - лет двадцати-двадцати двух. Я подошла к постели, любуясь её растрёпанными волосами, усмешливым взглядом и улыбкой в уголках губ, приворожённая её телом. Залезла на кровать, садясь ей на бёдра, потянулась за поцелуем... И опять поцелуй снился мне не просто картинкой, а ощущением, впервые божественным, прекрасным. Её не хотелось отпускать, она целовала совсем по-другому, ни как любая предыдущая, ни как люди в моей реальной жизни. Именно в ощущении, в восприятии всё было по-другому. Но я отстранилась и, сползая вниз, стала целовать её шею, ключицы, грудь. Засмущала её саму игрой с сосками, заставила покраснеть мимолётными взглядами, опускаясь всё ниже, ниже... Каждый её жест, движение, всё в ней было совершенно, всё в ней так заводило. По сюжету мы встречались около года - почти что на годовщину пришёлся этот эпизод. И это тоже было классно, потому что сон на это не закончился, мы были на улице, встретили Таню, и между нами двумя (мной и Кейт) были такие отличные отношения, полные какой-то странной радости, позитива. Я улыбалась, она тоже, было очень хорошо - очень, но не слишком. Радость не взрывалась феерверком, не била ключом, было очень тепло, как будто рядом с ней в груди загоралось тепло - маленькое, спокойное, наше. И я знала, что обо мне заботсятся, я знала, что она может быть со мной всегда, и никогда я не стану желать кого-либо другого. Я окончательно поняла, с каким человеком хотела бы связать свою жизнь. Но как же Таня?
Прошла неделя. Ночь на воскресение. В середине недели она написала, но я ответила одним сообщением и ушла, не стала отвлекаться от собственных планов. И вот... "Я бросила команду, чтобы видеться с тобой по воскресениям". Я чувствую себя омертвелой. Последний человек. Мне даже не представить фантазий о жизни без неё, без нас. Как же. Как же. Разве можно дважды разделить с кем-то всю жизнь? Что тогда останется, после этих делёжек? Кажется, я только что ответила, почему я так дорожу ей и она - главная героиня в моих мечтах о будущем. Разве можно?
Она совершенно бросила меня. Не верь словам, не верь слезам, не верь прерывающемуся голосу, не верь рукам. Чему верить? Кому? Зачем? Было так легко любить её и не замечать. Хотя и всего этого тогда тоже не было. Если она хотела встретиться, она писала, звонила. Если она скучала и ждала, она помнила, когда я уезжаю, когда приезжаю, она писала, она ждала. Она звонила просто так. Она слушала, а я могла с ней говорить. Теперь...не могу. Зачем мне говорить с ней? О чём теперь? Она убивает меня. Я сказала ей об этом. Поплакала, помолчала, обнялись - и всё. Вот и весь итог. Можешь умирать дальше, плевать. Шутит чужими шутками. Не чужими фразами, заимствованными, а шутками, предназначенными для чужих. Чужая откликнулась - она на зов. А я что...я останусь, навсегда останусь. Навсегда. Наверное. Опять больно. Опять. Даже не могу спросить теперь, даже не могу сказать теперь. Сестра? Это самое глупое определение, сёстры могут вообще не общаться. Что всегда остаётся с человеком? Его душа. Она для меня - хранитель части души, я для неё - всего лишь сестра. Сестра. Как плевок в лицо. Не первый раз. Родные, сёстры, сёстры... Я сойду с ума, а она не заметит, поплачет и убежит к чужим. "Прости, я хотела, но ты...я боялась, ты будешь молчать...ты же сильная". Сильная. Посмотрите на меня - сильную - сидит, обливается слезами от каждого нового слова, что набирают пальцы, сидит и дрожит от боли, обиды и слабости. Что я могу сделать, что я должна сделать, что? Ну хоть кто-то, хоть один! Нету. Никого нету. Всегда одна. До скончания...жизни. Спасибо, что убиваешь меня. Ненавижу тебя. Ненавижу вас всех. Вы все чужие, все ЧУЖИЕ, НЕНАВИЖУНЕНАВИЖУНЕНАВИЖУНЕНАВИЖУВАС! Ненавижу!
Так мерзко чувствовать всё это. Я даже знаю её следующую отговорку: "Ну, ты ведь болеешь". Ненавижу. Бросила. Просто бросила. Раз бросила, значит, никогда не понимала. Чужая? Нет.
Некоторые кончают самоубийством от таких стрессов. Стрессы, какая глупость. Совсем не то. Просто пустота. Я никогда не умру. Сама. Вот и вся моя сила. И на том спасибо. Надо только научиться... Да нет. Не хочу опять становиться бесчувственной. Мои отношения с окружающим миром всегда обратно пропорциональны нашим отношениям с ней. Когда я любила её, весь мир был чужд, ненужен, холоден. Теперь, когда ей плевать, я уже не отношусь с мнимым презрением ко всем и вся, но что-то сломалось во мне. Мне тогда тоже бывало больно, там всякие Дани, Антоны, кто-то ещё... А теперь больно всегда, больно не от тех, которые никогда не были близки, не от тех, которые никогда ничего мне не обещали, больно от самой родной и самой нужной. Понимаю - неоригинально, понимаю - скучно. И вы поймите - чертовски больно.
Опустошённость.
Я начинаю думать о том, как буду жить без неё. Как буду жить одна. Одна. Красивое слово, правда? Од-на. Одна. Одна. Одна. Одна.
Одна жизнь, одна смерть. Без лишней боли, без лишних потерь.
Опустошённость.
Меня всё ещё трясёт. Знаете, мелко-мелко. Просто дрожь. Мелкая, противная как первые осенние дожди. Холодная, но почти незаметная.
Опустошённость.
Прошла ещё неделя, у нас каникулы. Что произошло с позапрошлых выходных? Давайте по порядку. Была очень трудная, напряжённая неделя учёбы; количество контрольных, тестов, проверок, увёртываний, шпор, придумак и выкручиваний мне не сосчитать. Заматалась я безумно, зато оценки у меня отличные - пятёрок аж больше чем у Маши, благодаря которой, собственной, треть из них получена. Да, учёба... А после учёбы, закончившейся в субботу, было, что весьма логично, воскресенье. Было второе ноября. Был Марш против ненависти.