За закрытыми дверями. Вы бы мне поверили?
Шрифт:
И вообще в последние дни чуть ли не ежедневно слышны какие-нибудь "приятности": то по радио ведущий называет любителей хеллоуина (!) (вероятно, только в России?) "пидерастами", а гомофобный отвечающий его поддерживает: "Гомосеки. Ага, гомосеки". Что, простите? Хеллоуин? Серьёзно? Потом кто-то опять выступает: "Однополые браки и прочие извращения...". Сколько можно? Читаю справочник по общестознанию: "Опасное для обещства поведение: ...Гомосексуализм...". Везде вставить нужно. И при этом они говорят о какой-то пропаганде с нашей стороны. Диву даюсь на такую всепоглащающую всеобъемлющую ненависть. Кто-то там и восе распыляется: "Могу сказать товарищам коммунистам: они видели картинки в интернете с какими-то девушками-татушками. Так вот, к сожалению, должен расстроить ... . Обычно лесбиянки страшные жутко, и сразу понимаешь, почему
А потом, на следующий день в школе, вышла на физкультуру с часами и лентой, и, когда мы брали мячи для волейбола, оставила всё это однокласснице, Л. Со всей этой гомофобской ерундой смутилась и отдала часы в руки, а ленту просто бросила рядом с ней на скамейку. Но потом заметила, что она её взяла и аккуратно сложила. Да, у нас ведь все девочки в классе (кроме моей подруги) поддерживают ЛГБТ. Понимают. И на том спасибо.
И в городе нашем буквально пару дней назад избили парня за радужный шарф. А на днях умер мужчина, год назад избитый после посещения гей-клуба, год просто существовавший на больничной койке и так и не сумевший выбраться. Хотя на самом деле всё ещё хуже.
Знаете, очень странно выходить на наши акции-марши-шествия. Как будто переносишься в совершенно другой мир: девушки и парни идут за руки, целуются, не прячутся. А потом акия заканчивается. И тебя могут подловить. И тебе могут разрушить карьеру. И тебя могут забить до смерти.
У нас нет проблемы сексуальных меньшинств? Я не представляю, насколько слепым нужно быть, чтобы верить этим увещеваниям. Нет проблем. Вас будут унижать и преследовать, бить и издеваться, не давать быть собой и сживать, выгонять из домов и лечить зверскими способами, вас будут игнорировать и презирать. Но у вас нет проблем. Никаких.
А знаете ещё одну гениальную идею последних недель? Нонсенс: в стране со свободой слова предлогают ввести наказание за каминг-аут. Можно я не буду ничего добавлять, правда? Это ведь АБСУРД. А Б С У Р Д. Для кого угодно, но только не для наших депутатов. Каждый раз при подобных новоятсях просто опускаются руки. Но ведь для этого они и говорят всё это, да? Чтобы мы заткунилсь и не высовывались. Кажется, ещё пара лет вопиющего тупого беспредела и мы получим наш Стоунволл. Или не получим. Как знать. Но пока что ситуация весьма плачевна. Мне больно за каждого испуганного и забитого. Мне страшно за себя.
Я больше не могу. У меня есть лучшая подруга. Была. Практически всю жизнь, пусть ещё не очень длинную, она была у меня. Я делила с ней всё, она делала меня счастливой. Я любила её, на какой-то срок - даже больше, чем подругу. А потом всё сломалось. Она словно приянала решение, что я ей больше не нужна в "том же объёме" - нет, она всегда говорит, что любит меня, ценит, что во всём сама виновата и вся вина на ней, что я хороший человек и так далее. Каждый раз, когда я прошу отпустить меня, попрощаться, остановиться на том хорошем, что у нас было, она чуть ли не со слезами уговаривает остаться, не даёт уйти. Я остаюсь. У меня никого нет ближе неё, я люблю её, моя душа тянется к ней, она всегда наполняна мою депрессивную жизнь радостью и беспечностью. Теперь я просто не могу. Последние два года, которые я, впрочем, живу без депрессии, стали адом для меня. У меня прекраитились истерики, стихли судороги, я стала легче и проще относиться к жини, но... я совершенно не могу так жить. На стальной привязи: ни шагу назад, ни шагу вперёд. Я задыхаюсь, я не могу так. Она пишет последнюю неделю чуть ли каждый день, неделю назад мы договорились, что она приедет на ночь, и каждый раз это сопроваждается шквалом наших воспоминаний: единственного, что сейчас наполняет мои мысли. Я спрашиваю про ночёвку, она говорит, что всё в силе и приедет она вечером. А потом, как всегда, уедет в первой половине дня. Мне нужно больше. Мне нужна моя подруга, мне нужны наши шестичасовые разговоры и еженедельные прогулки, мне нужны наши бредовые переписки и ночёвки. Мне нужна она. А я ей нет. Да, она приедет, да, нам будет весело, да, я буду счастлива - меньше, чем на двадцать четыре часа. А потом она уедет. И я или убью себя, или.. Нет, я слишком сильная и жадущая жизни для таокго. Нет, я не убью сеья. Но с каждым разом у меня всё больше мыслей об этом. Я держусь уже больше двух лет. На сколько меня хватит? На сколько?
Смотрите, что у нас происходит:
Таня: давай я приеду часам к 7
или раньше
как тебе удобно?
Полина: я думала погулять немного
или ты совсем занята?
А после этого она исчезает. Каникулы. Она не может выделить для мень больше ночи. Невозможно быть такой жалкой. Невозможно. Это не я. Я сильная, я гордая. Со всеми и для всех. Кроме неё.
Прошло двадцать минут и вот что она пишет:
Таня: да нет
ну скажи примерно во сколько встретимся
я там уже подстроюсь)
Ничего такого, чтобы злиться, нервничать, беситься, плакать, расстраиваться, переживать, ненавидеть её, винить. Всё хорошо, всё нормально. Такой и должен быть ответ, но это кажется настолько искусственным, неестественным. Вот, что неправильно. Неправильно, что я сижу и считаю, через сколько минут надо ей ответить, чтобы не выглядеть как собачка, сидящая на привязи. Но на самом деле именно такая я и есть сейчас, потому что, если бы не она, отвечающая мне каждые двадцать минут, я бы уже спала. Или не печатала бы текст прокуренными нарвными пальцами. Это неправильно так зависеть от кого-лтбо. Наверное, пока я это писала, как раз прошло вермя, чтобы ей отвечать.
Вчера она уехала от меня. Всё было уже привычно-печально. Встретившись, я чувствовала тоску, вспоминая, что раньше мы всегда ходили под руку, а теперь это было бы неловко. Да и по нашему виду: я с лентой, она в своём довольно неженственном образе, - нас могли бы принять за пару, что было бы непрятно ей. Наверное. Потом мы долго говорили, точнее, долго говорила я - много накопилось рассказать, а она опять была привычно-немногословна, хотя меня слушала заинтересованно.
Зашли в магазин, сумасшедше закупились: шесть мороженных, большая пачка чипсов, взбитые сливки, сливочное полено, творожные сырки, молоко, шоколадные яйца, мармелад и бананы. Мы всегда на ночёвках наедаемся впрок на пару месяцев, но в этот раз что-то совсем разошлись.
Дома посидели в интернете, написали Антону, но он не особо пошёл на контакт. Через пару часов оставили ноутбук и попытались окунуться в прошлое: как пару лет назад рвать на клочки бумагу (только тогда это была кипа журналов и газет, а теперь несколько газетных страниц), включили музыку, которую слушали в то время и стали снимать дурашливые видео. В процессе этого балагана я успела подметить, что стесняюсь её больше, чем она меня. Хотя, это разное. Я могла бы спокойно при ней переодеваться, даже не отворачиваясь, а она нет. С другой стороны я не могла просто отпустить себя хотя бы настолько, насколько это было раньше. В общем, пару видео мы конечно отсняли, и посмотрев их, я даже посмеялась, но всё обито тоской.
Потом достали коробку со старыми подросткоывыми журналами и стали по старнике проходить оттуда тесты. Среди миллионных вопросах о парнях и отношених попался и тест про лучшую-не-лучшую подругу. Не могла сдержать себя от болезненных подколов, например, на вопрос о том, какая реакция последует, если позвонить в расстройстве с вариантами посыла, пространного подкола и готовности слушать несколько часов, я высказала, что моего варианта - ей никогда не дозвониться - здесь нет. И ещё пара подобных ситуаций.