Забытый сон

Абдуллаев Чингиз Акифович

– Для чего?

– Думаю, чтобы не было слышно шума.

– Шум был бы в любом случае, – возразил Скалбе, – вы не видели Арманда Краулиня, а я его видел. Это был плотный, сильный мужчина. Один человек с ним не справился бы. Никогда не справился бы. Нужны были двое или трое мужчин, чтобы его повесить.

– Он повесился в угловой комнате, выходящей окнами во двор, – напомнил Дронго. – Там был крюк от люстры. Чтобы достать до этого крюка, он должен был встать на табуретку. В комнате была табуретка?

– Я знаю, что была. Мне об этом Рябов говорил, но меня туда

не пустили. Один человек все равно не справился бы с Армандом, это абсолютно точно. И еще записку нашли на столе, об этом тоже говорили.

– Да, я знаю. – Дронго хотел задать следующий вопрос, но опять зазвонил телефон. Это было уже выше всяких сил. Пришлось терпеливо ждать, пока Скалбе закончит разговор, но в этот момент позвонил другой аппарат – внутренней связи. Продолжения разговора пришлось ждать еще две минуты.

– Видите, что происходит? – пожаловался Скалбе, покончив с телефонными разговорами. – У нас такой аврал.

– Я сейчас уйду, – пообещал Дронго, – только два последних вопроса. Арманд приезжал в дом за день до самоубийства, когда вы дежурили?

– Да, приезжал. Он хотел посмотреть, как работают мастера. Да, он был в доме и уехал минут через сорок. Я это точно помню, меня об этом и следователь спрашивал.

– И второй вопрос. В тот день вы передали ключи мастерам. Как вы думаете, они не могли сделать копию? Может, вы кому-то еще давали ключи?

– Нет. Никому. Рабочие брали ключи и возвращали их обратно. Насчет копии не знаю. Но мастера были хорошие, местные ребята. Их было трое. Я их потом в городе часто встречал, очень хорошие специалисты.

– Спасибо, – поднялся Дронго, – вы мне очень помогли. И извините меня, что я не давал вам нормально работать.

– Ничего, – улыбнулся Андрей Скалбе, поднимаясь, – мы рабочие люди, у нас всегда так. – Он крепко пожал руку Дронго, а когда тот уже выходил, добавил: – Я хотел вам сказать про Арманда Краулиня. Он был настоящим человеком. Я таких мало в своей жизни встречал. Может, у него срыв был нервный или его довели. Только мы его все очень уважали. Он был настоящим, не фальшивым. Вы меня понимаете?

– Да. Спасибо вам. И до свидания.

Всю обратную дорогу Дронго снова молчал. Челноков испуганно косился на него, но не решался нарушить это тяжелое молчание. И лишь когда они проезжали мимо Тукумса, предложил водителю съехать с трассы и где-нибудь остановиться, чтобы они могли пообедать. За столом Дронго по-прежнему молчал. Ояр отказался от спиртного, и Дронго заказал немного водки для себя и Челнокова. Хотя водку он почти никогда не пил. Попросив принести лимон, разрезанный пополам, Дронго выжал его в свою рюмку, затем, подняв ее, предложил:

– Помянем Арманда Краулиня, – и, не чокаясь, выпил.

Челноков последовал его примеру, не понимая, что происходит. В Ригу они вернулись около четырех часов дня.

Когда Дронго, попрощавшись со своими спутниками, вышел из автомобиля, Челноков не удержался и спросил:

– Оружие брать не будете?

– Не буду, – ответил он, – я полагаю, что можно обойтись без него. Во всяком случае пока.

Глава 16

Когда

Дронго поднялся в свой номер, портье доложил по телефону, что Дронго несколько раз звонили разные женщины и все просили его перезвонить.

– Диктуйте, – попросил он, придвинув к себе блокнот и взяв ручку.

– Два раза звонила госпожа Краулинь, – сообщил портье, – один раз госпожа Фешукова и три раза журналистка Делчева. Вы записали?

– Конечно. И больше никто?

– Больше никто. Только женщины, – не удержался от комментария молодой портье.

– Спасибо, – Дронго положил трубку и молча посидел перед аппаратом. Затем не спеша набрал номер Лилии Краулинь. Ответил незнакомый женский голос.

– Извините, – сказал Дронго, – можно попросить к телефону госпожу Лилию Краулинь?

– Кто ее спрашивает? – спросила незнакомка.

– Меня обычно называют Дронго, – произнес он свою привычную фразу.

– Да, да, сейчас, – женщина сразу передала трубку Лилии.

– Я вас слушаю, – раздался ее тихий голос.

– Вы мне звонили, – сказал Дронго.

– Да. – Было слышно, как она ставит стакан куда-то на столик, стоящий рядом с ней. – Около меня посадили санитарку, меня никуда не выпускают. Говорят, что мне нельзя выходить из дома. Врачи настаивают на немедленной госпитализации.

Дронго молчал. Он не знал, что нужно говорить в таких случаях. Какой-то непонятный микроб вдруг попал ей в голову, начал интенсивно размножаться, убивая эту женщину задолго до отпущенного человеку срока. Но может, в этом ее спасение, что она получила опухоль мозга и через некоторое время уже не будет понимать, что происходит. Тело будет еще жить, сердце – гнать кровь, почки и печень – работать, а мозг будет уже отключен. Что мы такое есть, если не деятельность наших серых клеток? Врачи научились менять сердце, почки, даже печень. А вот с мозгом ничего такого не получается. Или наша душа находится именно там? Может, разум и есть вместилище души? Тысячу лет разум и душу противопоставляли друг другу, считая, что это антиподы. Там, где говорит разум, молчит душа. И наоборот. Но без работы мозга тело оказывается всего лишь куском плоти.

– Вы меня слышите? – спросила Лилия.

– Да, – ответил Дронго.

– Я перечислила деньги на ваш счет, – сообщила она, – узнала его у Эдгара. Он не хотел говорить, но я его упросила.

– Напрасно, – искренне сказал Дронго, – я пока ничего не добился.

– Ничего, – Лилия чуть помолчала и добавила: – Я вам верю.

Он снова промолчал. Разговор становился тягостным. Она это почувствовала.

– Я хочу вам сказать, чтобы вы знали. Это очень важно. В любой момент я могу потерять сознание навсегда. Никто не знает, когда это случится, но никто не дает и никаких гарантий. В общем, я хочу вас попросить… Если вдруг со мной что-нибудь случится… Если я попаду в больницу… Обещайте, что вы придете ко мне и все расскажете. Даже если я ничего не буду слышать. Расскажете мне обо всем, что вы узнали. Я обязательно услышу, я вас почувствую. Вы меня понимаете?