Закат
Шрифт:
Сетракян обнаружил, что деревушка совершенно пуста; даже следов какой-либо человеческой деятельности было совсем немного. С холма открывался вид на величественное Динарское нагорье, хребты которого вздымались на севере.
Полуразрушенный каменный замок, вобравший в себя столетия тишины и покоя, казался верным местом для охоты на вампиров. Впоследствии, обратив взгляд в прошлое, Сетракян понял: уже это обстоятельство должно было послужить предупреждением, что вещи, возможно, не таковы, какими представляются.
В подвальных помещениях замка он обнаружил гроб. Простой современный погребальный ящик шестиугольной формы, сужающийся к концу; целиком деревянный, от и до, явно из кипариса; металлических деталей нет вовсе, гвозди заменены деревянными нагелями; петли – кожаные.
Ночь еще не наступила, но солнечного света в помещении было явно недостаточно – Сетракян не мог поручиться, что дневные лучи сделают свою работу. Поэтому, готовясь на месте казнить своего бывшего мучителя, Авраам вытащил серебряный меч, занес его над головой и скрюченными пальцами левой руки откинул крышку гроба.
Ящик оказался пустым. Даже более чем пустым – бездонным. Гроб был прикреплен к полу и служил своего рода люком, прикрывающим потайной ход. Сетракян достал из сумки головной шахтерский светильник, укрепил его на лбу и заглянул в открывшийся лаз.
Земляное дно колодца виднелось примерно на пятиметровой глубине – там начинался тоннель, уходивший куда-то вбок.
Сетракян нагрузился инструментами, не забыв про запасной фонарик, мешочек с батарейками и длинные серебряные ножи (ему еще предстояло открыть убийственные свойства ультрафиолета в коротковолновом диапазоне, равно как дождаться появления в свободной продаже ультрафиолетовых ламп), а все свои съестные припасы и большую часть воды оставил в подвале. Привязав веревку к железному кольцу в стене, он перелез через стенку гроба и спустился в тоннель.
В нос ударил нашатырный запах стригойских выделений. Сетракяну приходилось ступать осторожно и постоянно следить, чтобы эта дрянь не запачкала башмаки. Он шел подземными переходами, внимательно прислушиваясь на каждом повороте, делал пометки на стенах всякий раз, когда коридор раздваивался, и вдруг, спустя какое-то время, обнаружил, что ему попадаются значки, нарисованные им ранее.
Поразмыслив, Сетракян решил вернуться по собственным следам к началу тоннеля под бездонным гробом. Там он выберется на поверхность, соберется с новыми силами и заляжет в засаде, ожидая, когда обитатели подземного мирка пробудятся.
Однако же, вернувшись к началу коридора и взглянув вверх, Сетракян обнаружил, что крышка гроба закрыта, а веревка, по которой он спустился, исчезла.
Сетракян, теперь уже опытный охотник на стригоев, почувствовал не страх, а гнев. Авраам мгновенно повернулся и нырнул обратно в тоннель, отчетливо сознавая, что, останется он в живых или нет, зависело сейчас только от одного: он должен быть гончим, а не гонимым.
На этот раз Сетракян выбрал другой путь и в конце концов наткнулся на целое семейство из деревушки наверху. Их было четверо, и все – стригои. Красные глаза вампиров жадно разгорелись при его появлении, но, когда на них упал свет Авраамова фонаря, создалось впечатление, будто твари – слепые.
Впрочем, они были слишком слабы, чтобы броситься в атаку. С четверенек поднялась лишь мать семейства. Сетракян увидел в ее лице снулость, характерную для истощенного вампира. Плоть потемнела, под туго натянутой кожей горла отчетливо проступали сочленения устройства, приводящего в действие жало. Выражение лица вампирши было сонное, отупелое.
Он отпустил их – с легкостью и без жалости.
Вскоре Сетракян повстречал еще два семейства, второе даже посильнее первого, однако ни одно из них не было в состоянии бросить ему сколько-нибудь серьезный вызов. В каком-то закутке Авраам обнаружил останки ребенка-стригоя, уничтоженного, судя по всему, при неудачной попытке вампирского каннибализма.
И нигде – ни малейших следов Айххорста.
Очистив от вампиров всю старинную систему подземелий под замком – и не обнаружив при этом никакого иного выхода на поверхность, – Сетракян вернулся к колодцу под закрытым гробом и принялся долбить древний камень кинжалом. Он вырубил в стене крохотный уступ, который мог бы послужить опорой для ноги, и начал трудиться над следующей ступенькой – примерно на полметра выше – в противоположной стене. Так он работал много часов. Серебро было плохим помощником – оно трескалось и гнулось, – а вот железная рукоятка и гарда кинжала оказались куда полезнее. Вырубая ступеньки, Сетракян размышлял о деревенских стригоях, которых встретил – и уничтожил – здесь, внизу. Их присутствие в подземелье было лишено смысла. В общей картине не хватало какого-то важного элемента, но Сетракян устоял перед искушением дорисовать, отбросил тревогу и полностью сосредоточился на своей нелегкой работе.
Спустя несколько часов – а может быть, и суток – Сетракян утвердился на двух ступеньках в верху колодца и начал вырубать последний уступ. Воды у него уже не было, заряд в батареях иссякал. Руки Авраама густо покрывала спекшаяся кровь пополам с пылью, он едва держал в пальцах кинжал, свой единственный инструмент. Наконец Сетракян уперся ногой в противоположную отвесную стенку и дотянулся до крышки.
Отчаянный толчок рукой, еще один – крышка отодвинулась и свалилась рядом с гробом.
В полоумном состоянии, трясясь от усталости, Сетракян выбрался из гроба. Вьюк, который он оставил здесь, исчез, а вместе с ним – запас питья и еды. Изнемогая от жажды, с пересохшим горлом и спекшимися губами, он вышел из замка на спасительный свет дня. Небо было затянуто тучами. Аврааму показалось, что с момента его прихода в замок прошли годы.
У начала тропы, ведущей от крепости, валялась зарезанная лошадь с выпущенными кишками. Труп животного был холодный.
Из последних сил Сетракян поспешил в деревню, лежавшую у подножия холма, и тут над ним разверзлось небо: пошел проливной дождь. Один крестьянин – тот самый, кого Сетракян поприветствовал кивком на пути к замку, – сторговал ему за разбитые и остановившиеся часы немного воды и твердокаменных сухарей. Отчаянно жестикулируя, Сетракян вызнал у крестьянина, что, пока он был в подземелье, солнце три раза закатилось и три раза взошло.
Долго ли, коротко ли, Сетракян вернулся в домик, снятый им несколько дней назад, однако Мириам не нашел. Ни записки, ни какого-либо знака, предназначавшегося для него, ничего… На Мириам это было совсем не похоже. Сетракян постучался в соседний дом, затем в другой – на противоположной стороне улочки. Наконец какой-то мужчина открыл ему дверь – точнее, приоткрыл, так что разговаривать можно было только через узкую щель.
Нет, он не видел его жены, сказал мужчина на ломаном греческом.