Заложница
Шрифт:
Из меня вырывается еще один стон в знак согласия, в то время как я чувствую приходящую волну оргазма. Я в мгновении от неизбежной разрядки.
Его движения почти причиняют боль, в то время как слова вырываются из него:
— Единственный, — говорит он насмешливым голосом. — Единственный настолько испорченный, чтобы заставить тебя кончить. Единственный, кто достаточно ошибался, чтобы ты могла почувствовать себя плохой.
Слезы выступают на глазах от силы его хватки на моих волосах и от его слов. Но оргазму наплевать на
— Единственный больной на всю голову, — продолжает он. Не уверена, понимает ли Стоун, что произносит все это вслух. Выражение его лица жёсткое, словно он опять превратился в камень. — Так что теперь ты можешь прекратить притворяться маленькой послушной девочкой.
И тут я понимаю, о чем идёт речь: Стоун думает, что это мой мятеж. Что я просто захотела отвлечься от школы и богатеньких занудных парней. Что я хочу его только потому, что он испорчен.
И именно в этот момент на меня обрушивается оргазм. Он проходит сквозь кожу, зажигая каждое нервное окончание, стирая все ненужное из моей головы, оставляя после себя только лишь чистое удовольствие. Все моё тело сотрясает дрожь, пока между ног болезненно пульсирует.
Рычание, исходящее от Стоуна, могло бы выбить все окна в доме. Доказательство его собственной кульминации мощной струёй наполняет мой рот.
Я сглатываю, принимая все, что он только может мне дать.
Стоун аккуратно вынимает свой член, при этом издавая последний стон, после чего натягивает штаны обратно.
Пролившаяся капля спермы стекает по моему лицу, все ниже и ниже, пока, наконец, не скатывается мне в ложбинку. Я задыхаюсь, пока комната плывёт у меня перед глазами, или же это я не могу вернуть себе равновесие?
Стоун опускается передо мной на колени и нежно целует в губы. Его длинные и сильные пальцы смахивают и вытирают слезы с моих щёк немного грубыми движениями, из-за чего я делаю вывод, что он сам еще не пришёл в себя после оргазма.
Я чувствую себя счастливой из-за его заботы. Я чувствую себя влюблённой.
— Господи, птичка, посмотри на себя, ты так чертовски горяча. — Стоун целует меня в щеку. — С моим членом во рту ты смотришься безумно сексуально.
Следующий поцелуй приходится на другую щеку.
— Мне понравилось, — говорю я. — Я мечтала об этом.
После моих слов взгляд Стоуна снова меняется. Я не должна была говорить подобное? Но мне еще так много надо сказать ему.
— Стоун, у меня есть с собой кое-что, — шепчу я.
— Что же это, сладкая? — Он осторожно смахивает последнюю слезу.
— В моем клатче. Я принесла… ну, ты знаешь. — Не могу произнести это слово вслух.
Стоун изучает моё лицо, наклонив голову вбок.
— Что же ты принесла с собой на танцы?
Мое лицо начинает заливаться краской:
— Ты знаешь.
— До сих пор не можешь произнести вслух, — Стоун проводит костяшками пальцев по щеке. — Но все в
Его собственнические слова просачиваются под мою кожу.
— Ты выглядела чертовски горячо, когда пыталась отстраниться.
Я хмурюсь:
— Я не пыталась…
— Шшш, — Стоун осаждает меня злым взглядом. — Никаких разговоров. Я дам тебе то, чего ты хочешь.
Теперь он касается меня всей рукой, скользя ладонью вдоль моей шеи, и притягивает меня ближе. Мозоли трутся о нежную кожу, в то время как его горячее дыхание опаляет мою щеку. О чем бы я ни беспокоилась секунду назад, это уже не имеет никакого значения.
— Стоун, — шепчу я, наслаждаясь его именем. Наслаждаясь тем, что мы с ним, наконец, снова вместе.
Его рука ложится на кружевную ткань, которая прикрывает вырез платья. Стоун рывком разрывает ее, и я от неожиданности вскрикиваю.
— Шшш, я понял тебя. Ты хочешь, чтобы такой больной ублюдок, как я, оттрахал тебе с презервативом, не так ли?
Я не понимаю, почему он называет себя так? Моё возражение теряется в крике, когда Стоун скручивает мой сосок между грубыми пальцами.
— Я должен был кончить тебе на лицо, чтобы показать всему миру, как тебе нравится играть в грязную плохую девочку.
— Я не играю, — говорю я. — Это не игра, и ты не…
Стоун накрывает мой рот рукой, прерывая на полуслове.
«…ты не грязный ублюдок» — вот, что я хочу сказать, но он сильнее прижимает руку, потому что не хочет слышать этого.
— Такая вежливая, — с этими словами Стоун целует меня в лоб.
Его пальцы снова скручивают сосок, посылая электрический разряд прямо между моих ног.
— Я сказал: никаких разговоров. Поняла?
Я качаю головой из стороны в сторону в знаке отказа, но он не отпускает меня, игнорируя мой ответ. Я не могу сконцентрироваться с его пальцами на моих сосках, отчего моё тело опять горит от желания. Стоун ведь специально заводит меня.
Я мямлю слова ему в руку, потому что мне необходимо сказать ему, что он вовсе не ублюдок. Он самый замечательный мужчина, которого я знаю, он хороший, храбрый и добрый.
Но его рука уже у меня между ног, заставляет забыть обо всем, и все окончательно перемешивается в голове.
— Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя с презервативом? Хочешь, чтобы я сделал тебя плохой и грязной, в то время как эта упаковка предназначалась хорошему парню с танцев? Он может дарить тебе дорогие подарки и возить в дорогие рестораны, но не может грязно оттрахать тебя так, как это могу я? Поэтому ты хочешь меня?