Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Да онъ ихъ просто грабитъ, этотъ мошенникъ! — замтилъ Самуэль.
— Конечно, грабитъ, — отвчалъ старикъ. — Всего досадне то, что ему удалось вскружить головы многимъ мололымъ двчонкамъ, которыя просто безъ ума отъ него. Толкуетъ онъ имъ всякій вздоръ, гд самъ дьяволъ ничего не пойметъ, a он сидятъ, развсивъ уши, какъ будто бы онъ первый мудрецъ въ свт.
— Какъ это жаль! — воскликнулъ Самуэль.
— Еще бы! Онъ ихъ обманываетъ кругомъ, и он этого совсмъ не замчаютъ. Почти каждый день онъ пускается на новыя продлки, за которыя бы просто стоило его повсить за ноги на первой вислиц.
Кончивъ эту сентенцію, старикъ Уэллеръ допилъ свой стаканъ и поспшилъ налить другой.
— Слышишь, какъ рычитъ твоя мачеха, Самми, — сказалъ м-ръ Уэллеръ.
И вслдъ за этими словами, м-съ Уэллеръ вошла въ комнату.
— Ты ужъ воротился? — сказала м-съ Уэллеръ.
— Воротился, моя милая, — отвчалъ м-ръ Уэллеръ.
— Что? Еще не приходилъ м-ръ Стиджинсъ? A ужъ пора бы и ужинать.
— Нтъ еще, моя милая, и сказать теб всю правду, я бы не умеръ отъ тоски, если бы онъ вовсе позабылъ дорогу къ нашимъ воротамъ.
— Уродъ! — воскликнула мсь Уэллеръ.
— Спасибо на добромъ слов, душечка, — отвчалъ м-ръ Уэллеръ.
— Полно, старикъ, — сказалъ Самуэль. — Вотъ опять идетъ преподобный джентльменъ.
При этомъ доклад м-съ Уэллеръ поспшила отереть слезы, навернувшіяся на ея глазахъ. Старикъ угрюмо насупилъ брови и закурилъ трубку. Дорогой гость вошелъ, поклонился и съ большимъ комфортомъ занялъ свое мсто.
Покорный убжденіямъ хозяйки, м-ръ Стиджинсъ выпилъ съ дороги стаканчикъ ананасоваго пунша, потомъ другой и потомъ третій, который долженъ былъ предшествовать легкому ужину, приготовленному для него.
За ужиномъ по большей части поддерживали бесду м-съ Уэллеръ и достопочтеннйшій м-ръ Стиджинсъ. Они разсуждали преимущественно о добродтельныхъ овечкахъ, принадлежавшихъ къ ихъ стаду, и при всякомъ удобномъ случа подвергали грозной анафем нечестивыхъ козлищъ, совратившихся съ истиннаго пути. По многимъ несомнннымъ признакамъ оказывалось, что самымъ гадкимъ козломъ былъ не кто другой, какъ неисправимый супругъ м-съ Уэллеръ.
Наконецъ, м-ръ Стиджинсъ, упитанный и упоенный, взялъ свою шляпу, и, пожелавъ своей овечк спокойной ночи, вышелъ изъ дверей. Вслдъ затмъ, заботливый родитель отвелъ въ спальню своего возлюбленнаго сына и оставилъ его одного.
Довольный событіями этого вечера, Самуэль скоро погрузился въ сладкій сонъ; но это не помшало ему встать на другой день съ первыми лучами восходящаго солнца. Закусивъ на скорую руку, онъ немедленно собрался въ обратный путь и уже переступилъ за порогъ гостепріимнаго дома, какъ вдругъ отецъ остановилъ его.
– дешь, Самми? — сказалъ онъ.
– ду. A что?
— Если бы ты угораздился завернуть какъ-нибудь и взять съ собой этого урода…
— Какого?
— Стиджинса.
— Зачмъ ты позволяешь ему показывать свой красный носъ подъ кровлей "Маркиза Гренби"?
— Да разв я могу не позволить?
— Разумется, можешь.
— Нтъ, Самми, не могу, — отвчалъ старикъ, покачивая головой.
— Почему же?
М-ръ Уэллеръ старшій устремилъ на своего сына глубокомысленный взоръ и проговорилъ тономъ отчаянно-грустнымъ:
— Ты еще глупъ, другъ мой, Самми. Женись, тогда и узнаешь всю мудрость; но Боже тебя сохрани жениться.
— Ну, такъ прощай, — отвтилъ Самуэль.
— Погоди еще немножко.
— Если бы я быль владльцемъ "Маркиза Гренби", и если бы этотъ негодяй повадился сть пироги за моимъ буфетомъ, я…
— Что бы ты сдлалъ?
— Отправилъ бы его къ чорту на кулички.
М-ръ Уэллеръ старшій покачалъ головой и бросилъ невыразимо грустный взглядъ на своего сына. Затмъ, пожавъ ему руку, онъ медленно отошелъ отъ воротъ и предался размышленіямъ, обсуждая совтъ, данный ему любезнымъ сыномъ.
Самуэль спокойно дошелъ до большой дороги и еще спокойне слъ въ дилижансъ, отправлявшійся въ Лондонъ. Онъ думалъ о своей мачех, о своемъ отц и о вроятныхъ послдствіяхъ своего совта, если только старикъ послушается его на этотъ разъ. Мало-по-малу, однакожъ, онъ выбросилъ вс эти мысли изъ своей головы, и, махнувъ рукой, сказалъ самому себ:
— Пусть будетъ, что будетъ.
A будетъ именно то, о чемъ въ свое время и въ приличномъ мст мы намрены извстить нашихъ читателей въ слдующихъ главахъ этихъ достоврныхъ записокъ.
Глава XXVIII Англійскія святки и свадьба на Дингли-Делл съ описаніемъ разнообразныхъ, весьма назидательныхъ увеселеній, которыя, къ несчастью, почти вывелись изъ употребленія въ наше время
Рано по утру, двадцать второго декабря, въ тотъ самый годъ, когда совершались описанныя нами событія, пикквикисты, проворные, какъ пчелы, поднялись съ своихъ постелей и поспшили привтствовать другъ друга въ общей зал. Приближались святки во всемъ своемъ грозномъ величіи и со всми счастливыми обтованіями для честныхъ людей, способныхъ ознаменовать это время беззаботною веселостью, гостепріимствомъ и простодушною любовью къ ближнимъ. Старый годъ, подобно древнему философу, готовился собрать вокругъ себя искреннихъ друзей и распроститься съ ними разъ навсегда за веселой пирушкой, при звукахъ трубъ и литавръ. Веселое время! Счастливое время! Такимъ по крайней мр было и казалось оно для четырехъ пикквикистовъ, утопавшихъ въ океан блаженства при одной мысли о предстоящихъ святкахъ.
Но не одни пикквикисты въ этомъ мір встрчаютъ съ наслажденіемъ святки — время взаимной любви, упованій и надеждъ. Сколько семействъ, разъединенныхъ между собой огромными пространствами и разсянныхъ по распутіямъ тревожной жизни, соединяются теперь опять y домашняго очага союзомъ дружбы и любви, въ которомъ заключается источникъ чистйшихъ наслажденій, несовмстныхъ съ заботами и печалями кратковременной жизни! Не напрасно повсюду, на самыхъ крайнихъ точкахъ земного шара, между племенами американскихъ дикарей, такъ же какъ между образованнйшими націями Европы, существуетъ врованіе, что въ эту пору честный человкъ предвкушаетъ первыя радости будущаго бытія, уготованнаго для него за предлами могилы. О, сколько полузабытыхъ воспоминаній и отжившихъ симпатій пробуждаютъ въ душ веселыя святки!
Теперь мы пишемъ эти строки за нсколько сотъ миль отъ того мста, гд встарину мы, изъ года въ годъ, встрчали этотъ день въ веселомъ родственномъ кругу, вполн счастливые и довольные своей судьбой. Многія сердца, трепетавшія тогда отъ полноты душевнаго восторга, теперь совсмъ перестали биться; многіе взоры, блиставшіе въ ту пору яркимъ свтомъ, угасли навсегда; дружескія руки охладли; глаза, которыхъ мы искали съ нетерпніемъ родственной любви, уже давно сокрыли блескъ свой въ душной могил, и, однакожъ, этотъ старый домъ, эта самая комната, эти веселые голоса и улыбающіяся лица, ихъ шутки, игры, смхъ, все безъ исключенія, и даже самыя мелочныя обстоятельства, соединенныя съ этими счастливыми встрчами, живо обновляются въ душ съ исходомъ каждаго года, какъ будто послднее собраніе происходило только вчера. Какъ же не назвать счастливымъ это время святокъ, если оно съ такою отчетливостью воспроизводитъ въ нашемъ воображеніи беззаботные дни дтскихъ радостей, если старикъ, убленный сдинами, съ восторгомъ припоминаетъ удовольствія своей цвтущей юности, и если путешественники и матросы мысленно переносятся за тысячи миль, возвращаются къ домашнему очагу и тихимъ радостямъ семейной жизни.