Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
Но мы совсмъ заговорились и, увлеченные превосходнйшими свойствами святочныхъ вечеровъ, представляющихся намъ въ вид добродушнаго провинціальнаго джентльмена старой школы, оставили безъ вниманія м-ра Пикквика и его друзей, которые между тмъ сидятъ въ безпокойномъ ожиданіи, подъ открытымъ небомъ, на имперіал моггльтонскаго дилижанса, куда, посл многихъ хлопотъ, забрались они, окутанные съ ногъ до головы шинелями и конфортерами массивнаго свойства. Въ дилижансъ укладывались вещи пассажировъ. Кондукторъ и м-ръ Уэллеръ истощали вс силы своего генія, чтобъ пропихнуть въ передній ящикъ огромную треску, забитую въ длинную срую корзинку, обложенную соломой по бокамъ, снизу и сверху. Въ ящикахъ уже покоились боченки съ устрицами, составлявшими неотъемлемую собственность ученаго мужа, и теперь задача состояла въ томъ, чтобы на поверхности устрицъ утвердить треску. М-ръ Пикквикъ слдитъ съ живйшимъ участіемъ и любопытствомъ за всми эволюціями своего врнаго слуги
Съ громомъ несется громоздкій экипажъ по улицамъ обширной столицы, и вотъ онъ, наконецъ, на открытомъ и обширномъ пол. Колеса перекатываются по замерзшей почв, твердой какъ кремень, и кони, послушные взмахамъ бича, бгутъ дружной рысью по гладкой дорог, какъ будто вс вещи позади нихъ — дилижансъ, пассажиры, треска, чемоданы и боченки съ устрицами ученаго мужа — были не боле, какъ легкими перьями на ихъ копытахъ. Вотъ они спустились по косогору и вступили на равнину, на разстояніи двухъ миль гладкую и твердую, какъ мраморъ. Еще энергическій взмахъ бичомъ — и гордые кони мчатся галопомъ, забрасывая свои головы назадъ и побрякивая блестящей сбруей, какъ будто имъ пріятно выражать свое удовольствіе по поводу быстроты своихъ движеній. Кучеръ между тмъ, съ возжами и бичомъ въ одной рук, снимаетъ другою свою шляпу и, укладывая ее на колни, вынимаетъ изъ тульи носовой платокъ и отираетъ потъ съ своего чела, показывая такимъ образомъ проходящимъ пшеходамъ, что искусному и ловкому возниц ничего не стоитъ управлять четверкой рысаковъ. Затмъ, окинувъ окрестность торжествующимъ взглядомъ, онъ укладываетъ платокъ въ тулью, надваетъ шляпу, напяливаетъ на руки шерстяныя перчатки, засучиваетъ рукава, взмахиваетъ еще разъ длиннымъ бичомъ, и борзые кони несутся стрлой, впередъ и впередъ по необъятному пространству.
Лачужки, домишки и сараи, разбросанные тамъ и сямъ по сторонамъ большой дороги, возвщаютъ нагляднымъ образомъ о приближеніи къ какому-то городку или деревн. Весело трубитъ кондукторъ на открытомъ холодномъ воздух въ свой мдный рожокъ и пробуждаетъ стариковъ, мальчишекъ и старухъ, которые, отрываясь отъ огня, только что разведеннаго въ камин, дружной группой подбгаютъ къ окнамъ своей хижины и долго любуются на огромный экипажъ, на кучера и взмыленныхъ коней. Опять и опять раздаются звуки веселаго рожка, и вотъ съ беззаботнымъ крикомъ повысыпали на самую дорогу веселые мальчики, дти фермера, между тмъ, какъ отецъ ихъ, чуть не за милю отъ этого мста, только что размнялся съ кучеромъ дружескимъ поклономъ.
Быстро мчится дилижансъ по улицамъ провинціальнаго города, припрыгивая и приплясывая по веселой мостовой. Кучеръ натягиваетъ возжи и готовится остановить измученныхъ кокей. М-ръ Пикквикъ высвобождаетъ свой носъ изъ-подъ теплой шали, и озирается кругомъ съ величайшимъ любопытствомъ. Замтивъ это, кучеръ извщаетъ ученаго мужа, что это такой-то городъ, и что здсь, на этой самой площади, былъ вчера знаменитый базаръ, предшествующій святкамъ. М-ръ Пикквикъ качаетъ головой, и потомъ, съ прибавленіемъ различныхъ замчаній политико-экономическаго свойства, сообщаетъ вс эти подробности своимъ ученикамъ, которые спшатъ подобострастно высвободить свои уши и глаза изъ-подъ воротниковъ своихъ шинелей. И долго слушаютъ они, и мигаютъ, и вздыхаютъ, и молчатъ. М-ръ Винкель сидитъ на самомъ краю имперіала и, болтаясь одной ногою въ воздух, изъявляетъ готовность низвергнуться на середину улицы, между тмъ, какъ экипажъ, обогнувъ острый уголъ подл сырной лавки, летитъ на край площади, назначенной для рынка. М-ръ Снодграсъ млетъ и дрожитъ, выражая энергическими знаками свое внутреннее безпокойство.
Но вотъ, наконецъ, възжаютъ они на обширный дворъ гостинницы дилижансовъ, гд стоятъ уже свжіе и бодрые кони, украшенные блестящей сбруей. Кучеръ бросаетъ возжи, спрыгиваетъ съ козелъ, и вслдъ за нимъ опускаются на землю верхніе пассажиры, за исключеніемъ джентльменовъ, не совсмъ увренныхъ въ своей способности съ приличною ловкостью взобраться опять на свои мста. Эти господа остаются па имперіал, хлопаютъ руками и бойко стучатъ нога объ ногу, между тмъ, какъ ихъ жадные глаза и красные носы устремляются на яркій огонь за буфетомъ трактира и на свжіе листья остролистника, украшающаго окна своими блестящими ягодами {Можетъ быть, не всмъ извстно, что остролистникъ, holly — вчно зеленое дерево съ красными и желтыми ягодами, изъ породы іlех — играетъ въ Англіи на святкахъ такую же роль, какъ въ Германіи и y насъ въ Петербург елка наканун Рождества. Прим. перев.}.
Кондукторъ между тмъ передалъ, кому слдуетъ, срый бумажный пакетъ, вынутый имъ изъ маленькаго мшечка, повшеннаго черезъ его плечо на кожаномъ ремн, тщательно осмотрлъ заложенныхъ лошадей, сбросилъ на мостовую сдло, привезенное имъ изъ Лондона на кровл дилижанса, и произнесъ нсколько замчаній по поводу бесды между кучеромъ и конюхомъ, разсуждавшими о гндомъ жеребчик, который имлъ несчастіе въ прошлую поздку испортить одну изъ своихъ переднихъ ногъ. Затмъ, кондукторъ и м-ръ Уэллеръ снова засдаютъ сзади на своихъ мстахъ, кучеръ красуется на козлахъ, старый джентльменъ, смотрвшій въ окно извнутри кареты, задергиваетъ стекло, и все обнаруживаетъ готовность пуститься снова въ дальнйшій путь, за исключеніемъ "двухъ толстенькихъ джентльменовъ", о которыхъ кучеръ уже минуты дв заботится и разспрашиваетъ съ видимымъ нетерпніемъ. Еще одна минута, и сильная тревога поднимается на широкомъ двор. Кучеръ, кондукторъ, Самуэль Уэллеръ, м-ръ Винкель, м-ръ Снодграсъ, вс конюхи и вс праздные зваки, имъ же нтъ числа, кричатъ во все горло, призывая къ своимъ постамъ отставшихъ джентльменовъ. Раздается отдаленный отвтъ съ противоположнаго конца: м-ръ Пикквикъ и м-ръ Топманъ бгутъ взапуски, едва переводя духъ: были они въ буфет, гд промачивали свои застывшія горла двумя стаканами горячаго пунша, и пальцы м-ра Пикквика окоченли до того, что онъ провозился пять минутъ, прежде чмъ усплъ вытащить изъ кошелька шесть пенсовъ, чтобъ вручить буфетчику за пуншъ.
— Скоре, господа! — кричитъ нетерпливый кучеръ.
— Скоре господа! — повторилъ кондукторъ.
— Какъ вамъ не стыдно, господа! — возглашаетъ старый джентльменъ, считавшій неизъяснимымъ безстыдствомъ бгать изъ кареты, когда честный пассажиръ долженъ дорожить каждою минутой.
М-ръ Пикквикъ карабкается по одну сторону, м-ръ Толманъ по другую, м-ръ Винкель кричитъ "шабашъ!" Самуэль Уэллеръ гласитъ «баста», и дилижансъ благополучно трогается съ мста. Шали приходятъ въ движеніе на джентльменскихъ шеяхъ, мостовая трещитъ, лошади фыркаютъ, несутся, и пассажиры опять вдыхаютъ въ открытомъ пол свжій воздухъ.
Дальнйшее путешествіе м-ра Пикквика и его друзей на мызу Дингли-Делль не представляетъ ничего слишкомъ замчательнаго, особенно въ ученомъ смысл. Само собою разумется, что они останавливались въ каждомъ трактир для утоленія своей жажды горячимъ пуншомъ, который въ то же время долженъ былъ предохранить ихъ джентльменскіе носы отъ злокачественнаго вліянія мороза, оковавшаго землю своими желзными цпями. Наконецъ, въ три часа за полдень, они остановились, здравы и невредимы, веселы и спокойны, въ гостиниц "Голубого льва", что въ город Моггльтон, гд нкогда удалось имъ присутствовать на гражданскомъ пиршеств криккетистовъ.
Подкрпивъ себя двумя стаканами портвейна, м-ръ Пикквикъ принялся свидтельствовать своихъ устрицъ и знаменитую треску, вынырнувшую теперь изъ ящика на привольный свтъ, какъ вдругъ кто-то слегка дернулъ его сзади за подолъ шинели. Оглянувшись назадъ, ученый мужъ съ изумленіемъ и радостью увидлъ, что предметъ, вздумавшій такимъ невиннымъ и любезнымъ способомъ обратить на себя его джентльменское вниманіе, былъ не кто другой, какъ любимый пажъ м-ра Уардля, извстный читателямъ этой достоврной исторіи подъ характеристическимъ титуломъ "жирнаго парня".
— Эге! — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Эге! — сказалъ жирный парень.
И сказавъ это, жирный парень съ наслажденіемъ взглянулъ на устрицъ, на треску и облизнулся. Былъ онъ теперь еще нсколько жирне, чмъ прежде.
— Ну, какъ вы поживаете, мой юный другъ? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.
— Ничего, — отвчалъ жирный толстякъ.
— Вы что-то очень красны, любезный другъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Можетъ быть.
— Отчего бы это?
— Да, я вздремнулъ малую толику на кухн, въ ожиданіи вашей милости, — отвчалъ толстякъ, покоившійся невиннымъ сномъ въ продолженіе нсколькихъ часовъ, — я пріхалъ сюда въ телжк, въ которой хозяинъ приказалъ мн привести домой вашъ багажъ. Онъ хотлъ было послать со мною верховыхъ лошадей, да разсудилъ, что, можетъ быть, вы вздумаете лучше пройтись пшкомъ до Дингли-Делль, такъ какъ, видите ли, теперь довольно холодно.