Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
Были еще среди комнаты два или три человка, которые вели между собою одушевленный разговоръ. Тутъ же слабая и худощавая женщина, вроятно, жена одного изъ арестантовъ, поливала съ большимъ стараніемъ одряхлвшій остовъ какого-то растенія, которому, очевидно, не суждено было разрастись свжими и зелеными листьями въ этомъ мст.
Таковы были предметы, представившіеся глазамъ м-ра Пикквика, когда онъ озирался вокругъ себя съ безмолвнымъ изумленіемъ. Необычайный шумъ при вход въ комнату какого-то лица вдругъ пробудилъ его вниманіе. Обернувшись къ дверямъ, м-ръ Пикквикъ
— М-ръ Пикквикъ? — вскричалъ Іовъ.
— Э? — воскликнулъ Джингль, припрыгивая на своемъ мст. — М-ръ… Такъ оно и есть… странное мсто… по дломъ вору и мука… самъ виноватъ… да!
Съ этими словами м-ръ Джингль опустилъ но бокамъ руки туда, гд когда-то были его карманы, и, склонивъ подбородокъ на грудь, упалъ опять на стулъ.
М-ръ Пикквикъ былъ глубоко растроганъ при вид этихъ двухъ негодяевъ, доведенныхъ до ужаснаго состоянія нищеты. Не нужно было никакихъ объясненій: невольный и жадный взглядъ м-ра Джингля на кусокъ баранины, принесенный ему сердобольнымъ Іовомъ, краснорчивйшимъ образомъ истолковалъ ему всю сущность дла. Кротко и ласково взглянулъ онъ на Джингля и сказалъ:
— Мн бы хотлось поговорить съ вами наедин, любезнйшій: не хотите-ли со мной выйти на минуту?
— Съ большимъ удовольствіемъ, — отвчалъ Джингль, быстро вставая съ мста — паркъ съ ршетками… стны зубчатыя… лужайка романтическая… не велика… для публики всегда открыта… владльцы дома на дач… хозяйка отчаянно заботится о жильцахъ… да.
— Вы забыли надть сюртукъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, когда они вышли изъ дверей?
— Нечего забывать, — отвчалъ Джингль. — Въ заклад… хорошая родня… дядя Томъ… нельзя… надобно сть… натура требуетъ пищи.
— Что вы подъ этимъ разумете?
— Послдній сюртукъ, почтеннйшій… былъ, да сплылъ… физическія нужды… тлесныя потребности… человкъ немощенъ. Кормился сапогами… дв недли. Шелковый зонтикъ… слоновая рукоятка… еще недлю… честное слово… спросите Іовъ… все знаетъ.
— Кормился три недли сапогами и шелковымъ зонтикомъ со слоновой рукояткой — Боже мой! — Что это значитъ? — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, который читывалъ о подобныхъ вещахъ только въ описаніяхъ кораблекрушеній.
— Сущая правда, — подтвердилъ Джингль, тряхнувъ головой. — Все спустилъ въ лавку ростовщика… небольшія деньги… огромные проценты… ничего нтъ больше… вс они мерзавцы.
— А! — сказалъ м-ръ Пикквикъ, успокоенный нсколько этимъ объясненіемъ. — Теперь я понимаю васъ. Вы заложили свой гардеробъ ростовщику.
— Все до послдней рубашки… Іовъ тоже… тмъ лучше… прачк не платить, Скоро шабашъ… слягу въ постель… умру… по дломъ вору и мука… шабашъ!
Вс эти будущія подробности своей жизненной перспективы м-ръ Джингль передалъ съ обыкновенною торопливостью, поминутно моргая глазами и корча свою физіономію въ жалкую улыбку. Но м-ръ Пикквикъ легко замтилъ это неискусное притворство, и ему даже показалось, что глаза Джингля были увлажены слезами. Онъ бросилъ на него взглядъ, исполненный самаго глубокаго состраданія.
— Почтенный человкъ, — пробормоталъ Джингль, закидывая свою голову и съ чувствомъ пожимая руку м-ра Пикквика. — Неблагодарный песъ… стыдно плакать… не ребенокъ… не выдержалъ… лихорадочный пароксизмъ… слабость… болзнь… голоденъ. Заслужилъ по дламъ… сильно страдалъ… очень… баста!
И, не чувствуя боле силъ притворяться хладнокровнымъ, несчастный человкъ слъ на лстничной ступени, закрылъ лицо обими руками и зарыдалъ, какъ дитя.
— Ну, полно, полно, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, растроганный до глубины души. — Вотъ я посмотрю, что можно для васъ сдлать, когда будутъ приведены въ извстность вс обстоятельства нашего дла. Надобно поговорить съ Іовомъ. Да гд онъ?
— Здсь я, сэръ, — откликнулся Іовъ, выступая на лстничную ступень.
Описывая въ свое время наружность этого молодца, мы сказали, кажется, что глаза y него заплыли жиромъ; но теперь, въ эпоху нищеты и скорби, они, повидимому, хотли выкатиться изъ своихъ орбитъ.
— Здсь я, сэръ, — сказалъ Іовъ.
— Подойдите сюда, любезный, сказалъ м-ръ Пикквикъ, стараясь принять суровый видъ, между тмъ, какъ четыре крупныя слезы скатились на его жилетъ.
Іовъ подошелъ.
— Вотъ вамъ, любезный, вотъ вамъ!
Что! пощечину? Когда говорятъ: "вотъ вамъ!" такъ обыкновенно разумютъ пощечину на вседневномъ язык. И м-ръ Пикквикъ, разсуждая эгоистически, могъ бы при этомъ удобномъ случа разразиться самою звонкою пощечиной: онъ былъ обманутъ, одураченъ и жестоко оскорбленъ этимъ жалкимъ негодяемъ, который теперь совершенно былъ въ его рукахъ. Но должны-ли мы сказать всю правду? Въ карман м-ра Пикквика произошелъ внезапный звонъ, и когда, вслдъ за тмъ, онъ протянулъ свою руку горемычному Іову, глаза его заискрились живйшимъ удовольствіемъ, и сердце переполнилось восторгомъ. Совершивъ этотъ филантропическій подвигъ, онъ, не говоря ни слова, оставилъ обоихъ друзей, пораженныхъ превеликимъ изумленіемъ.
По возвращеніи въ свою комнату, м-ръ Пикквикъ уже нашелъ тамъ своего врнаго слугу. Самуэль обозрвалъ устройство и мебель новаго жилища съ чувствомъ какого-то угрюмаго удовольствія, весьма интереснаго и забавнаго для постороннихъ глазъ. Протестуя энергически противъ мысли о постоянномъ пребываніи своего господина въ тюремномъ замк, м-ръ Уэллеръ считалъ своею нравственною обязанностью не приходить въ восторгъ отъ чего бы то ни было, что могло быть сдлано, сказано, внушено или предложено въ этомъ мст.
— Ну, что, Самуэль? — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Ничего, сэръ, — отвчалъ м-ръ Уэллеръ.
— Помщеніе довольно удобное, Самуэль?
— Да, такъ себ,- отвчалъ Самуэль, озираясь вокругъ себя съ недовольнымъ видомъ.
— Видли-ли вы м-ра Топмана и другихъ нашихъ друзей?
— Видлъ всхъ. Завтра будутъ здсь, и мн показалось очень страннымъ, что никто изъ нихъ не захотлъ придти сегодня, — отвчалъ Самуэль.
— Привезли вы мои вещи?
Въ отвтъ на это м-ръ Уэллеръ указалъ на различные пачки и узлы, симметрически расположенные въ углу комнаты.