Замыкание

Лесунова Валентина

– Для "Гамлета". Обновлял, - ответил Яков.

– Сын из любви к отцу погиб смертью храбрых. Я бы сказал, самый народный спектакль, - усмехнулся высокий юноша.

Яков хмыкнул. Нина шагнула к Коле и прижалась к нему. Но ей этого было мало, она обхватила его за шею, и, поднявшись на цыпочки, поцеловала в губы. Софья завидовала ей, но пыталась скрыть улыбкой и боялась, что улыбка получилась неестественной, и все поняли ее состояние. В борьбе с собой не заметила, что высокий юноша смотрел на нее.

–

Вы Соня?
– он коснулся ее руки, это волнующее "вы", она почувствовала, что краснеет.
– Меня зовут Григорий.

Уже догадалась: Григорий Шорохов - одноклассник брата, недавно был зачислен на философский факультет.

По тому, как стеснительная сестра уютно расположилась в кресле, Софья поняла, не впервые здесь, а ведь скрыла. Что она еще скрывала?

Софья не сразу поняла, что Яков обращался к ней:

– Вы кофе будете пить?
– она кивнула и почувствовала, что опять краснеет.

Над тумбочкой, где стояла раскаленная докрасна электроплита, висел портрет мужчины в темном парике и с темными усами. Взгляд в упор, полуопущенные веки и сжатый рот придавали ему надменное выражение. Он был в черном, подбородок упирался в белый воротник, одежда эпохи раннего возрождения, - безошибочно определила она, насмотревшись художественных альбомов брата.

Портрет Якова? Почему нет? Ведь это театр, во что угодно можно нарядиться, и никто не назовет сумасшедшим. Приклеил усы, нахлобучил парик на голову, остальное - дело техники. Сходство усиливал белый воротник рубашки и черный пиджак.

В черном костюме она его редко видела. На регистрацию брака он пришел в свитере и джинсах, демонстрируя независимость, и у него получилось, дежурная по загсу обошлась кратким объявлением их мужем и женой.

"Это Рене Декарт, - шепотом объяснила сестра, - любимый философ Якова".

Она вгляделась в портрет, с чего взяла, что похожи? Декарт волоокий, разве что рот и подбородок как у Якова.

Необычно, что у кого-то был любимый философ и глупенькая сестра об этом знала.

Яков готовил кофе, она вдыхала густой аромат и следила за движениями больших и ловких рук, - фигура великана, склонившегося над плиткой, завораживала, как завораживал взгляд Декарта над его головой.

Он поставил кофеварку на стол и с полки достал белые чашки с вишенками, одну поставил перед ней, другую - возле себя, остальным - граненые стаканы.

Поминали Василия Рислингом. Яков запрещал крепкие напитки.

Разговор начал Григорий:

– Не ожидал, честно, что в Москву поступишь, молодец, будущая знаменитость, - обратился он к Ивану.

На слове "знаменитость" голос сорвался на визг, Яков будто не заметил, он тоже обратился к брату:

– Учти, Ваня, придется вкалывать, это тебе, не когда захочу

красками мазать, а когда надо. Это серьезно, это через не могу.

Григорий натужно кашлял, старательно изображая простуду. Иван покачивался на табурете, положив ногу на ногу, обхватив колени руками. Яков поднялся и навис над ним, перекатываясь с пятки на носок. Они качались в унисон. Значимость момента: учитель наставлял ученика, - толчок, от которого зависела траектория полета.

Нина полулежала в кресле, подол юбки задрался, обнажив ноги почти до трусов. Свет от настольной лампы освещал ее губы в улыбке. Глаза оставались в тени, и непонятно, куда она смотрела. Но хорошо видно, что Григорий смотрел на нее. Коля ничего не замечал. Наконец, Григорий, повернувшись к Якову, кивнул на портрет Декарта.

– Как говорил Рене, реальность то, что имеет прошлое. Так?
– он уже справился с зажимом в горле.
– Так? А, дядя Яша? Этим реальность отличается от сна. Не странно ли, ему зачем-то надо было понять, где сон, а где не сон.

Он опять смотрел на Нину, и она все также улыбалась. Улыбка Джульетте не шла, Ромео опустил голову.

– Что тут странного?
– хмыкнул Яков.

– Зачем ему выяснять, что есть что? Я не путаю, вы не путаете, мы все не путаем, а ему надо было удостовериться, спит он или не спит. Может, от недостатка кислорода? Раньше ведь свечи жгли, в больших количествах. И критерий сомнительный: у реальности есть прошлое, у сна его нет. А как быть, если снятся те, кто умер? Нет, все же что-то наркотическое в этом есть. Не кажется ли вам?

Он смотрел на Нину.

– Нет, не кажется. Я не нарколог. Нормальный человек понимает Декарта без подтекста. Нормальный, - повторил Яков.

– Что значит, нормальный?- Григорий резко повернулся.

– Тот, кто не кукарекает, - Яков вплотную приблизился к Григорию, тому пришлось запрокинуть голову.

– Декарт считал, что сны не имеют прошлого. А мне, как назло, недавно приснилась моя первая учительница. Жаль, она умерла.

– Похвально, учительниц надо помнить. Только зачем ты об этом рассказываешь?
– он нависал над Григорием.

Наступила пауза, Софья боялась, что они начнут ссориться, но вмешался Коля:

– Как бы хотелось, чтобы смерть отца была лишь кошмарным сном. Проснулся, а он живой.

– Дядь Яш. Отец Коляна умер, но он же был. Если был, значит, реален?

– Все реальное имеет прошлое, и оно влияет не только на настоящее, но и на будущее.

– А умерший? Он как?- перебил Григорий, - он ведь тоже может влиять на настоящее и будущее, еще как. И никуда не деться. Его нет в реальности, а он влияет, - он возбудился.
– Но если взорвется, все погибнем, куда денется и настоящее и будущее? Да и кому все это нужно.