Западноевропейская поэзия XХ века. Антология

Коллектив авторов

КУПЛЕТ О СТАКАНЕ ВИНА

Когда тронется поезд, не надо махать мне платком, Ни рукой, ни зонтом. Но, наполнив стакан свой вином, ты до самого дна Вслед бегущему поезду Выплесни длинное пламя вина, Чтоб метнулось оно мне вослед, Это терпкое, это кровавое пламя, Которое, словно язык, прикасалось к губам И оставило след над твоими губами. 1942

ЭПИТАФИЯ

Я жил в суровый век. Давным-давно я умер. Я жил настороже, был ко всему готов. Честь, благородство, ум томились в клетках тюрем. Но я свободным был, живя среди рабов. Я жил в суровый век, но мрак мне взор не застил, Я видел ширь земли, я видел небосвод, Дни солнечные шли на смену дням ненастья, И было пенье птиц и золотистый мед. Живые! Это все — теперь богатство ваше. Его храните вы? Возделана ль земля? Снят общий урожай? И хорошо ль украшен Тот город, где я жил и где боролся я? Живые! Я в земле — мой прах топчите смело: Нет

больше у меня ни разума, ни тела.

ЖАК ПРЕВЕР

Жак Превер(род. в 1900 г.). — С 1926 по 1929 г. участвовал в движении сюрреалистов, затем сотрудничал с театром «Группа Октябрь», гастролировавшим в СССР в 1933 г. До войны был известен главным образом как сценарист. В 1946 г. выпустил сборник стихотворений «Слова», ва которым последовали «Истории» (1946), «Зрелище» (1951), «Дождь и вёдро» (1956), «Дребедень» (1966). Стихи Превера чужды всякой псевдосложности, герметичности; они берут свои истоки в народном словотворчестве и обращены к народу; сохраняя естественную интонацию живой речи, с ее неожиданными паузами и отступлениями, они наделяют новым, подчас парадоксальным смыслом обыденные вещи и явления. Многие стихк Превера, положенные на музыку, стали популярными песнями.

Стихи Превера (в переводе М. Кудинова) выходили в изд-ве «Прогресс» в 1960 и 1967 гг.

СТИРКА

Перевод М. Кудинова

О страшный, удивительный запах умирающей плоти, от которого листья в саду желтеют и падают, словно настала осень… Этот запах, откуда он? Из дома, где живет господин Эдмон, глава семьи, глава канцелярии, сегодня день стирки, это запах семьи, и глава семьи, глава канцелярии вокруг семейного ходит корыта и фразой любимой, фразой избитой сотрясает воздух опять и опять: «Грязное белье надо дома стирать!» Все семейство столпилось вокруг корыта, содрогаясь от ужаса и стыда, семейство кудахчет, семейство стирает, и снова трет, и снова стирает, и на пол стекает, стекает вода. Котенок, который все это слышит, хотел бы сбежать отсюда на крышу, потому что котенка от стирки тошнит, тошнит от этой возни у корыта, но как сбежать, если окна закрыты, и дверь закрыта, и ключ торчит? …………………………….. Вдруг раздаются рыданья и стоны, и лапками уши зверек затыкает, потому что котенку жалко девчонку, это она кричит и рыдает, это она, хозяйская дочка, причина гнева, причина волнений, она в корыте, и щеткой колючей папаша дочь свою трет в исступленье. На ней пятно, на хозяйской дочке, и вот принялась вся семья стирать хозяйскую дочь, которая кровью исходит, кричит, но не хочет, не хочет чье-то имя назвать. Глава семейства рычит, как зверь: «Язык за зубами держите теперь!» Одно лишь ясно дочкиной маме: «Пусть все останется между нами». Кричат сыновья, и кузины, и тетки, кричит попугай, на жердочке сидя, и крики бушуют и жгут, как пламя: «Пусть все останется между нами». О честь семьи, честь отца и сына, честь попугая Святого Духа! Беременна дочь, отличилась девчонка, но кто же, кто же отец ребенка? Во имя отца и во имя сына, во имя попугая Святого Духа, пусть все останется между нами! Уселась на край корыта старуха и смотрит на внучку злыми глазами, сплетая венок из мертвых цветов тому, кто на свет появиться готов, чтоб опозорить семейное знамя. Как виноград выжимают в давильне, так в этой давильне семейной чести, сбросив ботинки, топчут ногами, порознь топчут девчонку и вместе. ………………………………… Но вот на часах половина второго, и наступает затишье снова. Глава семьи, глава канцелярии на голову надевает головной убор, и, выйдя на главную улицу города, шагает, смотря на прохожих в упор, шагает по направлению к своей канцелярии, и когда он переступает ее порог, то воздух канцелярии оглашают приветы: начальник с подчиненными совсем не строг. Начищены до блеска его штиблеты, и выпачканы кровью ног.

ГОЛОДНОЕ УТРО

Перевод М. Кудинова

Он страшен, стук этот слабый, когда разбивают о стойку крутое яйцо; он страшен, если всплывает в памяти человека, которому голод сводит лицо; и страшна голова человека, которому голод сводит лицо, когда человек, в шесть утра подойдя к магазину, глядит на витрину и налиты ноги его свинцом. Он видит голову цвета пыли, но он рассматривает совсем не ее, ему наплевать на свое отражение, которое появилось на стекле витрины, он думает не о нем, в его воображении — голова другая, совсем другая: ему мерещится голова телячья, голова телячья с острой приправой или голова все равно какая, лишь бы она съедобной была. У человека шевелится челюсть совсем тихонько, совсем тихонько, и он тихонько скрежещет зубами, потому что весь мир смеется над ним, а он бессилен перед этим миром, и он начинает считать на пальцах — один, два, три, один, два, три, три дня без еды, три дня без еды, и все три дня он твердил напрасно: «Так продолжаться больше не может»; но это продолжается три дня, три ночи, совсем без еды… А тут, за витриной, эти паштеты, бутылки, консервы, мертвые рыбки в консервных банках, консервные банки за стеклом витрины, стекло витрины под охраной ажанов, ажаны с дубинками под охраною страха — сколько баррикад для несчастных сардинок!.. Немного поодаль — двери бистро, кофе со сливками, хруст пирожков, человек шатается, у него в голове туман

слов, туман слов: сардины в банках, крутые яйца, кофе со сливками, кофе с ромом, кофе со сливками, взбитые сливки, убитые сливки, кофе с кровью… Человек, почитаемый в своем квартале, был среди бела дня зарезан; убийца-бродяга украл у него два франка, что значит: кофе со сливками (по счету семьдесят пять сантимов), два ломтика хлеба, намазанных маслом, и двадцать пять сантимов на чай официанту. Он страшен, стук этот слабый, когда разбивают о стойку крутое яйцо, он страшен, если всплывает в памяти человека, которому голод сводит лицо.

КАК НАРИСОВАТЬ ПТИЦУ

Перевод М. Кудинова

Сперва нарисуйте клетку с настежь открытою дверцей, затем нарисуйте что-нибудь красивое и простое, что-нибудь очень приятное и нужное очень для птицы; затем в саду или в роще к дереву полотно прислоните, за деревом этим спрячьтесь, не двигайтесь и молчите. Иногда она прилетает быстро и на жердочку в клетке садится, иногда же проходят годы — и нет птицы. Не падайте духом, ждите, ждите, если надо, годы, потому что срок ожидания, короткий он или длинный, не имеет никакого значения для успеха вашей картины. Когда те прилетит к вам птица (если только она прилетит), храните молчание, ждите, чтобы птица в клетку влетела, и, когда она в клетку влетит, тихо кистью дверцу заприте, и, не коснувшись ни перышка, осторожно клетку сотрите. Затем нарисуйте дерево, выбрав лучшую ветку для птицы, нарисуйте листву зеленую, свежесть ветра и ласку солнца, нарисуйте звон мошкары, что в горячих лучах резвится, и ждите, ждите затем, чтобы запела птица. Если она не поет — это плохая примета, это значит, что ваша картина совсем никуда не годится; но если птица поет — это хороший признак, признак, что вашей картиной можете вы гордиться и можете вашу подпись поставить в углу картины, вырвав для этой цели перо у поющей птицы.

ПАРИЖ НОЧЬЮ

Перевод М. Кудинова

Три спички, зажженные ночью одна за другой: Первая — чтобы увидеть лицо твое все целиком, Вторая — чтобы твои увидеть глаза, Последняя — чтобы увидеть губы твои. И чтобы помнить все это, тебя обнимая потом, Непроглядная темень кругом.

ВСЕ МЕНЬШЕ И МЕНЬШЕ

Перевод М. Кудинова

Все меньше и меньше остается лесов! Их истребляют, Их убивают, Их сортируют И в дело пускают, Их превращают В бумажную массу, Из которой получают миллиарды газетных листов, Настойчиво обращающих внимание публики На крайнюю опасность истребленья лесов.

КОТ И ДРОЗД

Перевод М. Ваксмахера

В деревне — беда. Люди печально слушают раненого дрозда. Слушают, как единственный в деревне дрозд последнюю песню поет, потому что единственный в деревне кот наполовину сожрал дрозда. И вот умолкает дрозд навсегда, и сытый кот восвояси бредет, облизываясь на ходу, и деревня роскошные похороны устраивает дрозду. Давно не видали таких похорон! В качестве гостя почетного кот приглашен. В процессии траурной степенно шагает кот. Девочка соломенный гробик несет, несет и горько-прегорько плачет. И говорит ей кот: «Да если б я знал, что дрозд в твоей жизни так много значит, я бы его целиком сожрал, а тебе бы сказал, что дрозд улетел далеко-далеко, в края, из которых вернуться домой нелегко, и что, пожалуй, он никогда не вернется, и ты бы чуть-чуть погрустила, но не стала бы слезы лить… Ах, нужно любое дело до конца доводить!»

НАПЛЕВАТЬ ВАМ НА ТЕХ

Перевод М. Ваксмахера

Впустите скорее собаку, покрытую грязью, Наплевать вам на тех, кто не любит собак и гнушается грязи, Впустите, впустите собаку, которая вся, от хвоста до загривка, заляпана грязью, Наплевать вам на тех, кто гнушается грязи, Кто не знает собак, Не понимает собак И не ведает грязи, Впустите собаку, Дайте ей отряхнуться от грязи, Собаку можно отмыть, Грязь можно отмыть, Воду тоже можно отмыть, Но никак не отмоешь того, Кто твердит, что он любит собак При одном лишь условии, что… Нет, собака, покрытая грязью, чиста, Грязь тоже чиста, И даже вода Иногда бывает чиста, А те, кто твердит: «При одном лишь условии, что…» — Не бывают чисты Никогда.

РАЙМОН КЕНО

Перевод М. Кудинова

Раймон Кено(наст. имя — Мишель Прель; род. в 1903 г.). — Был банковским служащим, сотрудником коммерческих фирм, хроникером; с 1936 г. — ответственный секретарь издательства «Галлимар». В 1924–1929 гг. — активный участник сюрреалистического движения. Пегаое крупное произведение — «Дуб и пес» (1937) — нечто вроде антибиографии в нарочито прозаизированных стихах, полных вывернутых наизнанку прописных истин, игры слов, черного юмора, насмешек над пошлостью буржуазной действительности. Автор ряда поэтических сборников («Маленькая карманная космогония», 1950; «Если ты думаешь», 1952; «Сонеты», 1958; «Деревенские прогулки», 1968), романов («Холодные дни», 1936; «Зази в метро», 1959), нескольких эссе.