Запах разума
Шрифт:
Я обалдел. Просто замер - потому что запах вышел совершенно точный. От нас так разило, когда мы завалились к ним в дом: потом, грязным телом, пропотевшим тряпьём, наверное - казармой...
И я показал на себя. И он показал на меня. Но на этом не закончил.
Он убрал этот запах в кулак. Схлопнул. И сделал другой. Он разговаривал со мной запахами, как с малышом - простыми словами: "бибика", "ав-ав", "кака". Медленно и раздельно - и я понимал, сам от этого ошалевая.
Потому что он сделал запах Серёги, уже чистого. Не знаю, как описать... запах угрозы. Адреналина?
– Сергей?
– говорю.
– Нож?
– Зергей, - сказал Лангри.
– Зергей, гзи-ре.
– Он дурак, - ляпнул я.
– Убери, фигня, он ничего такого, - и сжал ему кулак.
– Это не считается.
А Лангри тронул меня за щёку. Оставил след запаха, тонкого-тонкого. Почти одного тепла - я не сообразил, что он имеет в виду.
– Это что?
– говорю.
– Вот тут - не понимаю?
И тогда он опять - раздельно. Железо - нож. И вдруг - тоже железный, густой, тяжёлый запах, тошный. Я сперва подумал - что за хрень?
– и вдруг дошло.
Кровь.
– Нет, нет, - говорю.
– Хен. Так нельзя. Нет.
Лангри посмотрел мне прямо в лицо, внимательно. Испытывающе. И убрал запах крови, медленно, как гаснет свет в кино - мне показалось, что какой-то следок его в воздухе остался.
– Ты ему не веришь, - говорю.
– До конца поверить и мне не можешь. Ну, что... ты прав. Он слегка чокнутый. А мы - люди. Иногда и сами не понимаем, что выкинем в следующий момент. Но, ты знаешь... я очень постараюсь, чтобы ничего плохого не случилось. Честное слово.
Тогда Лангри чуть-чуть усмехнулся. Кажется, он, как наши мужики, меня не очень принимал всерьёз. Ну да, занятые люди, а я у них гирей на ногах висю. Или вишу.
– Дзон, - говорит.
– Дзениз, чен-ге...
И пошёл вниз. "Дзон" сказал, позвал - и я тоже стал спускаться. Я решил, что постараюсь всё понять, я нашим буду переводчиком, если надо, и для лицин тоже буду. Ведь правда же, надо, чтобы хоть кто-то из наших понимал, что происходит. И как тут всё устроено, кстати.
Мы спустились в прихожую - и тут вдруг в неё с улицы вошёл парень в дождевике. То есть, мне показалось, что парень, потому что девушки у их народа гораздо мельче, а он был довольно крупный. А может, дело в запахе... в общем, создавалось впечатление, что мужчина.
Ручаюсь, я его ещё не видел - и на обеде его не было. Он был очень уж приметный - полосатый, как бродячий кот: по серому шли чёрные фигурные полоски, чёрная чёлка торчала из-под капюшона. И одет почти что по-человечески: дождевик-распашонка, с рукавами, с капюшоном, из серебристой непромокаемой ткани - вода по ней скатывалась каплями - и серебристые высокие сапоги... ну, да, штаны лицин не носят. Поэтому дождевик ниже бёдер, а дальше просто ноги.
Он скинул капюшон, встряхнулся, как пёс - и увидел меня. Или учуял. Поразился так, что замер на месте, только нос раздувался - люди смотрят во все глаза, а лицин нюхают во все ноздри.
И спросил, вслух. А Лангри ответил словами кратко, но целой волной запахов. Я не успевал
Лангри иногда передавал запах, чуть не сказал, дословно. Нас - как мы пахли на самом деле. Обед - тоже так, как он в действительности пахнул. Но ещё, как я думаю, там были и всякие абстрактные вещи, этакие комментарии, примечания - и это мне уже было не расшифровать.
Я себя чувствовал, будто учил их язык по книжке с картинками. Простые конкретные вещи понимаю, а посложнее - шиш.
Яблоко можно нарисовать. Кошку - можно. А вот доброту или тревогу - попробуй!
Но, с другой стороны... я ведь понимал, что Лангри взвинчен и тревожится. И я понимал именно потому, что запахи он выдавал тревожные и недобрые - в смысле, вызывающие такие ощущения. А с третьей стороны, может, мне и казалось. Люди иногда додумывают.
Новый снял дождевик, остался в плетёной сетке, плотнее, чем у девушек, но всё равно сквозной; дождевик повесил на стену, на сучок, как на вешалку. Ага, он был мужчина. А тяжело привыкнуть, вообще говоря, к тому, что вокруг все ходят... не то что нагишом, нет. Лицин в нашем смысле вообще не могут нагишом - они же шерстяные. Просто штаны не носят.
И причиндалы странно выглядят. В таком шерстяном чехле, как у псов. Но всё равно.
Зачем же им одежда вообще, если она ничего не закрывает?
А полосатый подошёл и нюхнул меня в нос. Коротко, вообще ни о чём - так спрашивают на бегу "Как дела?", а ответ не слушают. Его не интересовал мой запах - ему Лангри всё популярно объяснил.
– Ген-дол, - говорит.
– Дзениз, ген золминг.
Я несколько секунд тупил, пока Лангри не помог: хмыкнул - "Золминг, Золминг" - и ткнул в грудь полосатому пальцем. И в себя: "Лангри, ген-дол". Ага.
А Золминг слушал и... вроде, ему обязательно надо было что-то сделать, но хотелось дослушать. И они с Лангри пошли к лестнице, Лангри ещё кивнул мне - "дзон" - и по дороге разговаривали запахами и словами. Обо мне, потому что "Дзениз" и "люди", и ещё о чём-то, чего я никак не мог понять.
Вернее всего, что тоже обо мне. В смысле - обо всех нас.
И я решил, что Лангри как-то вызвал этого парня из другого места. Может, оторвал от дела. Но позвал, чтобы помочь что-то с нами решить.
А я даже не мог ничего сказать - ни согласиться, ни возразить. Я просто за ними шёл, а они спустились в подвал. Подвал оказался очень просторным и высоким, пропах зеленью, землёй, смолистым и ещё чем-то непонятным, был освещён тусклым светом - и я увидел, откуда растёт дом.
Там, внизу, были корни. Вот что. Всё в корнях. Я вдруг понял, что весь этот их дом - это громадное живое растение. Может, одно, может, несколько сросшихся, но живое - это совершенно точно. Сюда, в подвал, выходили их выгребные ямы, но дерьмом не тянуло, а тянуло раскопанной землёй - я заглянул краем глаза, походя, и мне показалось, что там живут какие-то существа, червяки или жуки. Я подумал, что они перерабатывают дерьмо в компост, а тем компостом дом постоянно удобряется.