Запах разума
Шрифт:
Плита стеклянная, из тёмного стекла, вроде обсидиана, такими же разводами - где посветлее, где потемнее. В стекле - дырочки, в дырочках горит газ: нам ли газ не знать! Сами на таком готовим. Даже удивительно, что у них тут тоже газ - и я подумал: значит, есть и газопровод. Или у них газ в баллонах?
Металлической посуды на этой кухне не было ни одной ложки: всё стеклянное, деревянное или глиняное. Стеклянная столешница на подставке из толстых веток - а на ней всякие штуковины.
Но Цвик привёл меня не кухню показывать: тут же что-то делали три девушки, они немедленно захихикали и запахли мёдом, как одуванчики. И Цвик хихикнул, но тут же сделал серьёзную мину.
Показал на Гзицино: "Цицино дценг", потом на Дзамиро: "Цицино дценг", потом - на себя: "Цицино дценг". И торжественно - на Ктандизо: "Дзидзиро дценг. Гзи-ре?"
Девушки примолкли, наблюдали за мной. А я смотрел на них и думал.
Цвик, Гзицино и Дзамиро были более-менее одного цвета. Рыжие, золотистые. Цвик - самый рыжий, потом шла Гзицино, а Дзамиро - со светлыми пятнышками у бровей, там, где у Цвика и Гзицино - тёмные. Но Ктандизо - просто блондинка, вообще не из той колоды.
А вот Дзидзиро - тоже рыжая...
И самая старшая.
Ктандизо - её дочка?
И тут меня осенило. Цвик же хочет сказать, что Цицино - его мама! Всего-навсего. Его и его сестрёнок. Дценг - мама. А у Ктандизо - Дзидзиро мама. Ясно.
А гриб при чём?
Тогда я в первый раз и подумал, что, наверное, лицин нельзя понять, если ты человек. Даже если выучить слова - останутся запахи. А в их жизни ничего похожего на нашу жизнь нет.
Как в фантастических романах это просто! Землянин тыкает пальцем: "Звездолёт! Бластер! Компьютер!" - а инопланетянин называет по-своему. А здесь - что тыкать? Как называть?
Дом. Еда. Мама. А остальное? Если дают нюхать гриб, а говорят о матери?
Почти что отчаяние.
– Дценг, - говорю, - ага, - и случайно посмотрел на Гзицино - а она хихикнула и сделала совершенно безумную вещь.
Она задрала свою блузку-сеточку и сунула руку себе в живот. В шерсть.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять. У меня в голову не вмещалось. Это не в живот. Это в меховой карман на животе. Не в одежде, вот в чём самая дикость - а на самом животе!
У неё на животе был карман. Как у кенгуру. И она улыбнулась хитренько и сказала:
– Дзениз, дценг ми, - вытащила руку и пахнула молоком и детским теплом.
Прямое, чёткое, конкретное объяснение.
Я мотнул головой и взглянул на Ктандизо - кажется, мне хотелось, чтобы она меня разубедила. Но она посмотрела, пожалуй, кокетливо - и тоже сунула ладошку себе туда. Прямо сквозь этот свитер из отдельных побегов. А Дзамиро распахнула шаль и тоже показала.
У них были сумки. Как у кенгуру сумки. Меня бросило в жар и даже стало тошно.
Я понял, почему у их девушек нет бюстов. Потому что они носят детёнышей в сумке - и соски там. На животе.
"Дценг" - не "мать". "Дценг" - "сумка". Вот что Цвик сказал. Что он с сестричками - "из одной сумки". Из "сумки Цицино".
Я посмотрел на Цвика. Он наблюдал - и, кажется, догадался, что мне не по себе. Чуть улыбнулся, по-моему, смущённо - и показал мне на живот и себе на живот. Под свитером из зелени было не видно, но я догадался, что у него там... ну... соски тоже там. На животе.
– Да, - говорю.
– У наших девочек дценг - хен.
Но они, похоже, не поняли. Они налили в чашку компота из ягод - и дали мне попить. Очень хорошо сделали, потому что в горле пересохло.
Они - не чебурашки. Они - кенгурушки.
Мы попали в мир сумчатых людей.
Испытатель N25
За этим обедом я отлично понял, чего в действительности стою. Я не получил образования. Я ничего собой не представляю. Мой информационный багаж ничтожен. Я не могу сделать никаких толковых выводов. К тому же я - совершенно бездарный контактёр.
Я, конечно, мечтал, мечтал, читая фантастические романы: уж я бы договорился и с жукоглазыми, и со всеми прочими, да... Нет, к сожалению, не договорился бы. Всё это - инфантильные фантазии, бред подростка, не знающего жизни. В сущности, мы все - ещё мальчишки, а как психологи или ксенологи - и вовсе ничто.
Кроме Дениса.
Я наблюдал, как Денис общается с сообществом лицин, и понимал: в нашей компании всё это время находился гений, а мы - ни сном, ни духом. Я первый думал, что Диня простоват до глупости - и что с меня взять? Я - сноб и дурак. Впервые в жизни я ощущал собственную психическую неуклюжесть - как физическую, до стыда и горящих ушей.
Вот как это делается, господа. Человек просто начинает общаться. Выхватывает, понимает, запоминает, использует чужие слова. Зеркалит чужие жесты - и, видимо, точно попадает в местные традиции. Наш простоватый Динька...
Но остальным моим, так сказать, сопланетянам, кажется, не было никакого дела до этой невероятной работы, которая происходила прямо у них на глазах. Вот и отобедали с ксеноморфами... юрьев день тебе, бабушка. И к моей досаде на себя добавились ещё и стыд за Калюжного и раздражение, вызываемое Виктором.
Кудинов не глуп. Но такие парни дома читают о всевозможных псевдоисследованиях, принимают всерьёз натуральные фальшивки, смотрят телепередачи, "раскрывающие глаза" мирному населению - и обожают рассуждать о происках мировой закулисы. Верят не глазам, а впитанным в кровь и плоть газетным штампам.
Вот ты встретился с потрясающе чужеродной культурой. Смотри же теперь, смотри внимательно, делай выводы и пытайся понять! Но нет - любая непонятная диковинка объясняется с позиций давно устаревших газетных страшилок.
– Зачем, скажи, - пытался я выяснить, - им нужно создавать летающие наноботы в виде насекомых, да ещё и таких достоверных? Объясни мне хотя бы это.
– Да Господи, Боже ты мой!
– раздражался Виктор в ответ.
– Это же секретность! Азы ведь! Да кому я объясняю, салага... у них ведь весь этот гадский лес под колпаком. Ты сам сказал: лаборатория...