Записки об Анне Ахматовой. 1938-1941
Шрифт:
О Слепян она сказала:
«Это не женщина, а какая-то сточная труба».
В полночь, как всегда, вошел Волькенштейн – нарядный, самоупоенный: читал пьесу, был триумф. Все подробно доложил [458] .
NN схватила мою папку (пустую) и вдруг:
– «Ну, Л. К., давайте работать!»
Волькенштейн удалился.
– «Единственное средство», – сказала NN.
Дня два-три тому назад она показала мне письмо из Армии, от очередного незнакомца, благодарящего судьбу, что он живет на земле одновременно с нею. Очень трогательное. Я вспомнила такое же, полученное ею из Армии во время финской войны.
458
Возможно, речь идет о пьесе «Подарок».
– «Я показала его Нае [Городецкой], – сказала NN. – Она очень зло сообщила: «Папа сотни таких получает… " Потом я прочла ей два четверостишия памяти ленинградского
– Как меня ненавидит все семейство, и любит, и завидует мне. Ная оскорблена за отца… Нимфа дня три назад зашла ко мне и сообщила, что перечла «Из шести книг», что это однообразно и очень бедно по языку.
Потом, закрыв дверь на крючок, NN вынула письмо от Пунина и прочла мне вслух. Из больницы. Читала она, опустив руки, своим трогательным тихим нежным и глубоким голосом. Он благодарит ее за доброту (она посылала в Самарканд с оказией посылочку, и поручила одному человеку справиться там о здоровье Н. Н.), просит прощения, пишет о смерти и о том, как он, умирая, вспоминал NN и понял всю ее великую жизнь [460] ).
459
Памяти ленинградского мальчика – по-видимому, «Щели в саду вырыты»; «Мурка, не ходи, там сыч» – БВ, Вечер.
460
Об этом письме Н. Н. Пунина см. с. 199.
NN требует рукопись, а я очень боюсь, что Беньяш подведет снова. Я уже не верю ей и не понимаю, зачем я с ней связалась. Нужно было всё сделать самой, а не полагаться на ее деловитость.
(Дата отрезана. – Е.Ч.) Сегодня отправилась к NN работать над книгой. Беньяш, наконец, принесла рукопись NN, но в совершенно неподобном виде. Я пришла в привычную маршаковскую ярость.
NN была сегодня худа, больна, бледна, измучена. Рано она поднялась. Прочла мне второе стихотворение Вовочке и заплакала [461] . Милая, милая! Сегодня она раздражительна, немилостива. Мы сели читать злополучную книгу, установить порядок стихов. Так как идиотка машинистка под руководством Беньяш переписала стихи не на отдельных страницах и притом в диком беспорядке, то нам все время приходилось резать и клеить. NN делала и то, и другое с неожиданным для меня удовольствием. Ставя даты: издательство требует.
461
«Постучи кулачком – я открою» – БВ, Седьмая книга.
– «Правда, я работаю не как сумасшедшая, а как нормальный человек?» – сказала она.
?
– «Ну, я вообще сумасшедшая: улицу боюсь переходить, писем не могу писать. (Это я с 1915 года)».
В стихотворении «Дальний голос» – «Неправда, у тебя соперниц нет», предложила заменить первое слово: «Сказал мне» [462] .
– «А то будут говорить, что я – лесбианка».
– Бог с вами!
– «Уже говорят. Вязальщицы. Вот до чего доводит вязанье».
462
Стихотворение, напечатанное в ташкентской книге под названием «Дальний голос», начинается словами: «Неправда, у тебя соперниц нет» (с. 104). В последующих ахматовских сборниках стихи опубликованы в новой редакции и без заглавия и начинаются так: «Сказал, что у меня соперниц нет» – БВ, Anno Domini. (Об этом см. также с. 172.)
Когда мы установили цикл «Эпических отрывков», она сказала:
– «Четвертое, конечно: «В том доме было очень страшно жить» [463] ».
Сообщила мне, будто в Москве стал издаваться Религиозный журнал (во главе которого, якобы, стоит Вирта как сын священника), а в Молотове – служили утреню. И потому продиктовала мне «Евдокию», «Исповедь», «А Смоленская…» и просила непременно включить «Из Книги Бытия» [464] .
Сегодня я сдала весь перепутанный Беньяш материал новой машинистке и завтра, если просидеть день над пагинацией и последней проверкой, – можно будет все кончить. Кроме дат: негде взять старые издания NN, а она не помнит.
463
Цикл «Эпические мотивы» был составлен из трех отрывков (БВ, Anno Domini). Третий отрывок – «Смеркается, и в небе темно-синем» – № 37.
«В том доме было очень страшно жить» – № 36. См. также с. 140.
464
Перечислены стихотворения «Плотно сомкнуты губы сухие» и «Исповедь» – БВ, Четки; «А Смоленская нынче именинница» – ББП, с. 171; «Из Книги Бытия» – это «Рахиль» и «Аотова жена» –
Для приватного совещания меня пригласила к себе Радзинская. Она решила кормить NN у себя в семье и справлялась, не будет ли NN дорого – 10 р. в день. Я горячо приветствовала эту идею, потому что от столовых обедов NN, конечно, захворает. Кажется, NN, как и других писателей, открепили от хорошего магазина. Радзинская сказала NN обратное, чтоб ее не тревожить; в случае подтверждения – я позвоню Толстой.
26 / IV Два дня – вчера и позавчера – сплошь провела у NN над ее книгой. Более всего времени ушло на исправление мазни машинисток и Беньяш. Но вчера уже NN прочла книжку всю подряд, внеся свои коррективы.
Мы повесили на дверях объявление: «я работаю». Сели за шахматный столик у окна. С пером в руке, задумчивая, NN выглядела очень величаво.
Она приказала вставить: «И в тайную дружбу с высоким», «Бесшумно ходили по дому», «Он длится без конца» – сказав, что это лучшие ее стихи [465] ). Перечитывая один отрывок из эпических мотивов, она спросила: «Вы чувствуете, что в глубине этого лежат терцины» [466] . Перечитывая «Мужество» – «я хотела: и от срама спасем».
465
Все три стихотворения (БВ, Подорожник; БВ, Белая Стая; БВ, Четки) – в ташкентской книге напечатаны не были. Стихам «И в тайную дружбу с высоким», а также «О нет, я не тебя любила» (ББП, 139) посвящена статья Ирины Кравцовой «Об одном адресате стихотворений Анны Ахматовой» («Русская мысль», 10 января 1992).
466
«В первом Цехе [поэтов], – вспоминала впоследствии Ахматова, – кто-то (Лозинский или Мандельштам) заметил, что мое «В то время я гостила на земле…» – тайные терцины». – «Двухтомник, 1990», с. 454.
Взяла в руки «Anno Domini» (достала у Слетова): – «Насколько эта книга лучше того, что осталось при отборе! Там – чувствуется время, а тут получились какие-то абстрактные, любовные стишки».
И вдруг произнесла строчки:
…коняИ на лугу подснежники белеют,Давным-давно простившие меня.«Как это чудесно. Это – Колины. Он прислал матери с войны. Я так жалею, что не записала. Она обрадовалась, когда я сказала, что это хорошо. Она ведь сама не понимает, она темная, помраченная» [467] ).
467
Коля – Н. С. Давиденков. О нем см.25.
Ахматова цитирует его четверостишие «Подснежники»:
Цветы в снегу! Я ехал между ними,Не торопил усталого коня…Подснежники казались мне святыми,За все грехи, простившими меня.(архив Л.Чуковской)
Если восьмистишия отпечатаны были с пробелом – по четыре строки – NN сердилась: «так никогда нельзя делать. И вообще строф у меня почти не бывает».
Очень беспокоилась о том, что нету дат и не может их вспомнить. Липко обещал достать книги у какой-то дамы, но надул [468] .
27/IV 42 Вечером, поздно, зашла к NN занести и вложить последние перепечатанные страницы. У нее застала Раневскую, которая лежала на постели NN после большого пьянства. NN, по-видимому, тоже выпила много. Она казалась очень красивой, возбужденной и не понравилась мне. Она слишком много говорила – не было ее обычных молчаний, курений – ее обычной сдержанности, тихости. Она говорила, не умолкая и как-то нескромно: в похвалу себе. Приехали какие-то с Памира, стояли перед ней на коленях. Зовут туда. Не вставая. Видела когда-то в каком-то журнале свой портрет с подписью «гений» и т. д. И – откровенности – Вовочка был похож на Леву, потому она его так любила. И Пастернак объяснялся, говорил: Вас я мог бы любить.
468
Владимир Александрович Липко (1912–1980), писатель.
Я ушла, мне не хотелось видеть ее такой.
Раневская, в пьяном виде, говорят, кричала во дворе писательским стервам: – «Вы гордиться должны, что живете в доме, на котором будет набита доска». Не следовало этого кричать в пьяном виде.
Раневская без умолку говорит о своем обожании NN, целует ей руки – и это мне тоже не нравится.
Раневская стала просить у NN книгу в подарок. NN взяла у меня ту, что давала мне на хранение, и подарила Раневской. А я не смела просить ее себе. Могла бы сама догадаться: знает ведь, что моя осталась в Ленинграде. Я опять обиделась.