Застава на Аргуни
Шрифт:
— Елена Ивановна, — проговорил майор, присаживаясь на диван рядом с нею. — Я хочу вам предложить одно ответственное задание. Не очень рискованное, но…
Затянувшаяся пауза насторожила Ланину. Она пристально посмотрела в прищуренные глаза майора.
— Я слушаю вас.
— Задание само по себе несложное. Вы выполните его в несколько дней. Но весьма вероятно, что вас задержат. Возможно, придется признаться в принадлежности к нашей разведке.
Ланина испуганно встрепенулась. По ее лицу разлилась бледность, на виске отчетливо запульсировала голубенькая
Накамура с состраданием подумал: «Судьба всех наркоманок. Доведет тебя, голубушка, этот героин до психиатрической клиники. Пока не курила, была как майский рассвет на Фудзи — румяный, свежий…»
Молодая разведчица задумалась. Она отлично понимала, на какой опасный путь толкает ее Накамура.
— Весьма вероятно, что русские захотят вас использовать. Если будет с их стороны предложение, соглашайтесь! — продолжал майор уже тоном не уговора, а приказа. — Через некоторое время вы возвратитесь обратно. В вашей верности мы не сомневаемся. Я выплачу солидное вознаграждение, и вы сможете все лето отдыхать на море. Для объяснения с русскими разведчиками мы придумаем что-нибудь правдоподобное.
Ланина, морщась, будто проглотила что-то отвратительное, вяло спросила:
— Сколько?
— Жалеть не будете…
— Я хочу точно знать, сколько вы платите за мою голову?
— Дорогая Елена Ивановна, зачем сердиться? Вы же знаете, что мы высоко ценим вас!
Накамура вытащил из сумки заранее заготовленную расписку. Ланина прочитала, подписалась и горько, истерически рассмеялась.
— Торгую своей головой, как будто она у меня не одна!
Накамура подвинулся к собеседнице и, заглядывая ей в глаза, прошептал:
— Елена Ивановна…
У Ланиной чуть-чуть брезгливо дернулся уголок рта. Накамура погладил ее колени, обтянутые тонкой юбкой…
Проснулся Накамура поздно, когда солнечные зайчики уже играли на полу с тенью от акации у окна. Сделав несколько приседаний, японец умылся, оделся, приступил к молитве. Воздавая хвалу всевышнему за ниспосланные милости, Накамура был так сосредоточен и строг, словно не молился, а докладывал шефу о замысле новой провокации.
Окончив молитву, Накамура сел за стол. Он выпил чуть не полный бокал вина, с аппетитом съел пару сардин, поддел на вилку фаршированного перепела.
Дверь отворилась.
— Доброе утро, господин майор! — приветствовал начальник кордона, прикладывая пальцы к козырьку фуражки. — Хорошо ли отдохнули?
— Благодарю вас, капитан! Разделите со мною трапезу, — пригласил он Ван Мин-до.
— Спасибо, я уже позавтракал.
Накамура надел френч, поправил погончики-поперечинки.
— Как же это с Кулунтаем получилось? — спросил он капитана.
— Хвост оставил, плохо следы замел. Если бы не на мальчишек напал, могло быть хуже. Торопов сейчас бы от удовольствия руки потирал.
— Как рана?
— Рана пустяковая, зажила, как на собаке. А идти на задание побаивается. Робеет. Старость, что ли, дает себя знать?
— Надо пополнять
— Таких, как Кулунтай, найдется немного. Не всякий хунхуз годится для нашей работы, — сокрушался Ван Мин-до. — Белогвардейцы на рискованные операции идут неохотно, боятся возмездия. Трудно в таких условиях выполнять ваши задания, господин майор.
— Эти мысли вы оставьте при себе и больше никогда не повторяйте, — снисходительно посоветовал Накамура.
Он вынул из планшета лист бумаги, положил перед собой.
— Что нового вы уловили с приходом в пограничный отряд подполковника Игнатьева?
— Пока ничего. Орлов уехал месяц назад. За такой небольшой срок трудно составить представление о способностях и принципах работы нового человека. Сказать по совести, у меня пока нет никаких конкретных мыслей. Придется понаблюдать, приглядеться. Может быть, что и прояснится.
— Приглядываться некогда, самим надо начинать, — возразил задумчиво японец. — Вслепую действовать нельзя. Орлова мы понимали, знали все его сильные и слабые стороны. Как можно скорее должны узнать и Игнатьева. В нашей картотеке он не значится. Нет о нем данных и в Харбине. На наш запрос из Токио ответа еще не поступило. Видимо, на Востоке он новый человек. Полковник разрешил нам действовать в этом направлении самостоятельно. Мой план таков…
Накамура встал и заходил по комнате.
— Отправляясь к вам, я послал Игнатьеву письмо провокационного содержания. По-моему, оно выведет Игнатьева из себя, заставит на некоторое время потерять равновесие. Если он человек некрепкий, мы это весьма скоро почувствуем. По его работе почувствуем. Не сегодня-завтра он получит письмо.
Майор приблизился к начальнику кордона.
— Через несколько дней, — продолжал он, — мы выбросим к ним Ланину. Она пойдет на задержание. Возможно, советская разведка попытается заставить ее работать на себя. Будет очень хорошо, если они клюнут на эту приманку. Мне кажется, что они переправят ее обратно. Некоторое время ей придется работать на них добросовестно. По характеру заданий, методике работы мы узнаем кое-что о том, что интересует советскую разведку в данный момент.
— А если не клюнут? — усомнился Ван Мин-до. — Жалко ведь потерять такого агента!
— Жалко, конечно, — согласился японец. — Но что поделаешь? Цель заманчивая. Придется идти и на некоторые издержки. С нас прежде всего спросят за работу, Ван Мин-до. Другого выхода нет, как нет и подходящего для этого задания человека. Князя с таким делом посылать нельзя. Они знают его… как это говорят русские? — «как облупленного». Попробуем сделать ставку на нее. Я верю, что она вернется к нам. Давайте придумаем лучше убедительную причину для «бегства» от нас Ланиной.
Офицеры молча дымили сигаретами, каждый думал о своем. Неизвестно, сколько бы длились их размышления, если бы не зазвонил телефон. Выслушав доклад помощника, Ван Мин-до прикрыл ладонью трубку, обратился к Накамуре: