Застава на Аргуни
Шрифт:
— Всех не обогреешь, товарищ сержант. Война ни с кем не считается. Когда этим заниматься? От службы времени и так не остается…
Пушин метнул укоризненный взгляд на товарища. «Может, и моя Анна сейчас вот так же с Минькой шоркает пилой», — подумал сержант и почувствовал, как защемило сердце.
Вечером Пушин увидел начальника, подошел к нему.
— Товарищ лейтенант, разрешите завтра сходить к Варваре Коробовой, помочь по хозяйству. По графику у меня выходной. Да и в прошлый месяц я не использовал… Посмотрел, как она мучается,
— К вдовушке решил подсыпаться? — съехидничал стоявший рядом с начальником Желтухин.
Пушин насупился, глухо выговорил:
— Такими вещами не шутят!
Желтухин гулко засмеялся.
— Плохо ли втереться в доверие к такой бабенке…
Торопов даже побагровел, рявкнул:
— Сержант Желтухин, прекратите эти пошлости!
Желтухин испуганно козырнул и, переваливаясь, ушел.
— Пойдите, помогите, — сказал Торопов потеплевшим голосом. — Можете использовать оба выходных дня.
Утром, выпросив у повара полкраюхи хлеба и прихватив остатки сахара от месячного пайка, Пушин пошел к Коробовой. Он не спеша открыл калитку, прошел во двор, огляделся. Кругом царило запустение. Часть ограды, выходившая на зады усадьбы, разобрана. Столбы спилены на дрова. Дверцы в стайку, где некогда содержался скот, сорваны и лежат на земле. Ветхая крыша зияет черными дырами. Труба, из которой прежде струился в такой ранний утренний час белый дымок, наполовину обвалилась.
Пушин поднялся на крыльцо. Под ногами жалобно скрипнуло. Сержант вздохнул и постучал.
Ему никто не ответил. В доме было тихо.
Он постучал еще раз. Дверь отворилась. На крыльцо вышла непричесанная женщина в стареньком ситцевом платьишке.
— Можно?
Женщина бросила на пограничника подозрительный взгляд.
— А вам зачем?
Не ожидая приглашения, Пушин вошел в дом. Хозяйка стояла в дверях и удивленно глядела на непрошеного гостя. Пушин положил на стол подарки, поправил сползшее с кровати одеяло, под которым спали дети, сказал:
— Пришел, Варвара Тимофеевна, помочь тебе по хозяйству. Сегодня у меня выходной день.
Коробова стиснула зубы. Ее осунувшееся лицо помрачнело.
— Уходите, — прошептала она, толкая сержанту принесенные подарки. — Я не нуждаюсь в вашей помощи. Постыдились бы хоть детей…
— Варвара Тимофеевна…
— Уходите! — выкрикнула Коробова.
Сконфуженный и растерянный Пушин вышел на улицу. Он хотел было уже возвращаться на заставу, но, поборов обиду, тяжело опустился на крылечко. «Неужели какой-нибудь стервец оскорбил ее? — подумал он. — Пожалуй, что так! Чего бы ей выгонять, ведь она же знает меня».
Сержант еще раз осмотрелся и приступил к делу. Расколол несколько чурок, отпиленных хозяйкой, аккуратно сложил их в стайке. Там же, в стайке, нашел ящик с инструментами, которыми в свое время пользовался муж Коробовой, работавший в колхозе кузнецом. Навесив валявшиеся двери, Иван сперва взялся за ремонт
Хозяйка несколько раз появлялась на дворе. Она с безразличием поглядывала на пограничника, куда-то уходила, потом возвращалась, но так ничего и не сказала.
Пушин много думал о Варваре. Он помнил, какой она была еще в девушках. Варвара нравилась ему степенностью, кротким спокойствием, какой-то особенной рассудительностью, за которую уважали ее колхозники…
Он вспомнил, как познакомился с ней. Это было, кажется, лет пять-шесть назад. Пушин шел тогда по улице и услыхал визг, доносившийся с реки. Он вышел на берег и увидел, как несколько девах и молодух обливались водой, толкали друг друга в Аргунь. Одна из девушек сидела на песчаной отмели среди разноцветных сарафанов, разбросанных по берегу, как саранки по косогору.
Пушин подошел, поздоровался.
Девушка кивнула. Она была в голубом сарафане, в белой, с пышно расшитыми рукавами кофточке. Ее шею обвивали бусы. Гладко зачесанные волосы стянуты на затылке тугим узлом. Глаза серые, внимательные. На губах снисходительная улыбка: девушка не то посмеивается над озорством своих подруг, не то осуждает их.
— Это кто вам дал право нарушать погранрежим? — крикнул Пушин купальщицам. — Забрались всем колхозом в реку и думаете — ладно?
— Илья пророк разрешил! — ответила черноглазая толстушка, брызнув в пограничника водой. — С летом прощаемся. Сегодня Ильин день. Чем покрикивать, взял бы да помог Варваре раздеться. Она истомилась, сердешная… Не видишь, что ли?
Толстушка что-то шепнула девчатам, те захохотали. Пушин запустил в молодуху горсть песку.
Толстушка вышла из воды, приблизилась к пограничнику и, вызывающе выставив туго обтянутую рубашкой грудь, подбоченилась.
— А вам не жарко, солдатик? — спросила она.
Почувствовав неладное, Пушин оглянулся на Варвару. В ту же секунду его шею обвили мокрые руки, над ухом прозвенело:
— Девки, помогите!
Пушин не успел опомниться, как во всей форме очутился в реке. Вслед за ним в воду полетела и Варвара…
Той же осенью Варвара вышла замуж за первого парня в Кирпичном, за удалого танцора Степана Коробова. Она оказалась прилежной и трудолюбивой хозяйкой, а когда пошли дети — и заботливой матерью. Пол в горнице Коробовых, натертый голиком и вымытый щелоком, всегда отливал соломенным блеском; огромная русская печь сияла белизной; застланный кружевной скатертью стол, накрахмаленные занавески дышали уютом и чистотой…
Пушин строгал на чердаке доски и думал о том, что горе сломило эту сильную женщину. Сперва ему показалось, что Варвара опустилась, но, поразмыслив, оправдал ее. Когда ей было заниматься домом, коли все время и все силы уходили на работу в колхозе?