Застава на Аргуни
Шрифт:
Отправив бойцов на заставу, они медленно пошли вслед за ними.
Солнце скрылось за Кирпичным Утесом, быстро сгущались февральские сумерки, лесистые склоны гор потонули в сизо-фиолетовой мгле, от реки подул холодный ветерок. Оттаявший за день снег взялся твердой коркой и звонко хрустел под ногами.
— Ну, давай, давай, выкладывай новости! — попросил Торопов. — Как дела на фронте?
— На фронте наши дают жизни! — весело проговорил Панькин — Армию Паулюса взяли в мешок, взяли и завязали
— Молодцы, молодцы! — ликовал Торопов.
Они долго еще говорили о битве на берегах великой реки. А потом Панькин сообщил удивительную новость: в армии вводили погоны.
Торопов даже остановился.
— Болтовня, наверное, — усомнился он.
— Нет, как будто, всерьез, — возразил Панькин. — Приказа еще не получили, но поговаривают, что вот-вот будет.
— Что за черт! Раньше мы били золотопогонников, а теперь сами надеваем погоны! — недоумевал Торопов.
— А почему бы и не воскресить традиции русского воинства? — заспорил Панькин. — Красивая форма была!
— Ну да, конечно. Золотой пояс, кокарда, шпоры звездочкой, рейтузы в обтяжку… — Торопов засмеялся. — Подучимся малость светским манерам — и айда в клуб мазурку отплясывать. А чуть что — не поделили деревенских красавиц — валяй к барьеру… Чудишь ты, Михаил Семенович!
— Чего же тут чудного?
— Погоны! А! Погоны! — все никак не мог примириться с этой новостью Торопов. — Ведь били же мы за погоны!
— То были царские, а теперь народ нам наденет погоны. Свои, советские погоны!
Торопов смущенно почесал затылок. И между ними, как всегда, вспыхнул спор…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Жизнь на Стрелке шла своим чередом, оборачиваясь для бойцов то большими, то малыми событиями. И в этих событиях все больше и больше открывались перед Панькиным и Тороповым люди заставы.
Однажды в канцелярию вбежал Морковкин и, подавая начальнику булку хлеба, взволнованно сказал:
— Вот, смотрите!
— Что «вот»? — не понял Торопов.
— Нашли сейчас под стогом сена!
— Под каким стогом?
— Товарищ Морковкин, вы объясните спокойней, — попросил Панькин.
— Булку нашли под стогом, на дворе заставы! — И Митька рассказал все, как было.
…Морковкин и сержант Борзов ездили на подводах за сеном. Вернувшись на заставу, они подъехали к стогу и принялись разгружать сани. Подгребавший остатки сена Морковкин вдруг зацепил вилами за что-то твердое. «Никак, камень приволокли?» — подумал он. Но твердый предмет оказался мерзлой булкой…
Повертев находку в руках, Торопов вызвал старшину и повара.
Михеев и Кукушкин, переглянувшись, недоуменно развели руками.
— Сбегайте в пекарню, проверьте, вся ли выпечка на месте? — распорядился
— Булка из последней выпечки, — заявил повар.
— Проверьте.
Михеев козырнул и тут же выскочил из канцелярии. Через несколько минут он вернулся и доложил, что одной булки в выпечке недостает.
Торопов был мрачнее тучи. «Ну, грянет гроза, — подумал Панькин. — Надо проследить, как бы не ударила по невиновным».
— Пойдемте! — вскочил начальник. — Дверь на замок закрывали?
— Так точно!
— Ключ никому не оставляли?
— Никому.
Осмотрели пекарню. И всем стало ясно: булку похитили через окно, нижняя часть которого была забита фанеркой.
— Рукой не достать! — Торопов задумался, потом взглянул на булку и, увидев в ней дырку, решил: «Поддели чем-то острым!»
Панькин едва успевал за начальником. Разъяренный Торопов влетел в канцелярию, забегал из угла в угол.
— Подожди, не волнуйся. Разобраться надо… — уговаривал его Панькин.
— Чего разбираться? — закричал лейтенант. — Чего разбираться, я тебя спрашиваю? Вор, жулик базарный завелся, а не солдат! Дня не оставлю на заставе! — гремел он, все более и более распаляясь.
— А ты не горячись.
— Ну скажи, как можно терпеть такого солдата? — Торопов сел, с озлоблением забарабанил пальцами по столу. — Вот и поохраняй с таким границу… Сразу предаст!
— Ты прав, конечно, — согласился Панькин, успокаивая расходившегося начальника. — Но смотри, в горячке не наломай дров.
— Не-е-т! Я так не оставлю! Я найду подлеца! Я с него шкуру сдеру! Ведь паек у нас хороший, едят все досыта… Как ты думаешь, кто на это способен?
Но скоро история с булкой прояснилась.
…Как-то сержант Пушин возвращался из наряда. Поравнявшись с домом на въезде в поселок, он придержал коня. В глубине полуразрушенного двора виднелась стоявшая на коленях женщина. Она устало дергала пилу, застрявшую в сучковатом бревне. Верхом на бревне сидел худенький мальчонка. Неподалеку от них играла щепками крохотная девочка.
Женщина опустила измученные руки, что-то сказала. Мальчик соскочил с бревна, побежал в сарай. Через минуту он волоком притащил увесистый топор. Женщина взмахнула им раз, и другой, и третий, с трудом развалила чурбак пополам. Врубив топор в бревно, она опять опустилась на колени, взялась за пилу.
Пушин тронул коня, с грустью подумал: «И пилу-то бедняге некому развести…»
Догнав младшего наряда, сержант с досадой сказал:
— Какие мы все-таки… заевшиеся! Каждый день ездим мимо и никому в голову не пришло помочь женщине. А она мыкается с ребятишками, вон во время холодов все углы у избенки поспиливала.