Здрасте, приехали
Шрифт:
Дальше "то" она не пошла, у Маруськи "горело", о чем она заявила со злорадством, словно только и мечтала, чтобы помешать занятому человеку. Пришлось Ирке смириться. После сбивчивого рассказа, спросила совсем не то, что рассчитывала услышать докладчица-сочинительница:
– Как-как зовут следователя?
– Откуда я знаю, как его зовут?!
– Балда ты, Маша! Я про фамилию спрашиваю! Я слышала, ты называла его фамилию!?
– Что изменит его фамилия?
– Мария!
– Вот привязалась! Антошкин его фамилия. Устраивает?
–
– Марусь, ты не заметила, у него есть на лбу, ближе к левому виску, небольшой шрам?
– Шрам?
– Маруся представила следователя Антошкина, хмурого мужчину с предвзятым отношением ко всем коллегам убитой Таракановой. Отчетливо вспомнила его губы - тонкую верхнюю и пухлую нижнюю. Нос с горбинкой. Далеко посаженные глаза. Не злые, но и недоброжелательные. Лицо скуластое. Высокий лоб...- Ира, ты сказала - ближе к левому виску? Там должен быть шрам?
– Не должен, а...
– На каком?!
– На лбу, ближе к левому виску, - терпеливо повторила Ирина, надеясь получить утвердительный ответ. Все-таки, фамилия Антошкин - не Иванов, но все же...
– К левому-у-у, - промычала Кузина, выдержала паузу и трагическим голосом призналась, - Да, шрам был. В смысле, он есть на лбу, ближе к левому виску. Антошкин постоянно оттягивал пальцами мочку левого уха, поэтому я заметила этот шрам. Но он в глаза не бросается. Если бы была челка, то шрама, вообще, видно не было. Но шрамы мужчины украшают, Правда, ведь?
– Марусенция, ты я вижу не в себе, пургу несешь, не уставая. Можно подумать, это ты бабульку кокнула и теперь боишься, что следователь... со шрамом, - зловеще добавила подруга, - на тебя выйдет. И сидеть тебе, милая моя, долгих... сколько-то там лет: я не юрист, статей закона не знаю. Но если ты совершила преступление в состоянии аффекта, то срок тебе скостят. Слушай, Машка, у меня родилась гениальная идея! Давай тебя в дурку закроем. Отсидишься, переждешь, а когда всё поутихнет, ты выйдешь... глуповатым овощем.
– Очень смешно, - обиделась Маруся. Подобных тем она не касалась, в жизни были острые моменты, после которых ее могли закрыть в дурке. - Я к ней, как к близкой подруге, обратилась со своими проблемами, а она...
– Еще скажи: и с этим человеком я дружу практически всю жизнь!
– Как дружу, так и раздружусь.
Оплеухова поняла, что перегнула палку. Сейчас Маша прервет телефонный разговор, а потом начнет сбрасывать все ее звонки. Или того лучше - вырубит мобильник.
– Марусь, прости, - заканючила Ирка, - язык мой - враг мой. Хотела поднять тебе настроение, сделать, как лучше, а получилось... Сама знаешь. Принимаешь мое расшаркивание?
– Принимаю, куда тебя денешь. Не дал Бог ума человеку, что ж теперь. Я буду умнее.
– Умничка! Моя дорогая девочка!
– Не подлизывайся. Лучше скажи, на кой черт тебе сдался шрам на лбу? И чем он нам поможет?
– Маруська! Нам крупно повезло! Можно сказать, мы выиграли в лотерею! Я этого Антошкина знаю от рождения. Наши мамы очень дружили. Это я оставила ему метку, в детстве долбанула лопаткой от обиды. Он девочку конфетой угостил, другую сам слопал, а мне ничего не досталось.
– Ты его не от обиды огрела, а от ревности, - сообразила Кузина.
– Ты сладкое никогда не любила.
– И Димку Антошкина я никогда не любила, - призналась Оплеухова.
– Надеюсь, он меня простил за повреждение фейса.
– Мужчину шрамы украшают, - повторила Мария. Радости подруги она не разделяла. Вдруг Антошкин затаил на Ирину навсежизненную обиду, вдруг у него после инцидента всё пошло вверх тормашками - мечтал стать артистом, стал следователем. Конечно, проблему мог устранить пластический хирург, но мужчину затащить к любому врачу проблематично, исполнение мечты не сыграет роль пендаля.
– Чего ты зациклилась на этом шраме!
– Ты первая начала.
– Забыли, проехали. Теперь я знаю, что делать. Я позвоню Димкиной матери, тете Вале, и узнаю его номер телефона. Наберусь-ка я наглости и потереблю друга моего безмятежного детства. Надеюсь, он меня не пошлет куда подальше, а согласится встретиться. Скажу, у меня безотлагательное дело, на кону...
– Ира, только не надо высокопарных слов! Скажи правду, мол, у тебя есть близкая подруга, у подруги...
– Не учи ученого! Сама знаю, что ему сказать.
– Вот и ладненько.
– Не слышу радости в голосе.
Замечание Кузина проигнорировала, перескочила назад, в то место, где Оплеухова говорила о том, что наберется наглости и потеребит друга детства.
– Ирочка, пожалуйста, наберись наглости, не откладывай дело в долгий ящик, - засюсюкала Кузина.
– Сама не знаю, почему меня так колбасит. Прям, места себе не нахожу. Будто княжна была моей любимой родственницей. Сначала решила занять свой гуманитарный ум, провести самодеятельное расследование. Сказать честно - твой Антошкин не показался мне специалистом высокого класса. Тугодумом и лентяем показался, это да. Мелькнула мысль, что ему по барабану, кто убил старушку. Скорее бы на кого-нибудь навесить убийство, и закрыть дело. Думаю, он уже выбрал подходящую кандидатуру, которая после долгих часов допроса согласится подписать признательные показания.
– Извините, часовню тоже я развалил?
– шутливым голосом спросила Ирина.
– Нет, это было до вас, в шестнадцатом веке, - автоматически ответила любительница советских кинокомедий.
– Уже лучше. Вижу, ты не потерянный человек для общества, - похихикала подруга.
– Не обращай на меня внимание, говорю же - колбасит без видимой причины... Или причина есть? Вдруг я следующая жертва?
– Семен Семеныч!
– Молчу, молчу. Вернемся к нашим баранам. Ира!
– деловито вступила Маруся.
– Для начала мне нужно знать подробности убийства. Антошкин нам ничего не рассказал, изображал из себя держателя государственной тайны.