Земля имеет форму чемодана
Шрифт:
— Да садись ты, Анатоль! — потребовал Куропёлкин.
— Никак нет, — сказал Анатоль. И отчего-то поклонился Куропёлкину и Удочкину.
Профессор развязал тесёмки папки и стал предъявлять Куропёлкину, будто производилось дознание, ватманские листы с изображениями рыб.
— Это пиранья… — сказал Куропёлкин. — Это ротан, он же головёшка, та ещё сволочь, это сиговые — простипома и пелядь, хороши имена, это стерлядь, это — калуга амурская, это опять пелядь…
— Вы, оказывается, знаток! — удивился рыбовед.
Куропёлкин же вспомнил, как однажды он сидел в пивной
Тут Куропёлкин спохватился.
— Что вы мне подсовываете! — возмутился он. — Картинки с рыбёшками, поставленными на хвосты башками вверх!
— Желаем выяснить, — Удочкин совершенно не смутился, — в какой из пород можно будет выискивать Баборыбу, скорее всего — мутантку…
— И позволяете себе оскорблять её, — расходился в гневе Куропёлкин, — причисляя её к простипомам, пелядям или к гнусным пожирателям водяной живности — ротану!
«Что я дурю его?! — ругал себя Куропёлкин. — Зачем издеваюсь над заслуженным человеком?»
Но остановиться не мог.
— Что вы подсовываете мне эти рыбьи морды. Эти плавники, хвосты, шкуры из чешуи. Я же требовал, чтобы всего этого не было! А рыбьи глаза? На них смотреть тошно!
— Мы ожидали подобной вашей реакции, — спокойно сказал Удочкин. — Приготовили и варианты возможных баборыб.
И можно было догадаться, что сам профессор доволен предлагаемыми вариантами.
Были переданы в руки Куропёлкина листы с портретами в рост преображённых стараниями профессора рыб. Рыбьи морды остались на них прежними. Но тела их, действительно, освободились от чешуи, плавников и хвостов. Тела их, правда, были прикрыты купальниками, стилизованно-старомодными, иные — с панталонами в кружевах, что могло вызвать мысли об эстетических ущербностях моделей.
— Мне нужна не рыбобаба! — вскричал Куропёлкин. — А Баборыба! Всё в ней должно быть прекрасно! И лицо, и глаза, и наряды. Впрочем, наряды не обязательны! Кстати, в какие это шмотки вы обрядили своих красоток? И главное, повторюсь, она должна рожать, как рожают бабы, а не снабжать икрой браконьеров.
— По поводу икры мы помним, — мрачно пробормотал рыбовед. — А по поводу купальников ваши претензии нам обидны. Их создавал знаменитый кутюрье сам Константин Подмышкин.
— Гоните в шею этого Подмышкина! — не мог успокоиться Куропёлкин. — Пусть одевает чабанов и фабрики звёзд!
— Евгений Макарович, — подскочил к Куропёлкину Анатоль, — вы хоть подскажите нам, кого лицом должна напоминать ваша Баборыба.
— Кого! Кого! — всё ещё кипел Куропёлкин. — Да хотя бы Катрин Денёв. Молодую! Или шоколадницу Лиотара… Или… Или девушек Боттичелли…
«Ну и хватил!» — подумал Куропёлкин.
Профессор Удочкин стоял подавленный, сгорбившийся, с папкой, тесёмки завязать не смог, бормотал:
— Мы вас поняли, поняли…
Куропёлкину стало жалко его.
179
Будто
— Вот что, Евгений Макарович, — сказал он, пожалуй, нагловато. — Зачем вам для совместного проживания именно Баборыба? Рыбы, они — холодные, иные и ледяные.
— Дальше что? — спросил Куропёлкин.
— Так ведь спешат… Новый проект какой-то… В спешке отловят для вас какой-нибудь ледяной и стервозный экземпляр…
— Дальше что?
— Не проще ли вам заказать Жар-Птицу? Их и отлавливают чаще, и…
— Вот что, сынок, — сказал Куропёлкин. — Я учился на пожарного и работал им. Мне, что, класть каждую ночь в койку брандспойт?
— Извините! — отшагнул от Куропёлкина Анатоль.
180
А Куропёлкин подошёл к профессору Удочкину.
— Прошу прощения у вас. И у чабанов. Не хотел вас обидеть или расстроить. Но блажь свою я отменять не буду.
— Вы меня нисколько не расстроили! — заулыбался вдруг Удочкин. — Раз вы так уверены в том, что Баборыба должна существовать, мы отыщем её и отловим. И состоится мировое открытие.
181
«Вот тебе раз!» — задумался Куропёлкин.
Зачем я морочу голову милейшему профессору, досадовал на себя Куропёлкин, выходит, что я и издеваюсь над ним.
Ну и ладно, тут же он и успокоил себя. Этот Удочкин небось за гонорары, и не малые, согласился на неисполняемое задание и при этом надеялся на открытие мирового уровня: «А вдруг?». Надежда — стимул жизни и прилива энергии всех искателей. И тех, кто сторожит лох-несское чудовище, и тех, кто желает хотя бы запечатлеть видеокамерой ящеров, плавающих в якутских озёрах (в морозы они вмерзают в лёд, что ли?). Стало быть, он, Куропёлкин, подарил радость ещё одному искателю, готовому открыть и, главное, первым описать редкостное водяное существо — Баборыбу.
Стоило ли его жалеть? Вряд ли…
182
В эти дни за «избой Ропета», опять же в ночные часы возник шатёр. Высоченный. И видно было, что он не из брезента, а наверняка из материалов космических. При порывах ветра внутри шатра угадывалось нечто овальное. Может, там ставили «банку» для гонок на мотоциклах по вертикальной стене, модных лет сорок назад. Сколько таких «банок» или «бочек» стояло на привокзальных или рыночных площадях множества городов! А может, в шатре готовили аттракцион для новых рискованных опытов над Куропёлкиным.
183
Тогда и посетила Куропёлкина горничнвя Дуняша. На вид — чрезвычайно озабоченная и будто бы чего-то стыдящаяся. К тому же — несомненно печальная.
— Евгений Макарович, — сказала Дуняша, — на этот раз я пришла сюда по желанию одного человека, не буду говорить кого… Но он находится в сомнениях…
— Почему так?
— Сомнения, я полагаю, вот какие… Надо ли вообще встречаться с вами… И не выгоните ли вы этого человека в первый же момент встречи…
— И вы, Дуняша, — сказал Куропёлкин, — его парламентёр, что ли?