Земля имеет форму чемодана
Шрифт:
— Ага, вы уже здесь, Евгений Макарович, — обрадовался Удочкин. — Тогда приглашаю вас под сень шатра.
Прошли. То ли в момент прихода Куропёлкина шатёр расширился и раздулся, то ли он имел особенные свойства, недооценённые Куропёлкиным, но он оказался огромным. Цирк в нём мог работать с основательной труппой. Однако арены под шатром не было. Не имелись и ряды для зрителей. Главное пространство в шатре занимал аквариум.
Прежде при порывах ветра угадывалось Куропёлкину в шатре нечто овальное, похожее на «бочку» для гонок на мотоциклах по вертикальной
— Нынче вроде бы мода на аквариумы в виде шара, — обратился Куропёлкин к профессору Удочкину, — а этот будто из коридоров детской стоматологии для успокоения ребёнков, но только большой…
— Вы ошибаетесь, Евгений Макарович, — деликатно сказал Удочкин. — Именно шарообразные аквариумы вышли из моды. Овалы искажают зрительные объёмы и пластику движений водяных существ. Не только в серьёзных деловых офисах, но и в богатых виллах рыбы плавают сейчас в традиционных стеклянных параллелепипедах…
— Чемоданах, — сказал Куропёлкин.
— Каких чемоданах? — удивился профессор.
— В обыкновенных, — сказал Куропёлкин. — Вы знаете, что Земля имеет форму чемодана? Я же вам говорил про такую теорию.
— Не помню, — признался Удочкин. — То есть какого чемодана?
— Вот такого, как этот аквариум, — сказал Куропёлкин.
Удочкин в растерянности взглянул на стюарда Анатоля. Тот кивнул.
— Я не без труда привыкаю к вашим шуткам, Евгений Макарович, — сказал Удочкин. — Но, действительно, посчитаем, что перед нами водяной чемодан…
«Зачем я опять валяю дурака, — подумал Куропёлкин, — перед милейшим человеком?»
— А где же Баборыба? — спросил он.
— Её готовят, — сказал Удочкин. — Давайте присядем на эти вот кресла.
Кресла были пластиковые, из тех, что украсили стараниями московско-австрийской бизнес-дамы ряды футбольных стадионов. Уселись втроём. И стали глазеть на аквариум. Вполне возможно, глазел один Куропёлкин, а Удочкину и Анатолю наверняка все подробности водоёма уже поднадоели.
Куропёлкин разглядел аквариум. Он был метров в шесть или даже в семь высотой и внутренним стеклом (ну, если не стеклом, то чем-то другим, прозрачным) был разделён на две равные доли. Над шестиметровым слоем воды в обоих отсеках располагались помещения, можно назвать — воздушные. И обстановка в них была знакомых Куропёлкину предбанников, со шкафом для одежды, полотенец и простыней.
— После того как вы увидите Баборыбу, — объявил профессор Удочкин, — и насладитесь её купанием, вы, если пожелаете, сможете занять свой отсек в аквариуме и понырять в его водах, вы же, если верить документам диспансеризации, способны находиться под водой чуть ли не три минуты и проплывать без выхода на поверхность семьдесят метров…
— Не без этого, — важно согласился Куропёлкин.
— Какой отсек вы выбираете?
— Да мне всё равно, — сказал Куропёлкин. — Ну, давайте правый…
— На невидимой отсюда стороне аквариума, — сказал стюард Анатоль, — имеются совмещённые комнаты для общений вас и Баборыбы.
— Спасибо за информацию, — сказал Куропёлкин.
198
— И вот что, — продолжил Анатоль. — Чтобы у вас не создались ложные ожидания. Вы как-то легкомысленно отнеслись к моим словам о спешке… какой и кого, не скажу… Наша нынешняя отловленная Баборыба — глухонемая. Ледяная она или не ледяная, я не знаю. Но она — глухонемая…
— То есть?
— То есть она на вид баба, но молчит как рыба об лёд…
199
— Евгений Макарович, — объявил профессор Удочкин, — начинается.
— Весь внимание, — и Куропёлкин в волненин прижался к спинке кресла.
В шатре, не имевшем оконцев или хотя бы прорезей для солнечных лучей, темно не было, а воду в аквариуме мгновенно подсветили, и на дне в левом отсеке обнаружился грот, вход в который был украшен выкрученными природой раковинами «поднеси к уху и слушай музыку моря», перламутровыми створками жемчужин, сердоликами из прибрежных песков и даже костяными панцирями малых черепах.
«На кой хрен такие роскошества? — удивился Куропёлкин. — Не иначе как из-за намерения отвлечь меня и всучить мне липовый товар».
Волнения ожидания в нём сейчас же притихли.
И тут из грота вынырнула девушка в сиреневом купальнике и резиновой шапочке для купаний в городских бассейнах.
— Это кто? — спросил Куропёлкин.
— Баборыба! — радостно объявил профессор Удочкин. — Наблюдайте за ней внимательнее. Для первого выплыва ей отпущено две с половиной минуты.
Куропёлкин наблюдал внимательно, а через минуту — и с интересом.
То есть поначалу он отнесся к зрелищу спокойно. Ну, вынырнула пловчиха, на сотни других виденных им похожая. Женщина как женщина. Скорее всего должная обеспечивать сопровождение диковиной особи и в случае чего поддержать и обезопасить её, не дать ей растеряться и как-либо оконфузиться.
Но никакое другое существо своим появлением в аквариуме Куропёлкина не порадовало. И через две с половиной минуты, объявленные Удочкиным, девушка в сиреневом купальнике, проделав несколько, по понятиям Куропёлкина, акробатических движений, схожих с трюками гимнасток-художниц, подплыла к порталу грота и в нём исчезла.
— И это всё? — спросил Куропёлкин.
— Всё, — сказал Анатоль. — Пока всё.
— А где же Баборыба?
— Это и была Баборыба! — обиженно произнёс Удочкин. — Как вы этого не поняли? Мы так старались! Неужели вы такой нечувствительный? Это же ваша судьба…
— Какая ещё судьба! — возмутился Куропёлкин.
— Теперь, Евгений Макарович, — холодно сказал Анатоль, — вы обязаны подписать важную бумагу.
— Какую ещё бумагу? — сердито взглянул на Анатоля Куропёлкин.
— О том, что вам, Евгений Макарович, — сказал Анатоль, бывший стюард, а теперь неизвестно какой, но несомненный чин, — по вашему требованию отловлена и предоставлена Баборыба…