Жанна д'Арк из рода Валуа
Шрифт:
Ла Тремуй горько усмехнулся. Прекрасно понимая причину такого единомыслия, всё же не утерпел и попытался вылить на радующуюся герцогиню ушат холодной воды:
– Надо бы узнать ещё и мнение папы.
– О да, КОНЕЧНО!
Ла Тремую показалось, что её светлость только ещё больше воодушевилась.
– В этом вопросе мнение папы, несомненно, явится самым весомым. Именно поэтому я к вам и пришла!
Герцогиня выразительно посмотрела на слугу, всё ещё ожидающего возле двери дальнейших указаний, и Ла Тремую ничего не оставалось, как велеть ему принести какого-нибудь
– Уверена, вам известно, что сегодня на королевском совете король попросит нас организовать комиссию, которая должна будет установить подлинность Девы.
– Неужели? – Ла Тремуй удивлённо вскинул брови, что, по многолетней придворной привычке, получилось у него очень натурально. – А я думал, ничего подобного и в помине не будет. Кажется, вчера вечером его величество достаточно ясно сказал, что верит этой, якобы крестьянке, безоговорочно.
– Разумеется.
Кивком головы герцогиня словно отбила в сторону ядовитое «якобы» и продолжила с доверительностью такой же искренней, как и недавнее удивление Ла Тремуя:
– Шарль поступает достаточно прозорливо, устраивая это расследование. МЫ С ВАМИ должны принимать его не как уступку Риму, а как сбор доказательств для папы, которому останется только благословить любого, кто встанет под знамёна Девы. И, собирая доказательства, просто обязаны приложить все силы к тому, чтобы они были и убедительны, и правдивы – без обычных в подобных случаях домыслов или наветов.
Ла Тремуй многозначительно кашлянул.
– Мы с вами? Но мне-то зачем? Уверен, мадам, все необходимые доказательства вам и без меня предоставят.
– Но разве не вы только что очень своевременно вспомнили о том, что король этой девушке верит? Как люди облечённые особым доверием его величества, именно мы, ВМЕСТЕ, должны отстаивать его интересы.
– Его? – Ла Тремуй, с откровенным сомнением, почесал кончик носа. – Король может находиться в плену опасных заблуждений. И МЫ С ВАМИ обязаны помочь ему, как раз, не обмануться.
– Обмануться в чём? – Герцогиня указала на окно. – Разве доказательств мало? Крестьянская девушка не может всего этого уметь.
– Вот именно! Девушку явно подучили, чтобы внушить королю опасные заблуждения.
Герцогине, наконец, надоело улыбаться.
– А если и так, – сказала она с прежней отчуждённостью, – если и подучили, что в этом опасного?
– Это подлог, мадам! – прошипел Ла Тремуй.
– Тогда поймайте злодея за руку и докажите, что он желал зла нашему королю. Вы это можете?
В этот момент вернулся слуга, посланный за угощением, и только злое сопение было ей ответом.
– В любом другом случае Дева является последним шансом на спасение для страны, фактически загнанной в угол, – продолжила герцогиня, когда ваза со сладостями была водружена на стол, и слуга с поклонами удалился. – Собирая доказательства в её пользу, вы помогаете своему королю, и только!
– Королю ли, мадам?
– Естественно. Ни герцогу Бэдфордскому, ни герцогу Бургундскому Дева корону не предлагает!
Герцогиня сердито запахнула расшитую шелком накидку и откинулась
– Или я ошиблась, придя к вам? – спросила она ледяным тоном. – И страстное желание замолить свои грехи дружбой с герцогом Бургундским совершенно отвратило вас от реальности? Вы уже не видите, что действительно хорошо для короля, а что лишь продлит его унизительное положение, чтобы затем унизить ещё больше, потому что герцоги Бургундские никогда ничего не забывают. Впрочем, возможно, вы на это и рассчитываете.
Ла Тремуй выпрямился.
– По какому праву, мадам…
– По праву матери, – холодно перебила герцогиня. – Или поймайте меня за руку и докажите, что я не люблю Шарля, как собственного сына!
Она замолчала, вызывающе глядя в лицо министра. И Ла Тремуй был вынужден признать, что ответного хода у него нет. «Ах, знать бы, в чём у неё тут личный интерес?», – подумал он с тоской. – «Или что-то в чём она была не слишком чистоплотна… Нельзя же, без малейшей оплошности контролировать такое дело столько лет… Столько лет… А кстати, сколько?».
В мозгу Ла Тремуя, словно костяшки на счётах, защёлкали недавние и давние события. Бургундец, Бурдон, мадам де Монфор, Арманьяк… Или ещё дальше? Луи Орлеанский! Ах, чёрт!..
Времени на то, чтобы подумать, сейчас совсем не было, но что-то зацепилось.., зацепилось… Эх, чуть бы раньше!.. Но теперь уже всё потом… И как можно скорее, чтобы не стало слишком поздно… А пока, потянуть бы время, поторговаться.., обидеться, наконец!
– Естественно, мадам, вы любите его величество, как родного, – выдавил Ла Тремуй, стараясь смотреть на собеседницу, по возможности, независимо. – Никто не ставит под сомнение ваши чувства… И, разумеется, как человек, облечённый доверием короля, я приложу все силы… Однако, намёки, которые вы делали…
– Как замечательно, что мы нашли, наконец, общий язык, – снова расцвела улыбкой герцогиня и поднялась. – В таком случае, раз уж делаем теперь общее дело, думаю, вы не станете возражать против того, чтобы комиссию возглавила я? В конце концов, проверка на девственность вряд ли пристала государственному мужу… Даже такому, м-м… облечённому доверием, как вы.
И, не дожидаясь ответа, величаво двинулась к выходу.
– Само собой, я предоставлю это вам, – процедил Ла Тремуй сквозь зубы.
Пуатье
Старый замок прихорашивался и суетился, как многодетная жена, ожидающая мужа из долгого загула с уже надоевшей любовницей. Обветшалые стены, которые слишком контрастировали с новыми достройками, кокетливо прикрылись голубыми полотнищами с гербами Пуатье; пробившаяся кое-где на камнях мшистая поросль была заботливо счищена и свежие следы соскобов походили на пятна белил, неумело нанесённых на постаревшее лицо. Зато королевские лилии, добавленные стенам замка после смерти безумного короля, сияли свежей побелкой, символизируя чистоту и непорочность Лотарингской Девы, ради которой в Пуатье вернулся весь двор.