Жизнь Николая Клюева
Шрифт:
Приводим полностью текст рапорта, направленного вытегорским уездным исправником олонецкому губернатору 26 января 1906 года. Этот документ (им открывается дело «О заарестовании в порядке охраны крестьянина Николая Клюева») – ценное свидетельство пропагандистской деятельности молодого поэта, его революционных настроений и намерений.
«24 сего января в 11 часов дня я получил донесение полицейского урядника 2 уч<астка> 2 стана, который донес, что проживающий в Макачевской вол <ости> дер<евне> Желвачевой сын сидельца Алексея Клюева – Николай Клюев, 22 сего января, находясь на Пятницком сельском сходе в деревне Косицыной, возмущал бывший на сходе народ, говоря, что начальники ваши есть кровопийцы ваши, что они вам делают только худо, что по милости их, дворян и помещиков, стало все дорого и все падает на мужиков, причем урядник доказывает, что
По поводу этого донесения я 25 числа отправился в Макачевскую волость за 28 верст и после собранных негласно сведений, указывающих на то, что Клюев действительно возбуждает крестьян к противоправительственным действиям и что, будучи на сходе 22 числа, читал там какой-то печатный приговор, к которому некоторые крестьяне и подписывались, я произвел в помещении Клюева обыск, но никакого печатного приговора, а равно каких-либо прокламаций или запрещенных листков не нашел (думаю, что все могущее составлять интерес для дела скрыто). Тем не менее в бумагах Клюева оказалось:
1. Записка, писанная рукою Клюева, от крестьянина Вытегорской волости Ильи Абакумова с просьбою его к «Бюро содействия Крестьянскому союзу» о присылке для передачи в общество бланка приговора и книжек постановлений «Первого учредительного собрания».* [Вероятно, имеется в виду первый учредительный съезд Всероссийского Крестьянского союза, состоявшийся в Москве в августе 1905 г.]. По поводу каковой записки Клюев дал отзыв, что он Абакумова не знает, но случайно встретился с ним, когда он приезжал в Макачево за глиною, вывозимою отсюда по подряду у арендаторов, и, записавши его адрес, хотел эту записку послать в Бюро для высылки Абакумову всего просимого, но отправить эту записку не успел. 2. Повестка, писанная Николаем Клюевым красными чернилами, о приглашении на чтение в дом Ишина в д<еревню> Шлобину, в воскресенье (число не поставлено). 3. Открытое письмо от Народного кружка из Москвы, указывающее, что Клюев посылает туда свои сочинения. 4. Объявление, печатанное на машине, от Народного кружка об издании периодических выпусков «Народной мысли»,** [Журнал под таким названием в 1905-1906 гг. в Москве не издавался] и такой же другой листок, заключающий в себе правила Народного кружка. 5. Письмо на одной четвертине почтовой бумаги от председателя Народного кружка от 17 июня 1905 г. и 6. Одиннадцать больших и малых листов черновых, писанных рукою Клюева и составляющих его сочинения. Все эти бумаги отобраны и взяты к делу о Клюеве.
Расспрошенный Клюев на вопросы мои отозвался, что печатный приговор как образец для ознакомления крестьянских обществ и составления приговоров был ему прислан из «Бюро Всероссийского Крестьянского союза» и он его читал на сходе; причем после долгих обдумываний сказал, что приговор, сколько помнит, заключал в себе следующие требования крестьян:
1) Управления не чиновниками, а выборными от народа, 2) обязательного бесплатного обучения, 3) отмены всех исключительных законов, 4) отмены смертной казни, 5) освобождения всех заключенных по политическим причинам, 6) свободы союзов, собраний, слова, печати и 7) чтобы земля была отобрана частию без платы, частию за плату (подразумеваются, как говорит Клюев, частные и удельные земли).
По расспросам есть указания, что некоторые из бывших на сходе подписывались к прочитанному Клюевым печатному приговору. О том же, что Клюев говорил на сходе, что начальники – кровопийцы и желают крестьянам только зла, вполне подтвердил бывший на сходе сборщик Ефим Железный. По дознанию моему, также есть указания, что Клюев избирался уполномоченным в Государственную думу по заявлению кр<естьянина> Михаила Ишина, который точно так же был избран, и, как надо полагать, об этом приписано к тому же печатному приговору самим Клюевым. Крестьянин Ишин, по секретно собранным мною сведениям, представляется человеком подозрительным в проведении между крестьянами суждений неосновательных; у него в доме предназначалось Клюевым чтение, для чего составлены были пригласительные повестки, и можно заключить, что приговор крестьян о том, чтобы у них в обществе не было стражников, составлен по инициативе Ишина, хотя он в этом не сознается и говорит, что составлен по усмотрению всего общества, ввиду будто бы предположений, что стражников принял на свой счет волостной сход; причем приговор этот составлен в выражениях уклончивых: "Доводим до сведения начальства, что полицейские стражники для нашего общества не нужны, так как в таковом жители никаких противоправительственных насилий не производят".
Дознанием еще подтверждается, что Клюев, будучи в Макачевском волостном правлении 14 января, говорил, что податей платить совсем не надо и что нужно отобрать землю от священников.
Кроме этого, мною получены сведения, удостоверенные расспросами станового пристава, учениками гончарной мастерской при Верхне-Пятницком земском училище, что тот же Николай Клюев летом прошедшего года приходил как-то в мастерскую и говорил: "Крестьяне напрасно платят казенные подати и разные сборы, и все получаемые с крестьян деньги идут в карманы начальства, которое чрез это обогатилось и ездит в золотых каретах, и начальство это обязательно нужно бить». Затем говорил, что «скоро будет время, когда все это начальство уничтожат, тогда все будет дешево, так как ни на что акциза и пошлин не будет, и тогда крестьяне что захотят, то и будут делать".
В ноябре месяце, когда земский начальник в Макачевском волостном правлении выдавал беднейшим женам запасных нижних чинов пособие, присланное от щедрот ее величества Марии Федоровны, то Николай Клюев и его отец Алексей говорили тем женам, которые не получали пособия, что деньги, назначенные им, он, зем<ский> нач<альник>, взял себе и разделил со старшиною и писарем. Это основано на показании земской повивальной бабки Майковой, которая, проживая в верхнем этаже над помещением Клюевых и над винною лавкою, слышала этот разговор у Клюевых чрез пол, так как он одинарный и все, что там, не стесняясь, говорят, – слышно, а через неделю после этого она же, бабка, опять-таки чрез пол слышала, как жена сидельца Клюева и дочь говорили с женщинами, по предположению ее, – солдатками, советуя им идти в город просить деньги от земского начальника, и если не выдаст, то разбить у него в квартире стекла и подать просьбу государыне.
Кроме этого показания бабки, других данных, подтверждающих это обстоятельство, не открыто, тем не менее два донесения по этому предмету урядника и пристава были отправлены мною на рассмотрение товарища прокурора, от него представлены прокурору и от сего последнего от 13 января за № 4 возвращены ко мне на хранение, за прекращением дела ввиду отсутствия состава какого бы то ни было преступления, преследуемого в публичном порядке. В настоящее же время для совокупности рассмотрения действий Клюева и эти донесения приобщены к делу.
Наконец, еще к пополнению всех изложенных обвинений, падающих на Клюева, я имею сведение, что он, будучи на прошедших святках в городе Вытегре, был на маскараде в общественном собрании, одетый в женское платье, старухою, и здесь подпевал вполголоса какие-то песни: «Встань, подымись, русский народ» и еще песню, из которой мне передали только слова: «И мы водрузим на земле красное знамя труда». При этом, как на этих днях надзиратель Медведев узнал от местного торгующего еврея-мещанина Льва Крашке, что Клюев на означенном маскараде между прочим рассказывал, что он пробирается в Кронштадт к о. Иоанну Кронштадтскому, критиковал его действия и, проводя разговоры о политических делах и беспорядках, выражался, что и 50 000 крестьян Олонецкой губ<ернии> всем недовольны и готовы к возмущению, причем, обращаясь к еврею Крашке, говорил: «Смотрите, и вы на первом плане». Причем бывший при этом другой торгующий Иван Воробьев, будучи порядочно выпивши и слыша такие слова, толкнул Клюева, сказав: «Уйди с добра, а то тебя приберут». Здесь же, как объяснил надзирателю Воробьев, Клюев говорил что-то в революционном духе, но, будучи пьян, он ничего не понял, а припоминает только, что он между прочим спрашивал его, каких он убеждений. Донесение по этому предмету надзирателя приобщено мною к делу.
На основании таких данных я составил протокол, которым подвергнул Николая Клюева аресту при тюрьме, в которую он и заключен впредь до особых распоряжений.
О всем этом имею честь донести Вашему превосходительству с представлением протокола о заключении в тюрьму Клюева и доложить, что дело о Клюеве вместе с сим препровождено на распоряжение начальнику жандармского управления, о чем доведено до сведения прокурора окружного суда с представлением копии протокола о заарестовании Клюева.