Жизнь Николая Клюева
Шрифт:
Уездный исправник Качалов».
В протоколе, составленном 25 января, исправник Качалов, кроме того, подчеркивал, что «Клюев по своим наклонностям и действиям представляется вообще человеком крайне вредным в крестьянском обществе». Сохранился также ряд других материалов, подтверждающих «преступный» характер деятельности Клюева в 1905-1906 годах.
Известен, например, крайне важный документ: письмо (на двух отдельных листках), написанное Клюевым в вытегорской тюрьме (видимо, в феврале 1906 года) и обращенное к политическим ссыльным в Каргополь. Это – первое из дошедших до нас писем поэта. Стараниями провокатора оно было перехвачено, попало в руки жандармов, стало поводом для оживленной секретной переписки, и таким образом текст его сохранился
«Я, Николай Клюев, за Крестьянский союз и за все его последствия. Знаю из центров только один – а именно: Бюро содействия Крест<ьянскому> союзу в Петербурге – Забалканский проспект, №33. Бюро высылает книги и брошюры, но в деньгах всегда отказывает – требуя от членов собственного нелицемерного желания служить делу Союза. Отдав себя в полное распоряжение Бюро и поселившись в Макачевской волости Олонецк<ой> губ<ернии> Вытегорского у<езда>, я делал, что мог, свято веря в счастливый исход. Я отдал все, что имел, не пожалев себя и старых бедных родителей, – добиться удалось: обложить Пятницкое общество Макачевской волости сбором в 5 коп. с души с 700 душ в пользу Кр<естьянского> союза, постановить приговор с требованием Учредительного собрания (приговор отослан царю), отменить стражников, отобрать церковную землю и все сборы отменить, приобрести 9-11 ружей, сменить старшину, писаря, место которого заменял я – только два месяца. Все дело велось больше года, и я успел за это время раздать больше 800 прок<ламаций>, получен<ы> все от Бюро содействия Кр<естьянскому> союзу. Арест произведен за последний приговор о земле и лесах – которые общество объявило своими. За это только меня и обвиняют, в остальном же меня только подозревают. <...> Если же откроется все, то мне, конечно, не миновать ссылки».
Клюев, разумеется, заблуждался, полагая, что его обвиняют лишь в составлении «приговора о земле и лесах». Как видно из рапорта исправника Качалова, олонецким жандармам было известно если не все, то во всяком случае многое. Тем более что в своем письме к политическим ссыльным (на втором листке) Клюев откровенно упоминал про свою деятельность («Я, отказавшись от семьи и службы, – пешком, с пачкой воззваний обошел почти всю губернию») и даже сообщал о нелегальной переправке оружия («В Петербург благополучно провезены из Финляндии 400 ружей и патроны»). На этом втором листке стояла подпись: «с.-р.», то есть социалист-революционер, к коим молодой поэт, бесспорно, причислял себя. И все-таки решение суда оказалось милостивым: пробыв в тюрьме полгода, Клюев выходит на свободу.
Революционный дух Клюева не был подавлен в тюремных стенах. Оказавшись на воле, он немедленно восстанавливает связь с единомышленниками, продолжает писать стихи, проникнутые гражданским пафосом.
Вспоминает А. Копяткевич, в то время – один из руководителей Петрозаводской группы социал-демократов: «Митинги в лесу в 1906 г. привлекли большое число рабочих. <...> Помню выступление летом 1906 г. на одном из этих митингов известного поэта Николая Клюева. Он только что был выпущен из петрозаводской тюрьмы, где просидел 6 месяцев за чтение революционной литературы и «Капитала» – Маркса (как сам Николай Клюев рассказывал). Вместе со мной, ибо наша с<оциал>-д<емократическая> группа приняла в нем участие по выходе из тюрьмы, он пошел на собрание, и после моего выступления о помощи ссыльным он обратился с речью, называя собравшихся: дорогие братья и сестры; и произвел своей апостольской речью очень сильное впечатление. В период 1905-1906 г. Н. Клюевым было написано очень много стихотворений революционного содержания. Мне он подарил более 60 своих революционных стихотворений, которые у меня, к сожалению, не сохранились».
Об этой «апостольской» речи сохранилось, однако, ценное свидетельство в петрозаводском еженедельнике «Олонецкий край» от 13 августа (газета издавалась с июня по сентябрь 1906 года) – заметка под названием «Митинг на кургане», которая не только воспроизводит выступление Клюева, но и написана, судя по некоторым признакам, не без его участия.
«Высок курган, вершина его осенена крестом – символом смерти Учителя униженных и оскорбленных. Чудный вид раскидывается перед многочисленной толпой участников митинга. В солнечном свете нежится чудная ширь, – в глубокой синей дали виднеются заонежские острова, белеет Климецкий монастырь. В другой стороне – видна река Шуя, видны озера, текущиеся цепью меж высоких лесных холмов. Чудная картина, не оторвал бы глаз от нее.
У креста, на груде камней, несколько возвышаясь над толпой, стоит человек, и речь его далека от этих красот природы. Все ему жадно внимают:
– Товарищи! Мы рабы, мы угнетены, за нас никто, против нас все; против нас прежде всего наше правительство – приказчик капитализма! Объединяйтесь! Лишь в единении сила.
Дорогие товарищи, братья! Я шесть месяцев просидел в тюрьме только за то, что сказал крестьянам, что есть лучшая жизнь на земле, что есть средства бороться с тиранией! Дорогие товарищи-братья! В Олонецкой губернии жили сотни страдальцев за ваше лучшее будущее. Эти страдальцы заброшены в глушь деревень на голодную смерть. Помогите этим мученикам народного дела, не дайте им погибнуть, не дайте им пасть жертвой насилия!
Товарищи! Сперва разогнали Думу, теперь начинают убивать депутатов Думы. Наемный убийца не пощадил одного из первых сынов России Михаила Яковлевича Герценштейна. Так мстит умирающий тиран народу, так мстят тираны борцам за народное дело. Позор палачам, ненависть угнетателям, месть убийцам! Товарищи, еще долго, может быть, будут нас расстреливать и вешать, долго потому, что еще не все угнетенные, не все рабочие и крестьяне понимают, что в единении сила. Много еще среди нас отсталых, робких, не разорвавших еще связей со старыми суевериями. Товарищи! Объединяйтесь сами, зовите за собой других, объясняйте всем, что народ обманут, ограблен только потому, что еще не все реки и ручейки освободительного движения слились в один могучий поток!..
Заходит солнышко. Свежеет вечер. Темнеет даль. А у креста все еще слышны речи, все еще раздается призыв – объединяйтесь, объединяйтесь на борьбу с общим врагом.
Одиннадцать часов. Смолкли речи, на груде камней не видно уже говорящих людей, толпа сгрудилась, и вдруг в тиши летней ночи раздалась могучая песнь, обет борцов за свободу. «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног» – смело и громко звучат в похолодевшем воздухе гордые слова гимна, горячо звучат голоса поющих».
Видно, что молодой олонецкий поэт не был борцом-одиночкой и что Олонецкое жандармское управление ничуть не ошибалось, когда еще в марте 1906 года сообщало в Петербург о явном стремлении Клюева «войти в связь с социал-демократами и революционерами». Материалы дела подтверждают: конспиративные связи с единомышленниками установились у Клюева (не только в Петрозаводске, но и в других городах) уже в 1905 году. Так, в марте 1906 года начальник Петербургского жандармского управления уведомил жандармское управление в Петрозаводске о том, что при обыске в квартире учителя П.А. Мякотина, принадлежащего к Крестьянскому союзу, обнаружен адрес Н.А. Клюева, жителя Олонецкой губернии.
В своем письме к ссыльным революционерам Клюев просил их обратиться к живущему в Ярославле Александру Лаптеву («он – адвокат и может помочь»). Упоминает он и о Каргополе (этот город в то время относился к Олонецкой губернии): «Товар<ищей>-рев<олюционеров> в Каргополе не имею, был один, да и тот в тюрьме. Знаю два-три мещанских семейства, но вас они спутаются, потому что не знают сути». Клюев также сообщает, что изучил каргопольскую жизнь «до тонкостей», что в Каргополе, «кроме церковных порогов, буквально негде кормиться» и т. д. Создается впечатление, что Клюев до 1906 года неоднократно бывал в Каргополе и, возможно, жил в этом городе подолгу.