Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2
Шрифт:
Юлин в самой решительной форме заявил, что он не может согласиться с таким решением и считает невозможным мой уход с должности председателя Совета, но вполне готов пригласить в помощь мне проф. Шпитальского. После этого обсуждения, я остался председателем, а Шпитальский был назначен моим заместителем, в каковой должности он оставался вплоть до своего ареста. Приглашение Шпитальского было вполне своевременно, так как Главное Химическое Управление возложило на Совет обязанность рассматривать все проекты постройки новых химических заводов и давать свое авторитетное заключение, при чем обещалось за работу давать очень приличное вознаграждение. Главная часть этой работы легла на Е, И. Шпитальского, и я был очень рад его приглашению в Совет.
Так как ни одно советское учреждение не могло обойтись без присутствия в нем политического комиссара, то и Совет
Несмотря на важную роль, которую играл Химико-Технич. Комитет, он никак не мог найти себе подходящего помещения. Раньше заседания происходили в Карповском Институте на Воронцовом поле. В виду отдаленности от центра, я решил устраивать собрания в зале заседаний коллегии НТО (на Мясницкой), так как число членов его значительно увеличилось. С этих пор нам пришлось испытать массу неприятностей, вследствии того, что наша канцелярия, где должны были помещаться все бумаги и работать секретарь Комитета А. П. Шахно и стенографистка чуть ли не каждые два-три месяца меняла помещение. После третьего или четвертого перемещения нашей канцелярии в присутствии Шпитальского и секретаря я наивно задал вопрос: «где то мы будем сидеть в следующем году»; вопрос был задан в конце года.
«Где мы будем сидеть, — сказал Шпитальский, — это никому не известно, но что мы будем висеть, то это безусловно».
Слышал ли это замечание наш комиссар, который находился поблизости, я не могу утверждать, но должен заметить, что он относился к Е. И. гораздо хуже, чем ко мне, хотя он не мог не видеть, сколько труда Е. И. вкладывал для правильного функционирования Комитета.
После смерти В. А. Стеклова, место вице-президента Академии Наук оставалось незамещенным. Летом 1926 года президент Академии А. П. Карпинский ездил в Испанию на Геологический Конгресс, а С. Ф. Ольденбург, непременный секретарь, получил шестимесячную' заграничную командировку с научной целью для выполнения некоторых незаконченных работ. Все дела по Академии в течении тихого летнего сезона были поручены минералогу Александру Евгеньевичу Ферсману, избранному членом Академии Наук в 1919 году. Я познакомился с Ферсманом еще во время войны, когда он работал немного на оборону и принимал участие в изобретении минеральных маскирующих красок. В конце войны, когда академик В. И. Вернадский образовал Комиссию по Изучению Производительных Сил России, Ферсман был избран секретарем этой комиссии. С первого моего знакомства, Ферсман произвел на меня впечатление очень расторопного и ловкого молодого человека, умеющего хорошо ориентироваться во всякой обстановке и обладающего удивительным даром речи, который позволял ему самые общеизвестные вещи излагать в такой привлекательной форме, что неглубокому мыслителю' могло казаться, что перед ним подающий большие надежды ученый. К нему очень благоволил В. И. Вернадский, его учитель, но этот благороднейший человек и крупный мировой ученый может быть из симпатии к своему ученику переоценивал его научные заслуги.
Давая такую характеристику моему коллеге по,. Академии, я должен однако заявить, что академик Ферсман принес впоследствии большую пользу Союзу, участвуя в целом ряде экспедиции, в результате которых были открыты полезные минералы, как, например, химические фосфориты и т. д.
А. Е. был совершенным антиподом академику В. А. Стек-лову, который умел держать знамя Академии на надлежащей высоте и не сгибался перед сильными того времени.
Непременный секретарь Академии С. Ф. Ольденбург, быв* ший кадет по своим политическим убеждениям, бывший министр Народного Просвещения во Временном Правительстве, не имел особой известности в научном мире, и большую часть своей жизни посвятил административным делам Академии. Более 20 лет он был непременным секретарем Академии, пережил многих президентов и был ценим вел. кн. Константином Константиновичем в бытность его президентом Академии. С. Ф. был человеком, властным по натуре и хотел распоряжаться единолично делами Академии, и это было вполне выполнимо при таком президенте, каким являлся А. П. Карпинский, человек не от мира сего, крупнейший геолог и редкий человек по честности своих взглядов и убеждений. Но на пути С. Ф. встал академик Стеклов, выдающийся математик и великолепный организатор и еще более властный человек, чем С. Ф. Про Стеклова можно было сказать: «Академия и я, это — одно».
После смерти В. А. Стеклова, С. Ф. Ольденбург снова становился хозяином Академии. Многие члены Академии, в особенности из Словесно-Исторического отделения, не долюбливали С. Ф. за его двуличное поведение и желание властвовать. В Физико-Математическом отделении к нему относились более примирительно, так как мало знали его деятельность по другому отделению. Его очень хорошо понял академик Крылов, который в одном письме отозвался:
«Был в Ломоносовские времена непременный секретарь Шумахер, а теперь Академия имеет «шахер-махер».
С. Ф. Ольденбургу надлежало теперь так повести выборную кампанию, чтобы место вице-президента заняло бы лицо, которое не мешало бы ему проводить в будущем свою политику. В его уме первым кандидатом на эту должность являлся академик-химик Н. С. Курнаков, очень покладистый человек, не любящий никаких административных дел. Встретив меня летом заграницей Ольденбург спросил мое мнение относительно его предложения выбрать вице-президентом Курнакова. Я ему ответил совершенно откровенно, что Н. С. очень уважаемый человек и, конечно, вполне достоин занять эту должность, но, по моему, он не любит административной деятельности и по слабости своего характера едва ли способен проявить твердость. На это мое замечание С. Ф. задал мне вопрос:
«А если Н. С. откажется взять место вице-президента, то не согласились ли бы Вы, В. Н., баллотироваться на эту должность?»
Подумавши, я ответил, что в виду моего желания побольше времени быть в Ленинграде для научных работ, я мог бы отказаться от значительной части работы в Москве и отдать часть времени Академии.
«Это очень хорошо, и я об этом напишу А. П. Карпинскому», — сказал С. Ф. На этом наш разговор закончился. Только перед моим от’ездом из Берлина в СССР, С. Ф. сообщил мне, что Курнаков отказался окончательно от места вицепрезидента и что он рекомендовал Карпинскому меня, как кандидата на эту должность; что-же касается А. Е. Ферсмана, который управлял Академией в его отсутствие, то он в письме Карпинскому заявил, что А. Е. вряд-ли подходит на эту должность в виду его частых геологических экспедиций.'
Когда я приехал в Ленинград, то мой большой приятель, акад. Ф. И .Щербацкий, сообщил мне, что многие академики будут выставлять мою кандидатуру. Кроме того, многие служащие в правлении Академии откровенно заявили мне, что были бы довольны, если бы я взял эту должность. По правде сказать, мне очень льстили эти предложения и в душе я был непрочь взять на себя эту должность, принимая во внимание успех моей административной деятельности во время войны; с другой стороны, я видел, что я никому не перебиваю дороги и, повидимому, являюсь желанным кандидатом.
Слухи о моей кандидатуре быстро распространились, и некоторые профессора в Москве уже поздравляли меня с новым назначением. Я говорил, что это только предположение и ничего определенного еще нет, но получал ответ, что это будет достойным выбором для Академии. Картина резко изменилась, как только в ноябре вернулся С. Ф. Ольденбург. Вероятно, почуяв, что в моем лице он не найдет желанного соглашателя в академических делах, он резко изменил свое мнение и стал всеми силами проводить на должность вице-президента А. Е. Ферсмана. Он лично сообщил мне об этом решении, прибавив, что и президент Академии поддерживает кандидатуру и спросил меня, вероятно, из вежливости, как я смотрю на это дело. Я прямо заявил, что меня его поведение удивляет, и что после всего, что он мне говорил в Берлине про Ферсмана, я лично не могу баллотировать за него. С другой стороны, я указал ему, что он сам предлагал мне эту должность и что помимо меня, в научных кругах распространился слух о предстоящем выборе меня в вице-президенты; это создало для меня крайне неприятную атмосферу, и я считаю себя вынужденным переговорить обо всем инциденте с президентом Академии. С. Ф. понял, что заваривается каша, и, как мудрый змий, поспешил устроить чашку чая в квартире президента Карпинского для обсуждения возможных кандидатов. Конечно, я не пошел на это заседание и все подробности этого собрания узнал лишь впоследствии от моих друзей.