Жизнь Шаляпина. Триумф
Шрифт:
Шаляпин вспомнил, как десять дней тому назад он был на обеде у Красиных, долгие и интересные разговоры на политические и международные темы, тем более что на обеде присутствовали Нансен с женой, несколько друзей министра по торговым делам. Во время этих бесед постоянно возвращались к положению в России, которую поразил такой же голод, как и в 1891 году, когда вся передовая интеллигенция принимала участие в помощи голодающим. Как обсуждали с Нансеном и Красиным все тот же вопрос – как помочь людям, оказавшимся в беде… «Вам, Федор Иванович, может показаться странным, что мы, большевики, ставим в последнее время в постоянную связь два словечка – коммунизм и торговлю… – говорил Красин, – что-то несуразное в этом сочетании вам может послышаться, но если поразмыслить экономически, то вы поймете, что эти два понятия не могут существовать одно без другого…» А ведь раньше об этом сочетании невозможно было и подумать: никакой торговли,
Неожиданно воспоминания и размышления Шаляпина оборвались.
– A-а, вот вы где, господин Шаляпин, я обошел всю палубу не один раз в надежде найти вас. – Шаляпин встал и повернулся: перед ним стоял улыбающийся Герберт Уэллс, с которым он познакомился в России год тому назад. – Вы не можете себе представить, как замучили меня мои английские знакомые, расспрашивая про вас и про Россию… Ведь вы же знаете, какие жуткие разговоры идут у нас о положении в России
Шаляпин взял Уэллса под руку и двинул его легонько в сторону гуляющих на палубе.
– Открыто чуть ли не во всех газетах говорят, что большевизм есть чудовищная, преступная, узурпаторская организация… Недавно я попробовал среди публики, одетой, как я, сказать, что большевики не преступники, так меня чуть не растерзали. Мне сказали, что большевики – это чудовища, это узурпаторы, и вообще, как можно говорить о них в приличном обществе, – с досадой сказал Уэллс.
– Это мы уже слыхали… Кажется, Уинстон Черчилль, самый воинственный ваш правитель, два-три года тому назад говорил про большевиков, захвативших власть: «Это разбойники, крокодилы». А раз разбойники, значит, их можно только презирать и попробовать раздавить, обезвредить… И тогда вся могущественная всемирная сила со всех сторон двинулась на Россию Советскую, с техникой, снаряжением, обученными в недавней с Германией войне солдатами и офицерами. Попробовали раздавить, а не вышло, господин Уэллс, получилось себе же хуже – лишились рынков сбыта, лишились сырья, которое черпали из России, лишились концессий… И вот только сейчас, опомнившись от злобы и ненависти против большевиков, те же, кто говорил, что большевики – разбойники и крокодилы, изменили свой тон: теперь с Советской Россией надо торговать, надо налаживать отношения… И у нас, как говорят наши властители, уже есть два предложения займа на сумму около ста миллионов золотом… Торговый договор с Англией, как вы знаете, подписан, ведутся переговоры с Америкой. Приезжали богатые люди из Америки и предлагали свои товары, а на эти товары можно купить хлеб у крестьян, то есть организовать свободный оборот с крестьянами…
– Что-то не верится, господин Шаляпин, у вас так просто все получается…
– Не подумайте, что я так хорошо во всем разбираюсь. Просто мне приходится много бывать на званых обедах и ужинах у власть имущих большевиков, а при мне они не стесняются, всё говорят, знают, что я друг Горького.
– Загадочная картинка получается. Этот коммунизм совсем иной, чем даже год тому назад, когда я был в России со своей книгой «Россия во мгле». Этот коммунизм похож на человека, у которого внизу костыли, а вместо лица сплошная перевязка, скрывающая эти самые черты лица.
– Видно, господин Уэллс, нам без костылей не обойтись. Россию так избили, измолотили за эти семь лет войны и революции, что она не может передвигаться без костылей и перевязок. А костылями ей может послужить помощь крупного международного капитала. И ради получения этого капитала в виде товаров наше правительство готово поступиться нашими необъятными богатствами сырья… Крестьянин истощен, утомлен, ему нужно знать, что он получит за свой хлеб…
– Не значит ли это, господин Шаляпин, что при поощрении свободы индивидуального товарообмена вы признаете кулаков, которых вы совсем недавно приговорили к уничтожению так же, как помещиков и капиталистов. То есть вы, ваши правители предоставляют полную свободу кулакам, деревенским капиталистам? – пытливо допрашивал Герберт Уэллс, не остывший в своем интересе к России. – Кулачество будет вырастать еще больше, чем прежде. Ох, много загадок… – удрученно сказал Уэллс. – Ведь совсем недавно ваш Ленин мечтал в несколько лет переделать экономическую базу крестьянства, полный добрых намерений посылал в деревню таких же фантазеров, как и он сам, и предлагал устраивать коммуны,
– Такие примеры действительно были, а сейчас поняли, что опыт таких коллективных хозяйств только убеждает, что так нельзя хозяйничать… Нужно якобы оздоровить всю психологию земледельца, нужны трактора и другие машины в земледелии в массовом масштабе, электрификация в массовом масштабе, техника и вообще материальная база – вот что в корне и с громадной быстротой, по словам наших правителей, переделало бы мелкого земледельца… А для этого нужны десятилетия.
– Интересная у вас страна, Федор Иванович. Сначала сделали революцию и уничтожили помещиков, кулаков и капиталистов… А теперь – назад к капитализму? Ведь что такое требование времени – удовлетворить крестьянина? Это значит дать ему свободу оборота, свободу частного предпринимательства, а во-вторых, дать ему свободу торговли, а где в таком случае взять товары… Да, это действительно лозунг момента – назад к капитализму… Появляются две категории людей: владелец капитала и владелец рабочих рук, снова люди делятся на капиталистов и наемных рабочих, снова воссоздается капиталистическое наемное рабство, которое вырастает во всем мире именно из товарного земледельческого хозяйства. – Уэллс явно был озадачен своими выводами, парадоксальными и непредсказуемыми, из того, что он успел увидеть в России год тому назад.
– Советское правительство признает свои ошибки; гром не грянет, как у нас говорится, мужик не перекрестится… Мы слишком далеко зашли по пути национализации торговли и промышленности; мы ошиблись, говорят наши правители, теперь надо все переделать и вернуться к тому, что разрушили… И было бы величайшим преступлением здесь не видеть и не понимать того, что мы, то есть большевики, не соблюли меры, просто не знали, как ее соблюсти. А то, что сделали, – просто вынужденная необходимость: «Мы жили до сих пор в условиях такой бешеной, неслыханно тяжелой войны, когда ничего, кроме как действия по-военному, нам не оставалось и в области экономической…» Вот последнюю фразу я где-то вычитал, почти дословно вам ее привожу как объяснения на ваши вопросы… Сам я плохо разбираюсь в нашей политике. Только поневоле приходилось следить за событиями, лишь для того, чтобы не попасть впросак: ведь я все время встречался с большими руководителями большевиков, им тоже хотелось потешить свое сердце пением знаменитого певца и артиста… Ничего уж тут не скажешь, – неожиданно закончил Шаляпин и радостно протянул руки к подходившему к ним Рихарду Штраусу, который тоже оказался на пароходе.
После обмена любезностями пытливый Уэллс продолжал расспрашивать Шаляпина, приглашая к этому и любезно улыбавшегося Штрауса.
– Господин Шаляпин! Вы уж извините, если покажусь вам бестактным, но в наших газетах о Советской России пишут какие-то фантастические истории, будто повсюду восстания, повсюду побеждают контрреволюционеры, Ленин и Троцкий убежали в Крым, а над Кремлем развевается белый флаг… Повсюду в Москве и Петрограде возведены баррикады, на улицах густые толпы рабочих идут свергать в Кремль советскую власть, Буденный с Конной армией перешел на сторону бунтовщиков, в большинстве губернских городов России победили контрреволюционеры, кронштадтская флотилия бомбардирует Петроград, Зиновьев бежал в Ораниенбаум, восстание в Одессе, большевики посылают башкир на Петроград и Москву, кубанские и донские казаки восстали большими массами… Какую ни откроешь газету, обязательно какая-нибудь фантастическая новость о большевистской России. – Рихард Штраус с удивлением смотрел на широко улыбающегося Шаляпина, вроде бы ничего веселого он не говорил. Вскоре все объяснилось.
– Все это фантастические бредни, господин Штраус. Почему распространяют столь лживую информацию о нашей стране, мне недавно объяснил наш министр внешней торговли. Я у него был в гостях в Лондоне, и он рассказывал, как пытались сорвать заключение торгового договора с Англией и Америкой купленные некоторыми фирмами журналисты. И они добились того, что американские власти решили отсрочить заключение торгового соглашения. А в банках Америки решили, что в данных условиях торговать с Россией могут только азартные игроки.
– Так что, газетчики врут? – удивился знаменитый композитор.
– Конечно! Но появились и другие группы американских и английских граждан, которые собрали из разнообразных газет все то, что говорили про Россию последних месяцев, и про бегство Ленина и Троцкого в Крым, и про расстрел Троцким Ленина, и, наоборот, про расстрел Троцкого Лениным, и многое другое подобного же типа, и издали книжку «Факты и выдумки про Советскую Россию». Все это оказалось такой бомбой, направленной против буржуазной прессы, что на партийном съезде большевиков радовались выходу такой книжки: вранье такого пошиба подорвало доверие к этой прессе.