Жизнь взаймы (в сокращении)

Розенфелт Дэвид

Я вернулся домой и сел писать статью. Я подошел к делу просто и бесхитростно: писал правду, насколько это было возможно. Писал об Элли и Джули, привел фотографию Джули. Писал о Донованах и человеке, который за мной следил.

Но ни словом не упомянул о том, что работал над важной статьей, которая была стерта из моей памяти, не упомянул и о докторе Гарбере, который сказал, что, по моим словам, это была статья о Шоне Ласситере.

Меня нисколько не беспокоило, что большинство читателей сочтут меня параноиком.

Перед тем

как сдавать статью, я за ужином показал ее Элли.

— Сильно, — сказала она, впрочем, без особого энтузиазма.

— Что-то не так?

— Вы слишком осторожны. Мне кажется, нужно попытаться напугать этих людей, якобы мы их вот-вот настигнем. Тогда они, может быть, сделают ошибку.

— А потом захотят исправить ошибку и придут за нами.

— Не исключено, — кивнула она.

— На самом деле нам нечем их напугать. Максимум, что я могу, — написать в этой статье, что мы располагаем информацией, которую я не хочу разглашать, но которая приближает нас к ответу.

— Я думаю, нужно это вписать, — сказала она. — Чтобы казалось, что мы у них на хвосте и вот-вот обратимся со всем, что знаем, в правоохранительные органы.

— Хорошая мысль, — сказал я. — Знаете, я сказал Скотту, что эту статью он редактировать не будет, и вот ее редактируете вы.

— Ну, кому-то ведь надо это делать, — улыбнулась она.

7

Камень делал эту презентацию шесть раз, для одиннадцати человек.

И ни разу — больше чем для двоих одновременно; даже при том что каждый знал, с кем соперничает, они ни в коем случае не оказывались в одной комнате. Реципиенты были столь явно потрясены, что он каждый раз радовался.

Это было мультимедийное представление с Ричардом Килмером в главной роли, и оно было разделено на две части; перерыв отводился для вопросов. Разделительная черта — тот знаменательный день в Ардморе; материалы периода после катастрофы представляют собой преимущественно подборку видео и аудиозаписей с камер наблюдения, которые сопровождали Килмера.

Целью было продемонстрировать, сколь сильный стресс испытывает Килмер, и объяснить, что это никак не влияет на конечный результат. При этом Камень ничего не преувеличивал и не приукрашивал, материал говорил сам за себя.

Уже давно Камень понял, что выбрать Килмера — это был гениальный ход. То, что Килмер был публичной фигурой, вызывало огромное доверие к проекту.

Эти люди были достаточно сообразительны, чтобы понять, что перед ними, и все они знали, как извлечь из этого выгоду. В большинстве своем они не принимали окончательных решений, но их рекомендации имели огромное влияние на тех, кто принимал.

Однако Камень пока еще не искал покупателя; искать станет, когда спектакль закончится, когда Килмер сыграет главную роль в грандиозном финале.

Тогда начнутся великие торги, и Камень уже решил, что дешевле десяти миллиардов долларов не уступит. Это как

минимум в двадцать раз больше, чем он получил бы, если бы действовал легально. Но разница в деньгах была не единственной причиной, почему он избрал такой путь. Он был полон решимости сделать все от него зависящее, чтобы эта страна не пожала плоды его гения. Когда-то давно его боссы считали, что он ниже их и недостоин ни уважения, ни доверия. Они дорого заплатят за такое отношение.

— Видел? — Хэнк Миллер положил открытый журнал на стол своего бывшего шурина лейтенанта Джорджа Кентриса из Управления полиции Элленвилля. Элленвилль — городок в двадцати минутах езды от Монтичелло.

Кентрис поднял глаза и нахмурился.

— Если бы я работал так, как ты, у меня тоже было бы время читать журналы.

— Значит, большая удача, что я увидел эту статью. Почитай.

Кентрис взял журнал и стал просматривать статью Ричарда, а когда понял, зачем Хэнк принес ее, стал читать внимательнее.

Однажды месяцев восемь назад, когда Кентрис был на дежурстве, ему сообщили, что какой-то мужчина пытается войти в один из домов в богатом жилом пригороде Элленвилля. Двое полицейских задержали его и привели в управление. Этот тип считал себя владельцем дома, в который хотел проникнуть, что было несколько необычно. Он отнюдь не лез в окно; он стучал в дверь, поскольку, как он сказал, где-то потерял ключи.

Мужчина назвался Дэниэлом Ричардсоном, но удостоверения личности у него при себе не было. Сказал, что живет в этом доме с женой и восьмилетним сыном, а работает учителем в школе.

Кентрис проверил эти сведения, и абсолютно все оказалось неправдой. Кентрис разрешил ему позвонить жене, но ее номер не обслуживался, что его расстроило и обеспокоило. Он говорил совершенно серьезно и правдоподобно. Должно быть, здесь какая-то ошибка, повторял он. Зачем мне лгать?

Кроме того, он совсем не походил на бродягу — был хорошо одет, свежевыбрит. Он не казался ущербным, не имел следов от уколов на руках, легко прошел тест на трезвость.

Было уже поздно, и начать процесс установления его личности Кентрис мог только с утра. Но не мог придумать, куда его деть на ночь. В тюрьму — не за что. Он всего лишь постучался в дверь. Поэтому Кентрис позвонил Хэнку, который был владельцем придорожного мотеля, и спросил, не возьмет ли он парня на постой.

— Нет проблем, — сказал Хэнк. — Если полиция платит…

— Я надеялся, что ты не потребуешь платы за одну-единственную ночь.

— А я надеялся, что банк не потребует в этом месяце возврата кредита. Еще я надеялся, что твоя сестра откажется от алиментов. Надежда дураков питает.

— Ладно, сукин ты сын. Управление заплатит, — сказал Кентрис. — Сможешь запереть его комнату снаружи?

— Конечно, но за дополнительную плату.

— Ты просто акула, Хэнк. Молодец моя сестра, что тебя послала.