Жизнь взаймы (в сокращении)
Шрифт:
— Когда я вернулась, кое-что изменилось. По мелочи, но я все же заметила.
— Что именно? — спросил я.
— Что-то не на месте. Нескольких фотографий не было, вещи на столике лежали не в том порядке. Когда семьи больше нет, то живешь с вещами. Они — мои воспоминания. Я точно знаю, где что. Я могу, закрыв глаза, описать каждый предмет в комнате.
— Изменения произошли, когда вас не было?
Она кивнула.
— Могу привести по крайней мере пять примеров. Не знаю, что и думать. Двери были заперты, сигнализация молчала. Опять же, ничего не пропало, это не ограбление.
Я
Когда мы уходили, Элли сказала:
— Извините нас за то, что вам пришлось пройти через это.
Они обнялись. Потом Дженис, разомкнув объятия, отступила.
— Моей Джен сейчас было бы примерно столько же лет, сколько вам, — сказала она и снова обняла Элли.
Наконец мы ушли, но встречаться с кем-либо еще было уже поздно, да нам уже и не хотелось — оба мы чувствовали некоторую опустошенность после событий сегодняшнего дня.
— Нет смысла ехать в Нью-Йорк вечером, чтобы утром снова вернуться сюда, — сказал я.
Элли кивнула, соглашаясь:
— У выезда из города есть гостиница «Хэмптон».
Я тоже ее заметил. Мы поехали туда и заняли два номера, а потом спустились в ресторан поужинать.
Ни ей, ни мне не хотелось говорить о нашем расследовании; мы так долго были поглощены им, что сейчас всей душой стремились хоть на время забыть о нем. Так что мы говорили о чем угодно — о детстве, о политике, о спорте, о том, что нам нравится делать.
Я не уставал удивляться, как легко мне с Элли; кажется, она испытывала ко мне те же чувства. Может быть, нас объединяла потеря, может быть — общая цель, но мы поладили сразу — со мной такое бывало нечасто. Даже молчать с ней было хорошо.
Мы не слишком разговаривали, зато мы пили. Больше чем обычно, хотя и не допьяна. Столько, сколько нужно, чтобы стало хорошо, потому что давно уже ни ей, ни мне не было хорошо.
Мы вышли из ресторана последними, что, впрочем, не свидетельствовало о нашем декадентстве, ибо он закрывался в одиннадцать. Наши комнаты были на четвертом этаже, так что мы поднялись туда на лифте и пошли по коридору.
То, что произошло потом, вряд ли можно объяснить тем, что мы выпили, но я не слишком ясно это помню. Элли открыла дверь в свою комнату и обернулась ко мне, наверное, сказать «спокойной ночи». Я ее поцеловал — или она меня. Она втянула меня в комнату — или я ее. И уже в следующий миг мы оказались в постели.
В тот миг это было абсолютно правильно.
Я проснулся в семь утра, мучаясь вопросом, как преодолеть неловкость, но Элли блестяще решила его.
— Ричард, это случилось. Этого не изменишь. Но — вчера. А нам нужно сосредоточиться на сегодняшнем дне и на завтрашнем.
— И никакого чувства вины?
Она нежно коснулась моей щеки.
— Времени нет. Может быть, потом.
Спустившись вниз, мы позавтракали и выехали из гостиницы. У меня был список из четырех адресов клиентов Фрэнка Донована в Ардморе, и мы решили посетить всех.
Первым шел небольшой домик на окраине города — его обитатели сказали, что они купили этот дом всего три недели назад и что прежние владельцы переехали
Следующие клиенты, Рита и Дональд Черч, жили всего лишь в трех кварталах от дома миссис Райан. К нам они отнеслись так, словно к ним пришли Брэд Питт с Анджелиной Джоли; меня они воспринимали как самую настоящую звезду. Они вспомнили, что вызывали Фрэнка, когда у них протекла труба и залило подвал. Им было под семьдесят, они были на пенсии, и вряд ли их что-то связывало с убийством, решили мы с Элли.
Наша третья остановка — Ардморская центральная больница, куда Фрэнк за последние два месяца приходил трижды. Больница была больше, чем я ожидал; гораздо больше крошечного домика, куда меня отвезли в день, когда исчезла Джен. Она представляла собой три обширных двухэтажных здания с небольшой пристройкой, раскинувшиеся на немаленькой территории, обустроенной как кампус. В приемном покое нам сказали, что больница обслуживает людей, живущих в радиусе двадцати пяти миль. А также что руководит больницей доктор Харолд Гейтс. Мы попросили, чтобы он нас принял; я сказал, что я из журнала «Манхэттен».
— То-то я подумала: знакомое лицо, — сказала женщина в окошечке. — Вы ведь тот самый, да?
— Тот самый, — кивнул я.
Элли отошла ко входу, пока женщина набирала номер и тихо говорила по телефону. Наверное, объясняла Гейтсу или его помощнику, что пришел «тот самый». Буквально через три минуты нам была назначена аудиенция.
Доктор Гейтс оказался на удивление молод, не старше сорока. Вид он имел лощеный — ему бы более пристало продавать медицинское оборудование, чем использовать.
— Спасибо, что приняли нас, — сказал я.
Он улыбнулся.
— Вы в этих краях чрезвычайно популярны. Если бы я вам отказал, мои подчиненные взбунтовались бы. Так чем я могу вам помочь?
— У вас работал водопроводчик Фрэнк Донован.
На его лице не отразилось ничего.
— Вероятно, раз вы говорите.
— Недавно мистер Донован и его жена были убиты.
— Мне очень жаль. Если, как вы говорите, он здесь работал, то как его смерть связана с нашей больницей?
— Есть основание полагать, что здесь, в Ардморе, весьма вероятно, что в больнице, он увидел нечто, представляющее опасность для кого-то… Это и привело к его смерти.
— Уверяю вас, мне ничего об этом не известно.
— С кем здесь имел дело мистер Донован?
— Вероятно, с кем-то из хозяйственного отдела. Почему эти вопросы задаете мне вы, а не полиция?
— Разумеется, и полиция это сделает, — соврал я.
Элли, которая, поздоровавшись, с тех пор не произнесла ни слова, показала на флаер, который сняла с доски объявлений.
— Вы здесь испытываете новые лекарства?
Он кивнул:
— Да.
— Как это происходит?
— К нам обращаются фармацевтические компании, у которых есть новые разработки, одобренные для испытаний Управлением по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных препаратов. Мы тщательно отбираем людей, чье состояние отвечает описанию нового лекарства, и проводим испытания в соответствии с указанными спецификациями. Этот флаер предназначен для привлечения добровольцев.